Глава 7: 61-70

61

Радость Дазая Осаму длилась долго.

Его обычное состояние «скучно, хочу умереть, дайте-ка посмотрю, какой подчинённый сегодня попадётся под горячую руку» настолько въелось в сознание окружающих, что внезапное улучшение его настроения в последнее время всех сильно дезориентировало.

По логике вещей, хорошее настроение начальника — это великое благо.

Стандартное развитие событий в такой ситуации — начальник становится приветливым, доброжелательным и внимательным к подчинённым.

Однако твой сумасшедший начальник — не обычный человек. Все безумства, которые он творил, он продолжал творить, и это совершенно не зависело от его настроения.

62

Что ещё хуже, раньше его подчинённые могли хоть как-то угадывать его намерения по выражению лица, чтобы морально подготовиться. Пусть даже у Кадра Дазая, этого непредсказуемого психа, лицевые нервы работали хаотично, и он мог в одну секунду смеяться, а в следующую — стрелять, но, судя по лицу, раз или два из десяти всё же удавалось угадать.

Теперь же он всё делал с улыбкой, и понять что-либо стало невозможно. Это привело к тому, что твои коллеги стали бояться его ещё больше. Они наперебой обращались к тебе, пытаясь выяснить, нет ли у тебя каких-либо догадок на этот счёт, и не можешь ли ты что-нибудь придумать, чтобы он поскорее вернулся в своё обычное состояние.

Ты опешила от таких вопросов:

— Не надо, пользуясь моим бессмертием, толкать меня на амбразуру! Я с ним несколько месяцев словом не обмолвилась, позавчера был первый раз за долгое время. Откуда мне что-то знать?

Коллеги были убиты горем:

— Но он стал таким именно после того, как ты с ним поговорила! Разве это не доказывает, что ключ к разгадке — именно ты?!

Логика была неоспорима!

Ты закрыла лицо руками:

— …Есть резон. Я пойду спрошу.

Сделав пару шагов, ты обернулась и серьёзно напутствовала:

— Если я не вернусь, не забывайте по праздникам сжигать для меня несколько коробок с игровыми картриджами. Спасибо, спасибо.

63

Дазай Осаму ожидал твоего прихода.

Увидев, как ты открываешь дверь, он радостно пригласил тебя сесть за стол.

Как и в тот день, на его лице сияла улыбка, настолько лучезарная, что не вязалась с образом Дазая из Тёмной Эпохи.

Никогда не удостаивавшаяся такого приёма от начальника, ты порядком оробела.

Теперь ты понимала, почему коллеги так перепугались.

Такое обхождение со стороны Дазая Осаму действительно пугало.

Как бы это сказать… было ощущение последнего ужина перед казнью.

64

Кружку, которую ты ему купила, он до сих пор не выбросил. Она всё ещё стояла на его рабочем столе, наполненная больше чем наполовину ледяным кофе.

Твой начальник отпил глоток и неторопливо начал:

— Я тут кое о чём думал. Мисс ведь «знает» меня, причём в таких подробностях, что в курсе даже таких мелочей, как то, что я не люблю острое и какой кофе предпочитаю. Однако при первой встрече ты опознала меня не по внешности, а по характерным чертам.

— Должно быть, ты слышала лишь текстовое или устное описание. Но кто мог тебе это рассказать? Даже если бы удалось выудить у кого-то пару слов, людей, знающих меня настолько подробно, можно пересчитать по пальцам, и у них нет причин делиться этим с тобой. Тем более, обычная иностранная старшеклассница не имеет никаких связей в Йокогаме.

Он поднял глаза:

— Так откуда же у тебя эта информация?

65

Услышав это, ты примерно догадалась, о чём пойдёт разговор.

Ты инстинктивно подалась назад, радуясь, что он усадил тебя.

Если бы ты слушала это стоя, то, возможно, захотела бы развернуться и убежать.

Персонаж, стоящий по ту сторону невидимой стены, так называемой четвёртой стены, смотрел не на кого-то из действующих лиц пьесы, а прямо на тебя, зрителя в зале.

