Глава 4. Рукопись Цзы Цяня №4
Солодин переоделся, с трудом причесался, кое-как почистил ботинки, которые все равно остались не слишком чистыми, и вышел из комнаты.
Бай Сяоюэ во дворе не было, полосатая кошка все еще дремала на кушетке.
Выйдя за ворота, Солодин увидел Бай Сяоюэ под большой акацией. Она расчесывала шерсть красивой белой левретке.
Понимая, что от судьбы не уйдешь, Солодин решил пойти навстречу этой девчонке.
Он прошел по коридору к акации и встал там, где раньше стояла Бай Сяоюэ. Девушка разговаривала с собакой: — Цзюнь-Цзюнь, хочешь вечером свиных ребрышек?
— Как зовут эту собаку? — спросил Солодин, почесав ухо.
Бай Сяоюэ вздрогнула, подпрыгнула и, обернувшись, сердито спросила: — Почему ты ходишь так тихо?!
— А как я должен ходить? — удивился Солодин, сам не ожидая, что напугает ее.
Бай Сяоюэ отряхнула платье и серьезно сказала: — Пойдемте. — Она повела Солодина в кабинет.
— Так как зовут собаку? — спросил Солодин, следуя за ней.
— …Цзюнь-Цзюнь! — с важным видом ответила Бай Сяоюэ. — Цзюнь-Цзюнь!
— Мне показалось, ты назвала ее Дин-Дин… — Солодин подумал, что, возможно, ослышался.
— Нет, ее зовут Цзюнь-Цзюнь, — щеки Бай Сяоюэ покраснели, и она быстро зашла в комнату.
Солодин не придал этому значения, решив, что все образованные девушки немного странные.
— Садитесь, — Бай Сяоюэ указала на низкий столик рядом с собой.
Солодин подошел к столику, который едва доставал ему до колен. — Как же я сяду? Ноги девать некуда.
— На колени.
— Нет уж, — нахмурился Солодин. — У мужчины колени должны преклоняться только перед небесами и родителями.
Бай Сяоюэ надула губы. — Тогда сядьте, скрестив ноги. Как хотите, в общем. Что за капризы?!
Солодину пришлось сесть, поджав ноги. Неудобно!
Вытянул ноги — тоже неудобно!
В конце концов, поерзав немного, он устроился как на своем тигровом троне в военном лагере, поджав одну ногу и вытянув другую. Так было немного удобнее.
Бай Сяоюэ постучала линейкой по столу три раза, как бы спрашивая: — Ну что, удобно устроились?!
Солодин натянуто улыбнулся и кивнул, показывая, что готов.
— Вот ваши «четыре сокровища кабинета». Всегда берите их с собой на занятия. Это мой кабинет. Днем мы будем заниматься вместе с другими учениками в лекционном зале, я буду сидеть позади вас. А после обеда вы будете приходить сюда, и я буду учить вас этикету в течение часа, а затем еще час — другим предметам.
— Два часа? — Солодин, видимо, решил, что это слишком долго, и начал торговаться, как на рынке. — Может, поменьше?
Бай Сяоюэ ударила его линейкой. — Наставница еще не закончила говорить! Не перебивайте!
Солодин надул губы, взял кисть, повертел ее в руках, открыл тушечницу, понюхал брусок туши.
Бай Сяоюэ забрала у него тушь, налила в тушечницу воды серебряным ковшиком и, растирая тушь, сказала: — Сегодня я разотру ее для вас, а в следующий раз вы должны сделать это сами перед занятием!
Солодин следил за ее рукой, которая круговыми движениями растирала тушь, и у него закружилась голова. Внезапно его осенила идея. — Может, не нужно мне этой тушечницы? Дайте мне кувшин, я разведу в нем всю тушь, чтобы не тратить каждый день столько времени…
Не успел он договорить, как Бай Сяоюэ сердито посмотрела на него. — Растирание туши — это духовная практика!
— Выпивка тоже…
Бай Сяоюэ снова потянулась за линейкой, и Солодину пришлось замолчать. Он подпер голову рукой и стал ждать, пока она закончит.
В этот момент в коридоре послышались тихие шаги. Кто-то шел очень осторожно, но Солодин, благодаря своим навыкам, услышал это. Почесывая затылок, он бросил взгляд в сторону заднего окна и заметил, как кто-то крадется мимо.
Он не придал этому значения. Видя, что Бай Сяоюэ все еще растирает тушь, он спросил: — Долго еще? Вышиваешь, что ли?
Бай Сяоюэ очнулась и поняла, что перетерла тушь. Она добавила еще немного воды и потерла еще пару раз.
Солодин, зажав кисть во рту, язвительно спросил: — Задумались о чем-то… О возлюбленном?
Бай Сяоюэ бросила на него быстрый взгляд. — Не ваше дело! Пишите давай!
Солодин взял кисть с таким видом, словно это был меч. — А что писать?
— Хм… — Бай Сяоюэ задумалась. — Напишите что-нибудь.
— Что-нибудь… — Солодин нахмурился.
Поразмыслив с полчаса, он вдруг предложил: — Можно нарисовать?
