Глава 7. Наказание плетьми

В двадцать второй год эры Аньпин император Цзин лишил Сыма Ляо титула принца за хищение средств, выделенных на помощь пострадавшим, и понизил его до статуса простолюдина (шужэнь), заключив под домашний арест в его резиденции.

В конце того же года, когда губернатор Ючжоу вернулся в столицу для отчета о проделанной работе, в списке отличившихся военачальников значилось имя Лин Юньцуна. Император Цзин, изучив его возраст и послужной список, был очень доволен и, вопреки всем правилам, повысил его до ямэньцзяна. Это вызвало большой переполох при дворе, но император не изменил своего решения.

После аудиенции Сыма И сразу же вызвал Ли Чжана в свой кабинет.

После того, как Ли Чжан был ранен в Цифэнкоу, Сыма И больше не держал его при себе в качестве близкого слуги. Для лечения Му Янь передал Ли Чжану руководство по внутренним практикам (синьфа). Хотя официально Му Янь не был его учителем, он относился к Ли Чжану как к своему ученику.

Вернувшись в резиденцию принца, Ли Чжан часто оставался ночевать в Лагере стражи. Сыма И, узнав об этом, не стал его ругать, а, наоборот, отправил Хэ Цина на другое задание.

Это заставило Ли Чжана задуматься о возможности избавиться от статуса мужчины-фаворита.

Поэтому, услышав внезапный вызов Сыма И, он почувствовал тревогу и страх, словно стоял на краю пропасти.

Сыма И, услышав, как Ли Чжан вошел, не поднял головы. Ли Чжан осторожно и с тревогой поприветствовал его. Видя, что Сыма И молчит, он продолжал стоять на коленях, не двигаясь.

Спустя некоторое время Сыма И поднял веки и, как и ожидалось, увидел Ли Чжана, неподвижно стоявшего на коленях с опущенной головой. Внутри снова вспыхнул гнев. Он с шумом отбросил кисть и, уставившись на Ли Чжана, начал ругаться:

— Ты что, мертвый?! Только и знаешь, что стоять на коленях! Куда ты дел все свои знания? Даже двух слов связать не можешь?!

С тех пор, как Ли Чжан попал в резиденцию принца, ему чаще всего приходилось видеть гнев Сыма И, поэтому сейчас он уже не так боялся. Видя, что Сыма И не унимается, он, опустив голову, ответил:

— Этот раб глуп и не понимает, что тревожит Ваше Высочество, поэтому не смеет говорить лишнего.

Сыма И рассердился:

— Ты действительно глуп! Другой уже стал ямэньцзяном при командующем на передовой, а ты только и можешь, что мямлить! Родные братья и сестры, а какие разные у них сыновья! И это Ли, семья ученых, неужели ты уступаешь ему даже в литературном таланте?!

Услышав это, Ли Чжан упрямо возразил:

— Ваше Высочество хочет, чтобы этот раб пошел учиться?

— Сдать экзамен Туншэн в четырнадцать лет — это не такое уж большое достижение!

— Этот раб может продолжить учиться.

— …Ты — раб этого принца, и еще хочешь получить должность?!

— Тогда этот раб не будет уступать ему в литературном таланте.

Сыма И рассмеялся, встал и подошел к Ли Чжану. Он поднял его лицо за подбородок:

— Хорошо, есть немного гордости! Но ты, кажется, забываешь о своем положении…

Ли Чжан вздрогнул. Его поникшие плечи вдруг распрямились. Он посмотрел прямо в глаза Сыма И и искренне попросил:

— Прошу Ваше Высочество отпустить этого раба! Этот раб станет лучшим командиром Построения Девяти Поворотов!

Сыма И впервые увидел в темных, как нефрит, глазах Ли Чжана гордый и уверенный блеск, настолько яркий, что он невольно прищурился.

Что-то дрогнуло у него в душе, но тут же возникла другая, странная и злобная мысль. Он усилил хватку и, прищурившись, холодно произнес:

— Ты забыл, что говорил этот принц. — Он смотрел, как блеск в глазах Ли Чжана мгновенно гаснет, сменяясь привычным страхом и растерянностью, но в глубине все еще тлел огонек упрямства.

Сыма И отпустил его руку и почувствовал, как что-то екнуло у него в груди. Он ощутил смутное разочарование, которое, подобно упрямству в глазах Ли Чжана, то появлялось, то исчезало в волнах самодовольства, охватившего его.

Он повернулся спиной и небрежно заложил руки за спину:

— Говори, какое наказание ты заслужил.

Ли Чжан упрямо сжал губы.

Сыма И не торопил его, сохраняя властное давление. В душе у него становилось все легче.

Ли Чжан наконец опустил голову:

— За дерзость и непослушание — двадцать ударов палками.

