Глава 12

Хочу заявить: на самом деле я хороший парень. Хотя, возможно, я немного рано повзрослел и мои мысли не всегда чисты, в целом я все же хороший. С тех пор как пошел в школу, я ни разу не трогал одноклассниц.

Помню, в четвертом классе начальной школы мы с одним приятелем, с которым дружили еще с детского сада, болтали о всякой всячине. Разговор зашел о том, какие девочки нам нравятся. Он многозначительно посмотрел на меня и сказал, что ему нравится староста их класса (мы учились в разных классах). Я спросил, почему, ведь, на мой взгляд, она была совсем некрасивая, к тому же с опухшими глазами.

— Кто сказал, что она некрасивая? — ответил он. — У нее такие хорошие оценки! Она самая красивая в нашем классе.

Я чуть не сказал: «Да иди ты!», но сдержался. Мне показалось, что это будет невежливо, ведь он мой друг, да и его симпатия к этой девочке с опухшими глазами казалась мне благородной. Не то что я: мне нравилась староста нашего класса по культурно-массовой работе — красивая, хорошо одевается, только вот оценки у нее так себе. Я вдруг почувствовал себя каким-то отсталым, поэтому, когда он спросил, кто нравится мне, я не хотел отвечать.

— Нет, ты должен сказать! Я же тебе сказал! — заявил он с напускной серьезностью.

— Ладно, — согласился я. — Но ты обещай, что не будешь смеяться!

— Не буду. Говори уже, — сказал он.

— Мне нравится Лоу Лин, — прошептал я.

— Что? Она тебе нравится? — изумился этот парень.

Я кивнул.

— Она, конечно, красивая, — сказал он, — но не такая, как староста нашего класса.

Я много раз про себя обругал его, но все же не стал спорить.

Я был уверен, что Лоу Лин самая красивая, и эта мысль не покидала меня до самого окончания начальной школы. Но я так и не признался ей в своих чувствах, хотя мы все время сидели за одной партой, и она часто защищала меня от других мальчишек.

После окончания начальной школы я, не колеблясь, расстался с Лоу Лин. Она так и не узнала о моей симпатии, поэтому у меня не было возможности подержать ее за руку или как-то еще прикоснуться к ней.

Поэтому, когда Цао Нань сунула свою руку в мою, я сначала сопротивлялся, потом запаниковал, а потом смирился и… отреагировал. В результате я весь покрылся потом.

Рука Цао Нань в моей потной ладони медленно разжалась, и наши пальцы переплелись. В моей груди бушевали волны, кровь кипела. Я ругал про себя слишком длинный фильм и одновременно радовался, что надел сегодня армейские штаны. А еще думал, какая у нее мягкая рука, словно кусочек упругого теста.

Я вдруг вспомнил вопрос Цзэн Вэя, и мое волнение усилилось.

— Обними меня, — прошептала Цао Нань мне на ухо.

Я посмотрел на нее. В темноте она глазами показала, чтобы я обнял ее за талию. Я напрягся, кровь бросилась в голову. Я решительно покачал головой и сделал вид, что смотрю фильм. Она не стала настаивать, только прижалась ко мне сильнее, и я всей рукой ощутил то, о чем так хотел знать Цзэн Вэй. Грудь моя вздымалась, а про себя я ругал Цао Нань: «Вот же… Хочет сделать из меня насильника! Ни за что!»

Когда мы вернулись в школу, уже почти наступил ужин. Мы с Цао Нань расстались у школьных ворот — совершенно нормально расстались. Как только мы вышли из видеосалона, она тут же отпустила мою руку, и я почувствовал, как мои ладони стали холодными.

Вернувшись в спальню за миской, я столкнулся с Цзэн Вэем.

— Староста, ты где пропадал?! Твой отец приходил! — крикнул он.

— Где он? — испугался я.

— Ушел! — ответил он. — Тебя долго не было, он оставил деньги на расходы у Ли Сюй-Сюя и ушел. Сказал, чтобы ты забрал их у него.

Я с облегчением вздохнул, взял миску и пошел в столовую. Решил сначала поесть, а потом уже идти к Ли Сюй-Сюю. Я умирал с голоду и чувствовал себя совершенно измотанным.