Глава 15. Уход

Из дома снова донесся грохот разбивающейся посуды, дедушка что-то кричал во весь голос, но Абэймэй уже не разбирала слов.

Прошло еще много времени, прежде чем мужчина наконец вышел.

На этот раз Абэймэй хорошо рассмотрела его. Она решила, что одежда, вероятно, была украдена где-то для отвода глаз, потому что он не был местным. Это был Цзин Тяньцзянь, отец Цзин Пэй.

Теперь ей стал понятен взгляд Цзин Тяньцзяня при их первой встрече. Тогда она подумала, что он удивлен ее бесстрашием, но теперь поняла: он был поражен тем, насколько ее черты лица похожи на его собственные.

Ее глаза были точь-в-точь как у него.

Она вспомнила, как Цзин Тяньцзянь успокаивал Цзин Пэй: — Она здесь хозяйка, а мы гости. Ты должна быть великодушнее.

Хозяйка. Гости.

Граница была проведена так четко. Отец, которого Абэймэй ждала с такой надеждой, не оставил ей ни малейшего шанса стать частью его будущей жизни. Больше не было надежды, не на что было рассчитывать.

Хотя Абэймэй выбрала самую толстую и устойчивую ветку, крепко держалась и сидела прямо, ей казалось, что она падает. У нее кружилась голова, все вокруг то темнело, то светлело, словно в следующую секунду она провалится в холодную, мрачную бездну.

Она инстинктивно протянула руку, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но не нашла опоры и бессильно опустила ее.

Вдруг чья-то рука протянулась сверху и нежно, тепло сжала ее ладонь.

Пробираясь сквозь густую листву, Линь Фэн осторожно выглянул, раздвинул оставшиеся ветки и медленно подсел к Абэймэй. А потом крепко обнял ее.

Ощущение падения исчезло.

Линь Фэн держал Абэймэй за руку, обнимал ее, его подбородок касался ее шеи, а ее щека — его волос.

И она заплакала.

Слезы хлынули потоком. Абэймэй не знала, когда пришел Линь Фэн, сколько он видел и слышал, но в тот момент, когда она увидела его, словно кто-то разбил стеклянную дверь. Ее натянутая, как струна, выдержка рассыпалась, оставив лишь беззащитность.

Ей просто хотелось выплакаться.

Спустя долгое время Абэймэй подняла голову с плеча Линь Фэна. Ее лицо было залито слезами, и она наконец вспомнила о салфетках, но, сколько ни шарила по карманам, ничего не нашла.

— На, — мягкий рукав протянулся к ней. Абэймэй подняла голову и увидела, как Линь Фэн подтянул одну руку к груди и предложил ей пустой рукав.

— Все равно ты уже испачкала мою одежду слезами. Пусть ваш покорный слуга сегодня немного пострадает ради твоего спокойствия.

Абэймэй присмотрелась и увидела, что плечо и грудь куртки Линь Фэна действительно промокли. Она, не церемонясь, вытерла лицо его рукавом и, всхлипывая, спросила: — Что ты здесь делаешь?

Была уже глубокая ночь, а Линь Фэн никогда не приходил к ней так поздно.

— Абэймэй, я завтра уезжаю.

Всхлипывания Абэймэй резко оборвались. Через мгновение она тихо произнесла: — О… — В ее голосе не было ни печали, ни удивления.

Линь Фэн смотрел на нее. Она успокоилась, половина лица все еще была спрятана в его рукаве, а плечи больше не дрожали. Лунный свет пробивался сквозь листву и освещал ее. Она сидела неподвижно, словно статуя.

У Линь Фэна вдруг болезненно сжалось сердце.

— Что ты будешь делать со своим отцом? Ты… пойдешь к нему? — немного помедлив, спросил он.

Абэймэй наконец подняла голову. Ее глаза и нос были покрасневшими, но взгляд — печальным и решительным. — Нет. Он не хочет меня видеть, так что какой смысл идти к нему?

Линь Фэн промолчал. На ее месте, узнав, что человек, о котором он мечтал всю жизнь, всеми силами пытается от него избавиться, он бы, наверное, швырнул деньги за содержание в лицо этому человеку и ушел, не оглядываясь. Он всегда был гордым.

Но его гордость основывалась на его исключительных способностях и поддержке бесчисленных людей, позволявших ему вести себя заносчиво. А у Абэймэй…

Линь Фэн смотрел на спокойную девочку в лунном свете. Она росла без родителей, ее презирали и обижали, но она никогда ни перед кем не притворялась. Она всегда стискивала зубы и терпела или упрямо молчала.

Свою гордость она защищала сама.