Настроение Сыма И прояснилось, словно после дождя выглянуло солнце. Он искоса посмотрел на подавленного Ли Чжана и холодно добавил:

— За первый проступок — так, за следующий — вдвое больше. Иди и прими наказание!

Ли Чжан мрачно поклонился и вышел. Сыма И злобно добавил ему вслед:

— Сегодня ночью ты разделишь со мной ложе! Не думай, что моя снисходительность позволяет тебе вести себя как вздумается!

В голове у Ли Чжана эхом отдавались последние слова Сыма И. Он, как в тумане, получил наказание в комнате для наказаний и, превозмогая боль, вернулся в свой дворик.

Хэ Цин вернулся и, увидев Ли Чжана, испугался. Он поспешно помог ему войти в комнату, принес воды, помог обработать раны, сварил рисовую кашу и лекарство. Едва он закончил и хотел спросить, что случилось, как в ворота двора вошел Хэ Пин со своей заветной шкатулкой.

Хэ Цин поспешил ему навстречу.

— Дядя Пин, вы, наверное, ошиблись? Молодого господина только что наказали…

Хэ Пин остановился, взглянул на полуприкрытую дверь комнаты и, покачав головой, тихо сказал Хэ Цину:

— Это приказ Ванъе, как я могу ошибиться? Сходи к лекарю Ли и попроси лекарство, чтобы ему было легче.

Хэ Цин чуть не расплакался, но понимал, что ничего не изменить, и пошел за лекарством.

Ли Чжан лежал, погруженный в дремоту, когда вдруг почувствовал холодок внизу живота. Он инстинктивно перевернулся и попытался вскочить, но раны на спине отозвались острой болью. Его ногу перехватили, и он, потеряв равновесие, упал обратно на кровать. Он крепко стиснул зубы от боли, слезы навернулись на глаза.

Хэ Пин успокаивающе погладил его ногу:

— Это я, не двигайся, а то хуже будет.

Услышав голос Хэ Пина, Ли Чжан, до этого чувствовавший лишь смутную боль, вдруг отчетливо осознал все, что происходит. Он больше не мог сдерживать слез и, уткнувшись лицом в подушку, подавил рыдания.

Хэ Пин молча делал свое дело. Видя, что Ли Чжан долго лежит, уткнувшись в подушку, он потянул его за плечо.

Лицо Ли Чжана покраснело, дыхание стало частым.

Хэ Пин вздохнул и сказал:

— Молодой господин, не стоит так убиваться. У Ванъе вспыльчивый характер, он бывает суров, но вам лучше смириться и слушаться его. Все в резиденции мечтают о его благосклонности, а ваше поведение могут счесть за капризы и жеманство.

Ли Чжан возмутился:

— Мне такая благосклонность не нужна!

Хэ Пин недовольно покачал головой:

— Что вы такое говорите! Все мы — люди Ванъе, его благосклонность — это милость!

Сердце Ли Чжана переполняла горечь и гнев. Он понимал, что спорить бесполезно, никто в резиденции, от слуг до принца, не встанет на его сторону. Его прежние надежды казались теперь миражом, красивым, но недостижимым, и от этой мысли сердце сжималось от боли.

Когда вернулся Хэ Цин, Хэ Пин как раз медленно вводил смазанный лекарством предмет в тело Ли Чжана. Ли Чжан согнулся от боли, одежда на спине промокла от пота, сквозь нее проступали окровавленные раны.

Хэ Цин поспешил к нему, чтобы поддержать. Когда Хэ Пин закончил, он переодел Ли Чжана, помог ему выпить лекарство и уложил поудобнее.

Лекарство начало действовать, и Ли Чжан в полузабытьи почувствовал, как его куда-то несут. Он уже знал, что его маленький дворик находится позади Чжэньлун юань, резиденции Сыма И, и что их соединяет потайная дверь.

Его осторожно уложили на кровать. Раны на спине, как ни странно, почти не болели.

Ему казалось, что Сыма И что-то говорит, но слова были неразборчивы. Ли Чжан не стал прислушиваться и позволил себе погрузиться в темноту.

Внезапный ушат холодной воды вернул Ли Чжана к реальности. Он открыл глаза и увидел Хэ Цина, стоявшего на коленях на полу с распухшей щекой. Рядом стоял Сыма И, пылая от гнева.

— Как ты посмел?! Обманывать меня прямо у меня на глазах! Вытащите его и убейте палками!

— Ваше Высочество, пощадите! — Хэ Цин отчаянно бил поклоны, не смея оправдываться, лишь молил о пощаде.

Ли Чжан сразу понял, что произошло. Он знал, что Хэ Цин дал ему снотворное из лучших побуждений. Вид умоляющего о пощаде слуги напомнил ему его самого. Не раздумывая, он встал, остановил стражников, которые хотели вывести Хэ Цина, и, прикрывая его своим телом, встал на колени перед Сыма И:

— Это этот раб попросил Хэ Цина найти лекарство, он не виноват!

