В тот день солнце село и больше не взошло…
...
Вечная ночь. Небо и земля черны, словно бездонная пропасть, готовая поглотить всё.
День давно стал прошлым, превратился в легенду.
По бескрайней мёрзлой земле свирепствовал ледяной ветер, бушевала метель. Снег лежал полуметровыми сугробами.
Деревня Шуаншу[1] была наполовину погребена под снегом.
В ней оставалось всего сорок-пятьдесят семей. Казалось, это место забыто временем. В темноте лишь смутно угадывались очертания домов.
Под порывами ветра многие крыши тревожно дрожали, грозя сорваться.
Цинь Мин проснулся от голода. Живот урчал. В холодной ночи мысли о еде заставляли его невольно сглатывать слюну.
Даже не о горячем мясе или сочных фруктах, а о простом черством хлебе. Одна мысль о нём вызывала сладкий вкус во рту.
Мороз пробирал до костей. Тьма внутри и снаружи дома душила.
Цинь Мин плотнее закутался в ветхое одеяло. Тепло печи не спасало от холода. Каждый вдох обжигал лёгкие, словно ледяные осколки.
Он старался не думать о еде, чтобы не чувствовать, как кислота подступает к горлу.
Немного успокоившись, он вдруг понял, что его разум ясен, как никогда раньше. Исчезла привычная туманность. Неужели "странная болезнь" отступает?
Несмотря на голод и холод, проблеск надежды зажегся в его глазах. Он ждал наступления сумерек.
Постепенно ветер стих, метель превратилась в лёгкий снегопад.
Из соседнего двора донеслись голоса. Это разговаривали Лу Цзэ и его жена Лян Ваньцин.
— Куда ты идёшь? Опять к Цинь Мину еду несёшь?
Голос Лян Ваньцин становился всё громче.
— Он тяжело болеет, ему всего шестнадцать-семнадцать лет, живёт один, бедняга, — тихо ответил Лу Цзэ.
— Ты хоть понимаешь, что у нас самих еды почти не осталось? Скоро наши дети начнут голодать! — Лян Ваньцин была взволнована.
— Метель закончилась, мы что-нибудь придумаем, — Лу Цзэ посмотрел на тёмное небо.
…
Цинь Мин слышал их спор. Ему стало неловко. Он больше не хотел принимать помощь Лу Цзэ. В такое время всем было тяжело.
Он встал с печи, надел ватник, но всё равно было холодно. Достав из шкафа старую меховую куртку, он закутался в неё и принялся ходить по тёмной комнате, потирая руки.
После болезни его высокое тело исхудало, чёрные волосы, ниспадающие на плечи, потускнели, а красивое лицо побледнело. Но ясные глаза сияли, полные жизни. Несмотря на болезнь, он выглядел стойким.
Месяц назад он чудом выбрался из гор. Его руки и ноги тогда посинели от холода. С тех пор он и болел.
Его спутники умерли в тот же день, когда вернулись.
Все думали, что Цинь Мин не выживет, сражённый "странной болезнью".
Но он выкарабкался и теперь явно шёл на поправку.
Вспоминая неизвестную опасность, подстерегающую в горах, он до сих пор содрогался.
Тьма за окном начала рассеиваться, словно чернила, растворяющиеся в воде. Наступали сумерки — подобие дня.
Конечно, это было лишь немного светлее, чем глубокой ночью. Мир по-прежнему тонул во тьме, и отдалённые предметы были едва различимы.
Ворота двора распахнулись. Вошёл Лу Цзэ. Крепкий и сильный, он лопатой расчищал снег, прокладывая путь к дому.
Цинь Мин открыл занесённую снегом дверь и окликнул:
— Брат Лу!
Лу Цзэ держал светящийся мешок. Он высыпал из него в каменную чашу во дворе горсть ярко-красных камней. Звонко ударяясь друг о друга, они осветили двор.
Это были солнечные камни. Само их название отражало надежду людей этой эпохи. Сейчас они освещали двор.
— Сяо Цинь, ты выглядишь гораздо лучше, — удивился Лу Цзэ.
Цинь Мин пригласил его в дом и рассказал, что больше не чувствует слабости и, похоже, действительно выздоравливает.
Лу Цзэ сказал, что у него крепкая жизнь, раз он пережил «странную болезнь», подхваченную в горах. Это настоящее чудо. Он высыпал оставшиеся светящиеся камни из мешка в медный таз в комнате. Помещение наполнилось светом.
Солнечные камни добывали из огненного источника. Несмотря на их жар, они были гораздо холоднее человеческого тела и гасли через несколько часов. Потом их нужно было возвращать в огненный источник, чтобы они снова напитались энергией.
— Держи!
Лу Цзэ протянул ему корзинку с едой.
