Пир

Пир

У меня есть тётя, молодая и красивая. Когда я еще училась в начальной школе, она уже была выпускницей и готовилась к поступлению в университет.

В нашей деревне наша семья считалась довольно обеспеченной. Родители, дяди и тёти имели высшее образование, а мои родители, будучи учителями, во многом придерживались прогрессивных и либеральных взглядов.

Но в других семьях все еще были сильны патриархальные традиции, люди были грубыми и невежественными, с типичным для сельской местности мышлением.

У меня остались не самые приятные воспоминания о дяде. Я помню только, что он любил курить, пить, играть в маджонг и устраивать пиры, хотя и не был особо богат.

Однажды в начальной школе, когда мы пришли к нему на пир, я увидела на глиняной стене сарая для дров множество написанных мелом мотивирующих надписей, вроде «Успехов на экзаменах!»

— Тётя такая целеустремленная! — с восхищением пробормотала я.

Для Юй Люцин поход на пир в чужой дом означал всего лишь поесть и поделать уроки в другом месте. Только на этот раз уроки делали не только мы, но и тётя, которая готовилась к поступлению.

Я видела, как сосредоточенно тётя писала. Ее тетради были исписаны чернилами. Она сидела под тусклой лампой, грызла кончик ручки и о чем-то напряженно думала.

Мы занимались каждая своим делом, не мешая друг другу, и так провели весь день, погруженные в учебу.

Прошло несколько лет, и мы снова увидели тётю.

Но на этот раз дом дяди снесли, и семья переехала в социальное жильё.

Жильё было хорошим, и дядя получил за снос большую сумму денег, что позволило ему продолжить свою расточительную жизнь.

Тётя была ярко накрашена и модно одета.

Я слышала, что она не очень хорошо сдала экзамены и теперь учится в техникуме, где осваивает профессию, встречается с парнями, красится и наряжается.

Следующая наша встреча снова была на пиру.

Я уже училась в средней школе, а тётя выходила замуж.

Когда мы пришли, повсюду звучала музыка и веселый шум. Юй Люцин держала меня за руку, чтобы я не потерялась в толпе.

Я мельком увидела, как родственники невесты по традиции всячески испытывали жениха, а тётя радостно улыбалась.

В старшей школе мы встретили ее, когда ходили по домам с бабушкой.

Она была одета в простую одежду, в фартуке, и безропотно готовила нам еду.

Я встала, чтобы самой положить себе рис, но дядя остановил меня.

— Не нужно, пусть она положит.

Ребенок тёти плакал, и она, ловко управляясь со всеми делами, быстро закончила с готовкой и пошла успокаивать малыша. Муж тёти подливал дедушке вино.

— Вы еще планируете детей? — спросил дедушка.

— Конечно, — ответил он. — Мы ждем второго.

Я смотрела, как тётя, ставшая опытной домохозяйкой, хлопочет по дому, и от нахлынувшей грусти схватила Юй Люцин за руку.

Юй Люцин не отняла руку, а лишь вопросительно посмотрела на меня. Я ничего не сказала.

Что я могла сказать?

Сказать: «Смотри, все амбициозные планы тёти канули в лету вместе со сносом старого дома»?

Или сказать: «Кажется, будто мы еще совсем недавно играли вместе, а теперь ты уже мать двоих детей, хотя ты совсем ненамного старше меня»?

Или сказать: «Ты стала обычной»?

Я так и не смогла ничего сказать.

Юй Люцин, наверное, догадалась о моих мыслях. Она не отняла руку и успокаивающе погладила тыльной стороной ладони мою руку.

Наверное, в нашей деревне много таких домохозяек, чьи мечты превратились в череду шумных пиров, и чья жизнь проходит в этих бесконечных застольях.

Тётя не первая и не последняя.

— Я не хочу стать такой, — тихо сказала я Юй Люцин.

— Не станешь, милая, не бойся, — успокоила меня Юй Люцин, и ее слова вселили в меня уверенность.