Он легонько постучал пальцами по столу и с улыбкой сказал:

— Вчера я наконец убедился.

— Мисс, ты ведь читала обо мне? О человеке по имени Дазай Осаму, обладателе способности «Исповедь Неполноценного Человека». Ты узнала обо мне из какой-то книги, верно? А причина, по которой я так тебе запомнился, заключается в том, что…

66

Хотя ты и знала, что он умён и наверняка заподозрит неладное в твоём происхождении… ты не ожидала, что он додумается до такого.

Ты не знала, какое выражение сейчас было на твоём лице.

Но, увидев твою реакцию, его улыбка стала шире.

Демоническое, заразительное безумие переполняло его карие глаза.

— Я наверняка… в какой-то момент в будущем успешно покончил с собой! Тогда все улики сходятся! Ты не сердишься, даже если я делаю что-то ужасное, потому что знаешь, что я — смертник. Узнав, что кто-то из твоего окружения однажды умрёт, даже если это такой злобный, одержимый смертью человек, как я, мисс не сможет остаться в стороне и не спасти. Ах, какая доброта…

67

— Стой! Погоди, погоди, — ты слушала и понимала, что что-то не так, и с крайним удивлением перебила его. — Кто сказал, что ты умер?

Как так получилось? Все рассуждения верны, но вывод внезапно оказался совершенно неправильным?

Дазай Осаму, что с тобой не так, Дазай Осаму?

Он ошеломлённо указал на себя:

— Я не умер?

Ты безжалостно разрушила его иллюзии:

— Нет, постоянно совершаешь неудачные попытки самоубийства. Живёшь себе припеваючи.

68

Дазай Осаму сдулся, как проколотый воздушный шарик, и, надув щёки, уткнулся лицом в стол.

— Если я не умер, то почему ты захотела протянуть мне руку? Твоё желание, — пробормотал он, — то желание, пойманное твоей способностью, оно ведь было обо мне? Ты хотела спасти меня, хотела, чтобы моя радость длилась, поэтому пригласила меня поесть, пообещала, что мы сможем и потом вместе гулять, и даже хитро сказала: «Если тебе будет приятно так это называть, то можно и свиданием считать». Что это такое? Это так нежно, словно уход за умирающим…

Он усмехнулся про себя:

— Или ты собираешься исправить даже моё отвращение к жизни? Не трать силы зря, мисс, я безнадёжен. Даже ты не сможешь спасти меня, нелюбимого «правильностью». Того, ради чего стоило бы продлевать эту унылую жизнь и отчаянно искать, не существует нигде в этом мире.

69

Не стоило говорить.

А если и говорить, то следовало быть тактичнее.

Ты не была его доверенным другом, лишь подчинённой, случайным прохожим.

Тебе не следовало указывать другим, как им жить.

Но были слова, которые, если не сказать сейчас, потом уже никогда не будет возможности произнести.

Подумав так, ты услышала, как у тебя вырвалось:

— Ты не можешь найти эту причину не потому, что у тебя нет желаний, а потому, что ты боишься. Потому что ты, Дазай Осаму, — трусишка, который боится даже счастья, боится пораниться, прикасаясь к хлопку.

Дазай Осаму опешил от твоего внезапного выпада и недоверчиво посмотрел на тебя.

— «Всё, что считаешь важным и не хочешь терять, обязательно будет потеряно» — так ты говорил в оригинале. Возможно, это правда. Твой ум острее моего, ты видишь всё яснее других, возможно, это действительно так.

— Для такого недалёкого человека, как я, даже если меня ранят, боль пройдёт за день. А для человека с чувствительной душой рана от потери, возможно, будет кровоточить без остановки. Ты — из последних, поэтому ты просто избегаешь возможности быть раненым, и, возможно, это действительно правильный подход…

70

— Но я не покину тебя. Ты знаешь, я бессмертна. Говорить так немного самонадеянно, но, — ты глубоко вздохнула, — если ты не знаешь, ради чего жить, то положись на меня. Ради меня… постарайся жить.