Глава 22: Стимул.

Стук

Тишину наполнял тихий стук. Даже тяжелое дыхание Леонардо приглушалось всякий раз, когда возникало это тихое постукивание. Элис чувствовала это. Их Старшая сестра, Марион Де Вритара, смотрела на них, и между ее бровями залегла складка. 

"Леонардо де Вритара".

Голос был исполнен достоинства, но холоден, в каждом слоге слышались нотки разочарования и досады. Он стиснул зубы. Элис почти слышала это, стоя рядом с ним.

"Ты Вритара. Ты несешь на своих плечах гордость и достоинство самой благородной семьи империи Эрхарт. Так почему же ты так повышаешь голос и кричишь, как капризный ребенок? Почему ты устраиваешь истерику у всех на виду?"

Тихое постукивание продолжалось, пока голос наседал на Леонардо. Это был типичный выговор. Вообще Элис много раз слышала подобные вещи, когда кто-то из ее старших братьев перегибал палку и ее принуждали при этом присутствовать как свидетельницу.

Так почему? Почему на этот раз это звучало так раздражающе? Почему слова, которые она так часто слышала, оставляли такой тяжелый осадок?

"Разве ты не знаешь, как решать проблемы без шума и пыли? О твоем гневе должна знать вся округа, чтобы ты мог считать его каким-то значительным и весомым?"

Ах. Услышав, как ее сестра опять ругает Леонардо, она все поняла. Марион разозлилась на Леонардо, только потому как он поднял столько шума, что даже слуги могли это слышать. Скоро пойдет слава о Вритаре, который не может контролировать свои эмоции даже в собственных стенах. Это позор на их голову, поэтому Марион разозлилась. И поэтому она ругалась на Леонардо.

Но даже при всей ее брани и ворчаниях было что-то еще. Ни единого слова не было сказано о слуге, которого он избил. Она не проронила ни звука о парне, который истекал кровью, потому что решился усмирить гнев Леонардо.

И именно это оставляло такой тяжелый осадок. Элис злилась на то, что Габриэля истязали, но Марион даже ни разу не упомянула об этом. Нет, возможно, она этого даже не осознавала.

"Возвращайся в свои покои. Я прикажу слугам искать твое ожерелье и сообщу, когда оно найдется. Так что просто веди себя тихо и больше не мути воду. Возможно, нам все же удастся замять это дело, если какое-то время мы не дадим этому вопросу всплывать".

Элис не могла этого видеть, но Марион, вероятно, пренебрежительно махала рукой. У нее была привычка, быстро махать рукой, когда она была раздражена, чтобы все проблемы ушли. Леонардо цокнул языком, но все же ушел, топая по коридору и кипя от злости.

"Хм? Не уходишь?"

Взгляд Марион упал на Элис, которая осталась на месте. Она знала. Как она могла не знать: это был не первый раз, когда ей позволяли удалиться, не обратившись к ней. Подразумевалось, что она должна была уйти с Леонардо; так всегда было. Но она не двинулась с места. Ее руки сжались в кулаки, а ноги словно приросли к земле. Она не могла пошевелиться, да и не хотела.

"Старшая сестра..." – выдавила она, сжав волю в кулак. Сколько раз она была здесь и не могла вымолвить ни слова? Сколько раз она стояла перед своими братьями и сестрой, не в силах ни поднять головы, ни повысить голос? Но теперь, когда она действительно открыла рот, теперь, когда ей было, о чем поговорить, оказалось, слова вылетают так легко, что она не могла понять, почему так долго молчала.

"Старший брат Леонардо истязал моего рыцаря. Он наносил Габриэлю удары до тех пор, пока не потекла кровь. Избивать рыцаря без причины, вне дуэли, запрещено. Я хочу, чтобы он был наказан".

Габриэль помог ей немного изучить как этикет, так и историю. Благодаря ему она знала об этой империи и мире больше, чем когда-либо прежде. Рыцарей, несмотря на их род занятий, защищали довольно хорошо. В конце концов они часто были лицом семьи.

За это не выносили смертный приговор, но избивать чужого рыцаря без причины, особенно рыцаря, который не оказывал сопротивления, было запрещено первым императором и, таким образом, подлежало наказанию. В этом случае, вероятно, за это полагался бы просто какой-нибудь домашний арест, но все же это было наказание, и это было лучшее, что она сейчас могла бы сделать для Габриэля.

"Этому не бывать".

Но, к сожалению, Марион почти сразу прекратила разговор. Теперь это стало невыносимо для Элис, и ее голова поднялась сама собой.

"Но почему?!"

Марион сидела за своим столом. Завитые волосы свисали чуть ниже плеч. Такие же темно-синие волосы и золотистые глаза, как и у остальных членов семьи Вритара. В этом доме только Элис была другой. Только на ней лежала печать греха. Она знала это. Ей это постоянно говорили.

Но все же… Не должна ли ее Старшая сестра хотя бы смотреть на нее, когда они разговаривают? Почему она с головой погрузилась в документы? Она разрушила надежды Элис, но при этом даже не потрудилась поднять голову, чтобы посмотреть на нее, когда произносила эти слова?

"Потому что он не рыцарь. Как ни крути, он даже не слуга, и уж тем более не рыцарь. С ним не заключено соглашение, он не получает зарплату, и у него нет документов, которые хотя бы подтверждали, что он живет. При таких обстоятельствах его надо считать рабом. Избиение или даже убийство раба по закону не является правонарушением. Так что я не могу наказать Леонардо."