— Конечно! — Бай Сяоюэ обрадовалась. — Вы умеете рисовать? Цветы и птицы? Рыб и насекомых? Пейзажи или красавиц?
— Давайте красавицу, — улыбнулся Солодин. — В этом я разбираюсь.
Бай Сяоюэ на мгновение замерла, а затем, немного смутившись, сказала: — Тогда рисуйте.
— Кого же нарисовать… — Солодин подумал, а затем посмотрел на Бай Сяоюэ. — Может, вас?
Щеки Бай Сяоюэ снова покраснели. — Я же не красавица.
— Ого! Барышня, не стоит быть такой скромной. Если вы не красавица, то все остальные — просто чудовища! — Солодин засучил рукава и начал рисовать. — Не двигайтесь, а то получится непохоже!
— Хорошо… — Бай Сяоюэ послушно замерла, с легкой улыбкой на губах. — Только не рисуйте меня слишком уродливой!
— Гарантирую, будет похоже, — Солодин продолжал рисовать.
Бай Сяоюэ терпеливо ждала. Вскоре Солодин отложил кисть. — Готово.
Бай Сяоюэ хотела посмотреть, но боялась. «Что этот грубиян мог нарисовать? Только бы не свинью или черепаху, а то я рассержусь».
— Смотрите, — Солодин взял рисунок и подул на него. — Довольно похоже.
Бай Сяоюэ осторожно взглянула… и замерла от удивления, бросив на Солодина изумленный взгляд.
Солодин, довольный произведенным впечатлением, спросил: — Ну как?
Бай Сяоюэ взяла рисунок. Это был простой рисунок тушью, без особых изысков, но Солодин, как ни странно, оказался талантливым художником. Портрет был очень похожим и красивым.
— Неплохо? — спросил Солодин, скрестив руки на груди. Про себя он отметил, что Бай Сяоюэ действительно очень хорошенькая: большие глаза, длинные ресницы, прямой нос… Вот только немного детская и слишком уж серьезная, совсем без женственности.
— Да… неплохо, — кивнула Бай Сяоюэ. — Способный ученик.
— Значит, испытание пройдено? — Солодин встал и размял ноги. — Ноги затекли. Если так сидеть каждый день, я скоро растолстею.
— Избавьтесь от своих «хорошо», «я», «черт возьми» и прочих словечек, — серьезно сказала Бай Сяоюэ.
— Хорошо, хорошо… — Солодин решил, что лучше соглашаться с этой девчонкой, меньше проблем.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Подождите.
Солодин, сохраняя улыбку, обернулся. — Наставница, что-то еще?
Бай Сяоюэ положила рисунок на стол. — Подпишитесь.
Солодин моргнул.
— Нужно поставить дату и место создания, а также написать, что изображено, — Бай Сяоюэ указала на пустое место на рисунке.
— На таком маленьком листке все это не поместится, — Солодин пожал плечами.
Бай Сяоюэ подняла бровь, как бы говоря: «Посмотрим, как ты будешь выкручиваться».
Солодин вздохнул. Быть под каблуком у девчонки — это унизительно. Но что поделать, приходится терпеть… Вот же наказание!
Он взял кисть и быстро написал три строчки, чем привел Бай Сяоюэ в изумление.
Видя, как она ошарашенно смотрит на него, Солодин довольно спросил: — Ну как тебе мой скорописный стиль?
Бай Сяоюэ долго молчала, а затем, подняв голову, ударила его линейкой. — Из десяти иероглифов восемь написаны неправильно! Болван! Ты испортил мой портрет!
Солодин развернулся и убежал. Он владел легкими боевыми искусствами и мгновенно исчез из виду.
Бай Сяоюэ с рисунком в руках выбежала во двор, огляделась, но Солодина нигде не было. Расстроенная, она вернулась в комнату и, убирая вещи, пробормотала: — Какой же он глупый.
В этот момент в дверь постучали.
Бай Сяоюэ обернулась и увидела на пороге Тан Синчжи.
— Шестой принц, — она встала.
— Я же просил, вне дворца зови меня Синчжи, — Тан Синчжи вошел в кабинет. — Почему ты такая бледная? Слышал, ты учишь Солодина этикету.
Бай Сяоюэ только вздохнула, вспоминая о своих мучениях. — Не спрашивай. Как об стенку горох!
Тан Синчжи улыбнулся, заметив, как Бай Сяоюэ аккуратно сложила рисунок и спрятала его в сборник стихов, который читала.
— Я пригласил старшую сестру и Юэянь на прогулку по озеру. Пойдешь с нами? У сестры новая цитра, у нее чудесный звук, — сказал Тан Синчжи.
— Нет, спасибо. Брат просил меня кое-что сделать, — Бай Сяоюэ улыбнулась и подошла к книжной полке, выбирая альбомы с рисунками известных художников. «У этого болвана Солодина есть талант, пусть поучится».
— Тогда я пойду. Не переутомляйся, — нежно сказал Тан Синчжи.
— Хорошо.
(Нет комментариев)
|
|
|
|