Глава 3 (Часть 1)

Мэй сидел у окна, наблюдая за играющими на улице детьми.

Они были примерно его возраста. И хотя родились в трущобах, у них было свое детство. Дети бегали друг за другом, дуя в свистки. В их игре свисток был королевским скипетром. Тот, кто им завладевал, мог командовать остальными.

Свисток переходил из рук в руки. На шестом круге один из мальчиков предложил изменить правила, но кто-то бросил в него камень, и обсуждение закончилось.

Дети разделились на группы и начали драться. Драка продолжалась довольно долго, но, к счастью, обошлось без крови. Один из мальчиков, плача, убежал домой к матери.

Вскоре все дети разошлись.

Когда из трубы повалил дым, Мэй понял, что наконец-то наступил полдень.

Вокруг стояла тишина, но настроение Мэя почему-то улучшилось. Он смотрел на все еще грязные ступени неподалеку, ожидая возвращения женщины с черными волосами и глазами.

Когда Миша вошла в дом, Мэй лежал на кровати, свернувшись калачиком.

Миша достала хлеб, положила между двумя ломтиками салата-латука кусок ветчины и развела в воде ложку меда. Затем она принесла все это к кровати.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ты сказала, что вернешься к полудню, — спокойно ответил Мэй, глядя на нее золотистыми глазами. — Полдень давно прошел… — Но тут же его внимание переключилось. — Где твои волосы?

— Подстригла, — Миша заправила короткие волосы за уши и спокойно повторила свой вопрос. — Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь.

— Уже не так плохо, — тихо ответил Мэй, опустив глаза.

Миша потрогала его лоб. Температура все еще была немного повышенной, а по глазам было видно, что он ослаб. Нужно было дать ему еще одну дозу жаропонижающего.

Она помогла Мэю подняться и протянула ему кружку. — Сначала выпей воды, а потом поешь что-нибудь, и тебе станет лучше.

Мэй сделал глоток медовой воды, посмотрел на Мишу и выпил все до дна. Он взял незамысловатый бутерброд, увидел ветчину и, молча опустив голову, начал есть.

В Папской области любили парики. Эта мода пришла из римского двора и считалась признаком роскоши. Благородные дамы Флоренции с энтузиазмом ей следовали. Они сооружали все более высокие прически и носили все больше украшений. Это привело к дефициту волос, и ремесленники даже использовали конский волос для изготовления париков.

Поэтому за волосы всегда можно было выручить неплохие деньги.

Но это был не самый приличный способ заработка для замужних женщин. Незамужние девушки берегли свои косы, как свою честь. Ведь это было одним из условий для удачного замужества.

Миша оставила свою ветчину, чтобы Мэй мог съесть ее вечером.

Но она не собиралась обделять себя. Если бы она постоянно отдавала Мэю все самое лучшее, то стала бы слишком многого от него ожидать. А если бы он не оправдал ее ожиданий, ее терпение и материнские чувства иссякли бы. Когда бы она наконец решила, что он обуза, им стало бы трудно ладить.

Просто сейчас Мэй болел, и ему нужно было хорошее питание.

Поев, она пошла разводить жаропонижающее для Мэя. Лекарства в этом мире стоили безумно дорого, и денег, вырученных за волосы, не хватило бы даже на две дозы.

Она развела половину дозы и поставила на стол. — Не забудь выпить.

Затем она открыла окно и потянулась.

Из трущоб открывался хороший вид. В ясную погоду можно было рассмотреть каждый дом с красной крышей, а иногда даже холмы на другой стороне города. Улицы, словно извилистые овраги, рассекали город. Между домами в трущобах были натянуты веревки, на которых сушилась одежда. Из окна мансарды выглядывала пышнотелая женщина, выливая воду. А в богатых кварталах все утопало в зелени, и все тайны скрывались в тени деревьев.

На небе не было ни облачка. В теплые дни во Флоренции редко бывали дожди. Солнечная погода Средиземноморья всегда поднимала настроение.

— Можешь выйти погреться на солнышке, — довольно сказала Миша. — На улице хорошая погода.

Она начала выносить во двор все, что можно было вытряхнуть и просушить.

Ее серо-голубое платье развевалось на ветру, белые облака плыли по голубому небу. У нее было прекрасное настроение, и ее улыбка была такой же яркой и светлой, как солнечные лучи.

Мэй не сводил с нее своих золотых глаз, которые, казалось, светились даже в темноте. Они были очень красивыми, но не совсем человеческими, и от его пристального взгляда становилось не по себе.

Развесив простыню, Миша подошла к окну и поманила его пальцем. — Ты всегда так смотришь на людей?

— Нет, — честно ответил Мэй. — Только на тебя. Когда я смотрю людям в глаза, они бьют меня и называют демоном. Я уже давно ни на кого так не смотрел.

— Ты не демон, — засмеялась Миша. — Я еще не видела таких несчастных демонов.

— Я им и не являюсь, — тихо сказал Мэй, опустив глаза.

Он наконец доел свой бутерброд, запивая его горьким лекарством, которое надолго запомнилось ему своим вкусом.

Миша посмотрела на время и, решив, что еще рано, достала ножницы и помахала ими Мэю. — Иди сюда.

Она хотела подстричь ему ногти.

Как только Миша сделала первый надрез, Мэй резко отдернул руку и посмотрел на нее с опаской и недоверием в золотистых глазах.

Миша показала ему свои ногти. — Длинные ногти — это негигиенично. Вся грязь попадает в рот. И еще… — Она закатала рукав. — Ты порвал мне платье. Видишь эту красную полоску? Это твоя царапина.

На лице Мэя появилось нерешительное выражение извинения.

— Дай руку, я подстригу тебе ногти, — сказала Миша.

Но Мэй не сразу послушался. Он пристально посмотрел на Мишу. — Если я не дам подстричь ногти, ты меня выгонишь?