За месяц болезни Цинь Мин съел все свои запасы. Всё это время его кормил Лу Цзэ. Услышав недавно их ссору с женой, Цинь Мин понял, что у них самих дела идут не лучшим образом, и почувствовал себя виноватым.
— Ешь, пока горячее, — сказал Лу Цзэ.
Он был простым человеком, помнящим добро.
Когда-то он заблудился в бескрайнем тёмном лесу, и Цинь Мин, снова и снова выкрикивая его имя, помог ему найти дорогу обратно.
Глядя на дымящийся чёрный хлеб, Цинь Мин невольно сглотнул. Голод был нестерпим.
— Чего стоишь? Ты ещё не совсем здоров. Голодание не поможет тебе поправиться. Не стесняйся, — Лу Цзэ сунул ему в руки корзинку.
— Брат Лу!
В конце концов, Цинь Мин перестал церемониться. Отломив кусок хлеба, он почувствовал его шершавость, но, жадно проглотив, ощутил во рту сладкий вкус.
— Если что — зови, — сказал Лу Цзэ, уходя.
Утолив голод, Цинь Мин почувствовал прилив сил. Болезнь отступала. Он был уверен, что скоро выздоровеет.
Ему захотелось подышать свежим воздухом, прогуляться. Выйдя за ворота, он оказался на улице. Было очень холодно. С каждым выдохом изо рта вырывались клубы пара.
В сумерках, которые в эту эпоху заменяли день, из каждого дома лился красноватый свет солнечных камней, слабо освещая улицу.
— Цинь Мин, ты поправился? — кто-то заметил его.
— Сяо Цинь, дай-ка я на тебя посмотрю, — старушка Чжоу с северной улицы остановила его, оглядывая со всех сторон.
Ей показалось, что у него гораздо лучший цвет лица, чем в прошлый раз.
Цинь Мин с улыбкой ответил, что действительно идёт на поправку.
На улице было немноголюдно. Все смотрели на него с недоверием. Неужели можно вылечиться от «странной болезни»?
— Сяо Цинь, даже если тебе стало лучше, не спеши выходить. Сейчас на улице опасно, — предупредила старушка Чжоу, глядя на непроглядную тьму за пределами деревни.
Другие соседи тоже выглядели озабоченными. Времена были тяжёлые, не хватало еды. Если так пойдёт и дальше, люди начнут умирать от голода.
Цинь Мин заметил, что прежде добродушная старушка Чжоу теперь выглядела бледной и худой, словно её мог свалить с ног любой порыв ветра.
Когда остальные ушли, старушка Чжоу осторожно достала из кармана несколько кусочков сушёного батата и сунула их Цинь Мину в руку.
Цинь Мин попытался отказаться. Старушка и сама выглядела голодной, как он мог взять её скудные запасы?
Жители деревни расчистили снег возле своих домов, но не везде. Местами ещё лежали сугробы, и под ногами похрустывал снег. Цинь Мин, выдыхая облачка пара, пошёл дальше.
Дойдя до окраины деревни, он остановился.
Перед большим двором находился небольшой ток. Чёрная горная коза размером с человеческое плечо тянула каменную мельницу, перемалывая серебристые зёрна пшеницы особого сорта.
Очевидно, не все голодали. У этой семьи дела шли неплохо.
Цинь Мин не сводил глаз с козы. Он давно не ел мяса и очень хотел его попробовать.
Коза была довольно крупной, с толстыми рогами, и выглядела довольно свирепо. Почувствовав взгляд Цинь Мина, она словно испугалась и поджала хвост.
— Сяо Цинь, ты поправился? Что не убивает, делает нас сильнее, — сказал коренастый мужчина с густой бородой, стоявший у ворот.
Он подумал, что Цинь Мин смотрит на серебристую пшеницу под мельницей, и добавил:
— У меня большая семья, еда быстро кончается. Это наши последние запасы.
— Дядя Ян, вы молодец, что в такое время можете прокормить всю семью, — улыбнулся Цинь Мин.
Он, конечно, не поверил, что у них остался всего один мешок пшеницы.
Поздоровавшись с Ян Юнцином, он пошёл дальше к краю деревни.
Впереди был огненный источник, ярко освещая окрестности.
Его окружала каменная кладка, образующая квадратный бассейн размером около пяти метров. Стенки бассейна были не выше колена, а внутри пылал красный свет.
В эту снежную пору огненный источник почти иссяк, перестав бить ключом, но всё ещё мерцал.
В бассейне росли два дерева, давшие название деревне. Одно с чёрными листьями, другое — с белыми. Даже зимой они не увядали.
\\\
1. Шуаншу переводится как Два Дерева, но также относит нас к храму Шуаньлинь, где согласно буддийской сутре, Сакуамуни (Шакьямуни), основатель буддизма, входил в состояние нирваны именно под двумя деревьями
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|