Тяжелый осадок осел на душе Элис. Как она могла такое сказать? Этот парень заслонил ее грудью и принял побои за нее. Его кровь даже забрызгала ей лицо. Он был первым, кто отпраздновал с ней ее день рождения, первым, кто потрудился обучить ее чему-то, первым, кто дал ей почувствовать, что она чего-то да стоит. Он был первым, кто не бросил ее.

"Ах..."

Подумав об этом, Элис поняла это. Он был первым. Всегда, во всем, он был для нее первым, и он всегда был рядом. Счастливые воспоминания, которые ты должен был бы разделять со своей семьей, безмятежные и веселые моменты, которые ты должен был бы разделять с друзьями. У других людей такие воспоминания охватывали все их детство, но для нее эти воспоминания ограничивались периодом чуть больше недели.

То, что у нее должно было быть, то, чего она заслуживала – только он делился этим с ней, давал это ей. Братья, которые должны были защищать ее, сестра, которая должна была открывать для нее мир, отец, который должен был дарить ей улыбки – всего этого у нее не было. Все это она получала у него. Он был единственным, кто потрудился дать ей это.

"Ах..."

У нее ныло в груди. Ее дыхание было как клей, который пытался вырваться из легких. Ее глаза и горло как будто горели.

Габриэль многому научил ее за то время, что они провели вместе. Магия, история, этикет, манеры, мораль, математика, литература. Он всегда находил, чему научить ее, будь то что-то важное или что-то второстепенное. Но теперь она осознала то, чему он научил ее, даже не открывая книгу.

Ей было грустно. Семья, которая не заботилась о ней, дом, который не приветствовал ее. Каждый день, проведенный там, был болезненным, теперь она это знала. Она все это время была одинока, и теперь, наконец, поняла это, глядя на Старшую сестру, которая даже не потрудилась ответить ей взглядом.

Но… Но все это было в прошлом. Когда-то ей было грустно, ей было одиноко, это было больно. Но больше такого не будет. Теперь был кто-то, кто не даст ей грустить. Кто-то, кто не оставит ее одну. Кто-то, кто не причинит ей боли. И из-за этого, будь то сейчас или в будущем, она оставит все эти мрачные вещи в прошлом.

"Все еще здесь? Я уже сказала, что не могу наказать Леонардо, так что ты еще хочешь?"

Марион все еще не поднимала головы. Нахмурив брови, она читала все подряд документы, которые держала в руках. Элис задавалась вопросом, как она выглядела в их глазах в прошлом. Та, что стоит здесь сейчас, и та, что стояла здесь месяц назад. Смогут ли они заметить разницу? Она не знала, и часть ее шептала, что ей все равно. Им никогда не было до нее дела, так какое сейчас ей дело до них? Тут никогда не будет взаимности и просто будет пустой тратой времени.

"Хочу..."

Это слово вертелось у ее на языке и засело в голове. Хочет. Желает. Существовали ли вообще эти слова для нее в прошлом? Она смирилась со своим положением. Она знала, что просто такова ее жизнь. Когда ты смиряешься с чем-то подобным, как ты вообще можешь хотеть чего-то другого?

Но сейчас… Теперь она чувствовала, что у нее есть что-то, что может заставить ее желать, причина хотеть.

"Я хочу, чтобы он... Я хочу, чтобы Габриэль... Я хочу, чтобы его признали рыцарем, МОИМ рыцарем. Не только семья, но и вся империя. Я хочу наказать Старше… Леонардо за то, что причинил ему боль. Я хочу наказать Фрэнсиса за все зло, что он причинил мне за все эти годы. Я хочу возглавить семью Вритара. Я хочу научиться у Леонардо большему. Я хочу, чтобы он был со мной, и наверстывать упущенное за все то время, когда никого рядом не было".

Теперь слова лились так легко. Каждое произнесенное ею слово рождало новое. То, что она годами держала в себе, она либо выбрасывала из своей жизни, либо высказывала. Тусклый и смущенный дух в ее сердце и груди наконец-то просветлел. Она, наконец, говорила правду и при этом открывала правду для себя.

"Хе-хе, Марион, похоже, я довольно ненасытная".

Рыцарь. Она произнесла это с такой легкостью, но стать рыцарем было трудно. Во всей этой империи было всего семь человек, которые могли присвоить кому-то титул рыцаря. Император, три герцога, глава восточной семьи, наследная принцесса и капитан Королевской гвардии. Убедить кого-либо из них присвоить Габриэлю титул рыцаря было бы чрезвычайно сложно, особенно сейчас.

Но она сделает это. Он научил ее многому, и среди всего этого были его принципы. Номер два и три были теми, о которых она особенно старалась помнить, и они, безусловно, были актуальны сейчас. Он принадлежал ей, поэтому она никогда не позволила бы никому другому забрать его. Она хотела, чтобы он стал ее рыцарем, и она сделает все возможное, чтобы воплотить это в жизнь.

Она внезапно не смогла удержаться от улыбки. Ах, какой обновленной она вдруг себя почувствовала. Она приложила руку к груди и почувствовала это.

Бум

Ее сердце билось. А оно всегда билось? Раньше как будто не было. Но теперь она чувствовала это так отчетливо. Оно билось. Она была жива. И, как он, наконец, научил ее, она знала себе цену, она заслуживала того, чтобы жить.

"Прощай, Марион, теперь я удалюсь в свои покои".

Она подобрала подол своего простого платья и вежливо поклонилась. Развернувшись на каблуках, она с улыбкой покинула кабинет. Только когда она уходила, только после того, как она высказала все свои желания, Марион, наконец, подняла голову и посмотрела на нее. Но теперь все, что она увидела, это ее спину.