Сыма И опасно прищурился и, глядя на Ли Чжана, спросил:

— Ты знаешь, чем это грозит?

Под пристальным взглядом Сыма И Ли Чжан покрылся мурашками. В голове пронеслись все выученные им правила. Он понимал, что своим поступком навлек на себя гнев Сыма И, но речь шла о жизни человека, и он не мог отступить.

Сдерживая страх, он твердо сказал:

— У этого раба были сильные боли от ран, и он боялся, что не выдержит, поэтому попросил Хэ Цина найти лекарство. Хэ Цин не разбирается в медицине, а лекарь не знал, для чего оно нужно, поэтому так получилось. Это не было намеренным обманом. Прошу Ваше Высочество пощадить Хэ Цина!

— Ты снова умоляешь меня?

Ли Чжан поклонился:

— Прошу Ваше Высочество пощадить Хэ Цина!

Сыма И рассмеялся, но его голос был настолько ледяным, что Ли Чжан почувствовал, как кровь стынет в жилах:

— Хорошо, очень хорошо! Появилась гордость, начал дерзить! Взял на себя ответственность! Хорошо! Этот принц исполнит твою просьбу!

Сыма И холодно приказал стражникам за дверью:

— Ли Чжан, пользуясь благосклонностью, ведет себя своевольно, не исправляется, несмотря на неоднократные наказания. Пятьдесят ударов тяжелой плетью, выставить на всеобщее обозрение на полдня!

Услышав это, Хэ Цин еще больше побледнел и попытался вырваться, чтобы снова просить о пощаде, но Ли Чжан крепко обнял его.

Ли Чжан поблагодарил принца за «милость» и, глядя на Хэ Цина, чтобы тот не двигался, тихо сказал:

— Я обучался боевым искусствам у командира Му, тебе со мной не сравниться. Тебе нужно оставаться целым, чтобы потом заботиться обо мне, не так ли? Гнев Ванъе обрушится только на меня… — Внезапная волна горечи подступила к горлу. Он улыбнулся и, больше ничего не говоря, встал и позволил стражникам связать себе руки и подвесить к дереву во дворе.

После ночных событий уже рассвело.

Люди из соседних дворов, прослышав о случившемся, начали постепенно собираться вокруг.

Небо было пасмурным, вот-вот должен был пойти снег. Ледяной ветер резал, как нож.

Зеваки, кутаясь в теплые ватные одежды, ежились от холода, а Ли Чжан был одет лишь в тонкую ночную рубашку.

Плеть со свистом опустилась на его тело, оставляя длинную кровавую полосу. Кровь и ошметки ткани разлетелись в стороны.

Ли Чжан задохнулся от неожиданности, не в силах издать ни звука. Боль сдавила грудь, он перестал дышать.

Он крепко стиснул зубы, на бледном лбу вздулись вены. Связанные руки, дернувшись, натянули веревки еще туже. Его тело, содрогаясь от невыносимой боли, напряглось, как струна.

Он никогда не испытывал такой боли. Не успел он перевести дух, как вторая плеть со свистом опустилась на него. Он больше не мог сдерживаться и закричал.

Палач был очень опытен. Каждый удар приходился на тот момент, когда Ли Чжан только начинал приходить в себя. Всего семь или восемь ударов — и силы Ли Чжана иссякли. Он обмяк, не в силах сопротивляться.

Тяжелая плеть в княжеской резиденции весила больше десяти цзиней (около 5 кг). Ее удары, наносимые специально обученным стражником, не только разрывали плоть, но и проникали глубоко внутрь, повреждая внутренние органы.

Ли Чжан, стиснув зубы, выдержал несколько ударов. В горле появился привкус крови. Он собрал последние силы и, используя внутреннюю энергию, защитил жизненно важные точки.

Плеть поднималась и опускалась с неизменной частотой. Одежда Ли Чжана превратилась в лохмотья, раны, полученные во время предыдущего наказания, снова открылись, кровь брызнула во все стороны. Зрители с криками отступали, образуя вокруг Ли Чжана пустое пространство, отчего он казался еще более хрупким и одиноким, подвешенным к дереву.

После двадцати ударов Ли Чжан потерял сознание. Его облили холодной водой, чтобы привести в чувство, и наказание продолжилось.

Он бессильно опустил голову. Все оставшиеся силы он тратил на то, чтобы защитить жизненно важные точки, но безжалостная сила ударов постепенно пробивала его защиту. Вся его воля была сосредоточена на том, чтобы удержать ее, на инстинктивном желании выжить.

Он еще раз потерял сознание, прежде чем наказание закончилось.

Когда он наконец смог перевести дух, он услышал голос управляющего Хэ, объявляющего об окончании наказания. Его сердце переполнила гордость, на губах появилась слабая улыбка, а затем он снова погрузился в темноту.