Глава 5. Обещание (Часть 1)

В эту осень братья Мейдроса стали навещать Химринг особенно часто. Каждый раз они появлялись внезапно и так же быстро исчезали, не находя времени поиграть со мной. Даже я замечал, что они приходили с надеждой, а уходили разочарованными. Только я не понимал, чего они ждут.

Сегодня, как обычно, я тайком проскользнул обратно в крепость после тренировки. Проходя по коридору, я услышал громкие голоса, доносившиеся из кабинета Мейдроса.

— Какое право имеют воры Дориата красоваться награбленным?! — гремел Келегорм. — Подлые трусы! Думают, мы умерли? Не верю, что в глубине души они не проклинают нас!

Его голос был хриплым, словно он кричал уже давно.

— Даже если мы не можем вернуть Сильмариллы, мы хотя бы можем вернуть себе припасы. Зима в Химринге сурова, — вставил Куруфин.

Я прижался к стене кабинета, стараясь услышать больше.

Келегорм продолжал сыпать проклятиями, но звонкий смех Маглора перекрыл их:

— В прошлый раз, когда сыновья Феанора использовали подобную формулировку, речь шла о том, что даже если мы не можем победить врага, мы должны без колебаний атаковать. Если мы не можем обрести счастье, то хотя бы найдём свободу.

— Заткнись, Макалаурэ! — ядовито прошипел Келегорм. — В прошлый раз, когда сыновья Феанора использовали подобную формулировку, ты рыдал, что если не сможешь спасти старшего брата, то хотя бы заберёшь его тело. Хорошо играешь на арфе, ничего не скажешь, но Финдекано по крайней мере делал то, что говорил.

— Третий брат! — услышал я встревоженные голоса Амрода и Амраса.

— Да, Тиеко. Тогда ты мне действительно помог, — голос Маглора сочился ядом. — Мой некоронованный король. Если бы Фелагунд знал, что ты провернул такой трюк у озера Митрим, он вряд ли принял бы тебя в Нарготронд.

— Это лишь твои домыслы, Кано. Может, он остановил меня, потому что боялся потерять ещё одного брата? У меня тогда остался только ты, — усмехнулся Келегорм.

— Я думал, Курво — твой единственный брат. Хотя он, пожалуй, и тебя назовёт третьим братом. — Этот тихий голос я узнал сразу. Даже сквозь стену я чувствовал, как пылает чёрный огонь Карантира.

Последовала короткая пауза, а затем раздался спокойный голос Куруфина:

— Я не против твоих слов, Морьо. Если бы ты хоть немного разбирался в людях, Пятая Битва не закончилась бы так. Зачем мне обращать внимание на пустые домыслы?

Молчание. Долгое молчание.

Я так и не услышал голоса Мейдроса. Я начал молиться, чтобы его не было в этой комнате, чтобы он не слышал ни слова из того, что говорили его братья. Я думал, что его действительно там нет, иначе почему они говорят о нём так, словно его не существует, превращая момент, когда он был на грани смерти, в оружие друг против друга? Почему они смеются над слезами Маглора? Что с ними случилось? Я не понимал, о чём они говорят. Но разве, прощаясь, каждый из них не обнимал меня, не играл со мной? Почему они так разговаривают?

Но мои молитвы не были услышаны. Голос Мейдроса донёсся сквозь стену. Он был здесь.

— Братья мои, куда вас занесло? — Его голос был ровным и спокойным. — Вопрос в том, сколько воинов у вас осталось? Почему бы не поговорить об этом?

— Мейдрос… — голос Маглора звучал почти умоляюще.

— Мы пойдём на Дориат, Кано. Если не погибнем в Менегроте, то перебьём друг друга здесь. Рано или поздно. Так почему бы не пойти? — Я услышал, как Мейдрос тихонько засмеялся, и слёзы брызнули из моих глаз. — Я знаю, что Белег и Маблунг помогали Финроду на западном фронте.

— Но они оба мертвы, — добавил он.

Я не мог больше этого слушать. Тревога не давала мне стоять на месте. Уходя, я услышал, как Келегорм воодушевлённо рассказывал Мейдросу о своих войсках и новой тактике, а Мейдрос коротко отвечал.

Мне казалось, что я пробыл в своей комнате очень долго. Но когда я спустился и вернулся к кабинету Мейдроса, то увидел, что он всё ещё сидит там один, ничего не делая. Я подошёл к нему и спросил, что случилось. Он, как обычно, посадил меня к себе на колени, но ничего не сказал.

На его столе я снова увидел письмо с надписью «Дориат». Края были немного потёртыми, но красная печать с восьмиконечной звездой оставалась нетронутой. Я понял, что письмо вернулось обратно, как и моё письмо к Илуватару.

Я обнял его, пытаясь сказать, что всё будет хорошо. Но он не хотел ничего слышать.

Мы просто сидели, обнявшись.

— Пятая Битва — не вина Карантира, — наконец произнёс он, словно обращаясь к пустоте. — Это я поручил ему вести переговоры о союзе с людьми. И я одобрил, что выходцы с Востока присоединились к его войску. Почему они не могут честно сказать, что это моя вина?

Он говорил не со мной и не ждал ответа.

— Это не твоя вина, не твоя, — повторял я снова и снова, совершенно не понимая, о чём он говорит. Каждая клеточка моего тела требовала, чтобы я это говорил, пока я не начал всхлипывать, пока он не посмотрел на меня.

— Прости меня, малыш, — он поцеловал мои слёзы, но из его собственных глаз покатились другие. — Что я с тобой делаю…

Я уткнулся лицом в его грудь, пытаясь заглушить свои рыдания в складках его одежды, сделать их тише, терпимее.

— Не оставляй меня, — вырвалось у меня.

Но он не ответил. Я поднял голову и увидел, как он смотрит на меня с печалью. Я узнал этот взгляд. Он говорил: «Я не хочу тебя обманывать».

— Тогда возьми меня с собой.

Как сильно я хотел это сказать, так же сильно я понимал, что он не согласится.

Несколько дней подряд мне снились кошмары. Мне снился Мейдрос, стоящий спиной ко мне, лицом к огню. Его рыжие кудри струились по полу. Он шёл к огню, всё ближе и ближе, и край его плаща почти касался пламени. Я бежал к нему, но расстояние между нами не сокращалось. Я протягивал руку, но касался только горячего воздуха. Я кричал изо всех сил: «Мейдрос! Мейдрос!»

Наконец он обернулся, но смотрел не на меня.

— Ты меня не видишь? — дрожа, я махал руками.

— Не вижу, — ответил он. — Я больше тебя не увижу, дитя моё. Я оставил свои глаза тебе. В огне есть другой свет, там глаза больше не нужны.

— Нет… нет… — Я был готов отдать свои глаза, лишь бы Мейдрос не шёл в огонь.

И тут пламя внезапно погасло. Я увидел, что длинные волосы Мейдроса стали совершенно белыми. Их рыжий цвет был всего лишь отблеском огня, а то, что тянулось по полу, было не краем плаща, а растекающейся кровью. Теперь и я стоял в луже крови.

— Ты истекаешь кровью! — Я разорвал свой рукав, чтобы перевязать ему рану.

Но он покачал головой:

— Это не моя кровь.

Я посмотрел вниз и увидел, как на моей груди расплывается большое красное пятно. Кровь текла ручьём, к ногам Мейдроса, туда, где только что горел огонь.

— Это твоё сердце разбилось.