Она и сама не понимала, что на неё нашло. Хотелось спать, но зачем было лгать? Такая мелочь — послушаться его и вздремнуть, к чему такая бурная реакция?
Цзи Хуай был так заботлив, что Се Шу почувствовала укол совести. В конце концов, она опустила глаза, взяла из фарфоровой шкатулки цукат и положила в рот. Лишь когда сладость во рту растаяла, она подняла взгляд на Цзи Хуая.
— Ваше Высочество, — Се Шу слегка потёрла глаза, словно смущаясь, — Ваша слуга снова немного хочет спать…
Цзи Хуай слегка замер, затем его губы изогнулись в улыбке, и он мягко произнёс:
— Тогда спи.
— Ваше Высочество, не забудьте разбудить вашу слугу, — серьёзно посмотрев на Цзи Хуая, попросила Се Шу.
— Хорошо.
Карета медленно катилась по дороге, вымощенной синим камнем, оставляя за собой след от колёс.
Се Шу прислонилась к стенке кареты и закрыла глаза, но уснуть больше не могла.
В тот момент, когда Се Шу закрыла глаза, Цзи Хуай отложил письмо, которое держал в руках. Он долго смотрел на её профиль и, казалось, едва слышно вздохнул.
Когда они прибыли в поместье генерала, Цзи Хуай первым вышел из кареты, а затем подал руку Се Шу, помогая ей спуститься.
Семья генерала была небольшой, поэтому у ворот их встречало не так много людей. Се Шу сразу увидела своего отца, Се Даоляня. Ещё не подойдя близко, она невольно улыбнулась и, немного издалека, ласково позвала:
— Папа!
— Ай, А Шу, — при виде дочери суровые черты лица Се Даоляня заметно смягчились. Ответив ей, он большими шагами подошёл к Цзи Хуаю и поклонился:
— Ваш слуга приветствует Ваше Высочество наследного принца.
Затем он повернулся к Се Шу:
— Приветствую госпожу.
Се Шу поспешно поддержала его под руку, слегка недовольно сказав:
— Какая ещё госпожа? Папа, не называй меня так и не кланяйся мне.
— А Шу права, Великий генерал, не нужно излишних церемоний, — улыбнулся Цзи Хуай.
Се Даолянь с лёгкой беспомощностью взглянул на Се Шу, а затем снова почтительно обратился к Цзи Хуаю:
— Ваше Высочество, ритуал нельзя нарушать.
Однако в итоге всё же изменил обращение:
— А Шу, Ваше Высочество, прошу следовать за мной.
Втроём они вошли в поместье генерала.
Слуги уже накрыли на стол. Вернувшись в знакомый дом, сидя рядом с двумя самыми важными для неё людьми, Се Шу чувствовала искреннюю радость.
Поэтому, увидев, как слуги наливают вино Цзи Хуаю и Се Даоляню, она не удержалась:
— И мне немного налейте.
При этих словах оба мужчины, только что беседовавшие, одновременно повернули к ней головы.
Се Даолянь нахмурился, но всё же понизил голос:
— Куда ты лезешь? Ты же знаешь, как плохо переносишь вино. Пьянеешь, не успев выпить. Неужели ты собираешься проспать весь день своего визита к родителям?
Се Шу не успела ответить, как заметила, что в красивых глазах Цзи Хуая, похожих на цветы персика, вспыхнул интерес.
Она услышала, как он с улыбкой спросил Се Даоляня:
— А Шу плохо переносит вино?
Заговорив о дочери, