Глава 1

Глава 1

Место действия: туристический пляж у моря.

Му Сяогуа и двое её спутников занимались сёрфингом.

В самый разгар веселья внезапно налетела огромная волна. Му Сяогуа не успела среагировать и мгновенно слетела с доски.

Упав в воду, она инстинктивно начала беспорядочно махать руками и ногами, отчаянно барахтаясь.

Как и следовало ожидать, этот неверный способ самоспасения привёл к тому, что дышать ей становилось всё труднее.

Когда сознание начало угасать, она увидела, как из сверкающей водной глади к ней протянулись руки, всё ближе и ближе...

Династия Цин, девятый год правления императора Юнчжэна, окрестности столицы.

Стояла ранняя весна, повсюду пробивалась свежая зелень.

А в пустом дворе пьяницы Лао Му росло лишь одно одинокое грушевое дерево, покрытое белоснежными цветами.

Девушка в синей холщовой рубашке набирала воду из колодца под деревом.

Её хрупкое тело, казалось, вот-вот упадёт, пока она с видимым усилием тянула верёвку. Миловидное личико сморщилось от напряжения.

Яркая бабочка, как нарочно, села на соломенную верёвочку, которой была перевязана коса девушки, и замерла, словно на верёвочке распустились благоухающие цветы.

Деревянное ведро уже почти поднялось, но вдруг силы оставили девушку, руки ослабли. С криком «Ах!» она вместе с ведром рухнула в колодец.

В тот же миг бабочка вспорхнула...

Вокруг было тихо, шума бушующих волн больше не слышалось. Му Сяогуа с трудом открыла глаза и увидела протянутые к ней руки.

Му Сяогуа вскрикнула, резко села на кровати и оттолкнула женщину, которая собиралась поправить ей одеяло.

Оглядевшись, она широко раскрыла глаза от удивления. После долгого изумления она снова и снова вскрикивала.

Да, Му Сяогуа переместилась во времени.

Эта семья была бедна как церковная мышь. Даже сторожевая собака была тощей, кожа да кости.

Му Сяогуа дала ей кличку А Шуай.

Причина такого имени была в том, что собака совершенно не походила на собаку.

Целыми днями она вяло лежала у ворот, безжизненная, разительно отличаясь от собак других людей.

Что уж говорить о собаке, даже у хозяев не было ни капли бодрости духа.

Му Сяогуа оставалось лишь сетовать на свою неудачу. Другие попадали в прошлое как богатые барышни, а она стала простолюдинкой, да ещё и из нищей семьи, перебивающейся с хлеба на воду.

Самое ужасное, что семья была настолько бедна, что не могла позволить себе даже зеркало. Му Сяогуа пришлось использовать таз с водой, чтобы посмотреть на себя.

Ладно, ладно, раз уж пока вернуться нельзя, придётся смириться и жить здесь.

Но, глядя на этот нищий дом, Му Сяогуа снова глубоко вздохнула.

Забыть обо всём, просто плыть по течению.

Ведь у неё внезапно появилась болезненная мать и отец-алкоголик. Что ей ещё оставалось делать, кроме как смириться?

Буквально вчера Лао Му, чтобы добыть несколько лянов на выпивку, снова продал её в услужение в усадьбу Линь на три месяца.

Поначалу она не сопротивлялась, ведь её продавали уже много раз.

Но, услышав, что это усадьба Линь, Му Сяогуа тут же пошла на попятную и ни за что не соглашалась идти.

Она давно слышала, что старшая госпожа семьи Линь, Линь Чуньхуа, была странной особой. Ради забавы она часто заставляла слуг ползать по земле и лаять по-собачьи, а тех, кто не подчинялся, била хлыстом.

Больная мать могла лишь хмуриться и ничего не могла поделать.

Идти или не идти — решала не она.

Она лишь собирала вещи для Му Сяогуа, утирая слёзы.

Му Сяогуа сидела под грушевым деревом, рассеянно теребя кончик косы.

Внезапно ворота с грохотом распахнулись, и во двор ввалился Лао Му, бормоча ругательства.

Он был пьян, в руке держал бурдюк с вином, пошатываясь и попивая на ходу.

А Шуай, увидев его, поджал хвост и, опустив голову, спрятался в стороне.

Заметив это, Лао Му указал на собаку и разразился бранью: «Сукин сын, чего прячешься от меня!»

Сделав пару шагов, он увидел Му Сяогуа. Запрокинув голову, он допил остатки вина из бурдюка, небрежно перекинул через шею свою наполовину седую косу и сказал: «Пошли, отец отведет тебя в дом Линь».

— Не пойду, — равнодушно ответила Му Сяогуа.

— Что ты сказала?

Он тут же снял свой тканевый башмак и замахнулся на Му Сяогуа.

Му Сяогуа вскочила и ловко увернулась, подошва лишь просвистела над головой.

Он замахнулся снова, Му Сяогуа опять увернулась.

Лао Му рассвирепел: «Ах ты! Не верю я в эту чертовщину!»

Услышав шум, из дома вышла больная мать. Он тут же переключился на неё, в ярости прижал её к стене и замахнулся башмаком: «Хоть кто-то не посмеет увернуться!»

Вот так, этот приём всегда срабатывал. Му Сяогуа снова уступила: «Не бей! Я пойду!»

Ничего не поделаешь, она всегда сочувствовала слабым.

...

Мгновение спустя Лао Му, заложив руки за спину, шёл впереди, напевая под нос песенку и гордо ведя Му Сяогуа к усадьбе Линь.

— Тц-тц, опять дочку продал...

— Точно, только и делает, что дочку продаёт.

По дороге Лао Му не обращал внимания на перешёптывания и тычки пальцами.

Лишь бы было вино, остальное его не волновало.

Пройдя несколько переулков, Лао Му наконец остановился перед большими воротами.

Му Сяогуа подняла глаза на табличку над воротами, на которой были выведены два больших чёрных иероглифа: Усадьба Линь.

Му Сяогуа с узелком в руках стояла в стороне. Лао Му осторожно дважды постучал в ворота.

Вскоре ворота отворились, и на пороге появился старик с длинной трубкой во рту.

Лао Му тут же подтащил Му Сяогуа вперёд и заискивающе сказал: «Управляющий Фэн, я привёл её к вам».

Тот оглядел Му Сяогуа и указал трубкой во двор: «Заходи».

Му Сяогуа колебалась, но Лао Му втолкнул её внутрь, а сам нетерпеливо спросил: «А... когда можно будет получить месячное жалованье?»

Управляющий прикрыл створку ворот и раздражённо ответил: «Приходи через три месяца за расчётом. Если я дам тебе сейчас, а она сбежит, с кого мне спрашивать?»

— Хорошо, хорошо, будьте спокойны, она не сбежит, очень послушная.

Едва он договорил, управляющий закрыл ворота, и заискивающее выражение исчезло с лица Лао Му.

Усадьба Линь состояла из четырёх дворов и была довольно большой.

Управляющий повёл Му Сяогуа запутанными тропинками к небольшому дворику. Едва войдя, они услышали звонкий женский смех.

Не нужно было гадать — это наверняка была Линь Чуньхуа.

Пройдя дальше, они увидели у большого чана с водой во дворе девушку в светло-зелёной юбке мамьенцюнь. Она сидела на табурете с выпуклыми ножками и смеялась до слёз.

Внешность её не была выдающейся, но во всём облике сквозило высокомерие.

В волосах под углом была воткнута заколка с павлином, который, казалось, вот-вот взлетит, — пёстрая и очень заметная.

Перед ней на коленях стоял слуга с несчастным лицом и крайне неохотно лаял по-собачьи: «Гав, гав...»

— Ты что, не ел? Громче! — рядом стояла служанка с причёской «шуанъяцзи», худыми щеками и раскосыми глазами. С каменным лицом она замахнулась хлыстом и ударила.

— Гав... Гав! — удар был довольно сильным, и слуга залаял громче.

Му Сяогуа застыла на месте, не веря своим глазам.

Старшая госпожа Линь действительно превзошла все слухи.

Управляющий же, как ни в чём не бывало, подошёл к Линь Чуньхуа и что-то тихо сказал.

Услышав его, Линь Чуньхуа резко перестала смеяться и посмотрела в ту сторону, куда указывал управляющий.

— Подойди скорее, — поманил управляющий Му Сяогуа.

Му Сяогуа подошла. Линь Чуньхуа, беря пальцами корм для рыб из сосуда и бросая его в чан нескольким разноцветным карпам кои, искоса разглядывала Му Сяогуа своими миндалевидными глазами. Затем она холодно бросила: «Выдержишь ли ты мучения?»

Сказав это, она высыпала в воду всю банку корма.

Му Сяогуа невольно ахнула и притворилась непонимающей: «Я пришла работать».

При этих словах Линь Чуньхуа быстро вскинула изящные брови и с интересом уставилась на неё.

Помолчав немного, она равнодушно приказала: «Синжэнь, уведи её и обучи правилам».

— Да, госпожа, — ответила служанка по имени Синжэнь и, подойдя, повела Му Сяогуа прочь.

Му Сяогуа не питала к ней симпатии после того, как увидела, как та размахивала хлыстом. Даже в яркой одежде она не казалась приятной.

Едва они вышли через лунные ворота, как им навстречу быстрым шагом пошёл мужчина в парчовой одежде.

Это был Линь Цюши, сын господина Линь от наложницы.

Он был высокого роста, с улыбкой походил на смазливого юношу-актёра, но без улыбки выглядел сурово.

— Старший молодой господин, — Синжэнь поспешно поклонилась.

— Мгм, — Линь Цюши коротко ответил. Взглянув на Му Сяогуа, он на мгновение замер, но тут же пришёл в себя и поспешил во двор.

Слуга, увидев Линь Цюши, словно ухватился за спасительную соломинку и тут же со слезами в голосе сказал: «Старший молодой господин, я так вас ждал...»

— Уходи.

Подобные сцены повторялись каждые несколько дней, и Линь Цюши давно к ним привык.

Каждый раз, когда он становился свидетелем такого, он заступался за слуг, и этот раз не стал исключением.

Услышав это, слуга вскочил и убежал.

Линь Чуньхуа, явно не успевшая насладиться зрелищем, мгновенно помрачнела и крайне раздражённо сказала: «Хватит тут изображать из себя святошу! Весь в свою мать...»

Она и так недолюбливала этого сводного брата и каждый раз, видя его, презрительно фыркала.

Линь Цюши же с улыбкой на губах неторопливо ответил: «В ювелирной лавке на рынке появились новые украшения из ворса — жунхуа. У ворот уже ждёт экипаж. Если старшая сестра свободна, почему бы не съездить посмотреть?»

— Эти украшения мне и так приносят старые служанки. Я всегда выбираю из того, что передо мной, не нужно мне твоё показное усердие, — Линь Чуньхуа не оценила его любезности, презрительно взглянула на него и ушла в дом.

Линь Цюши по-прежнему улыбался.

Не то чтобы у него не было характера, просто его мать была служанкой-наложницей, поэтому на презрение старшей сестры он всегда отвечал улыбкой.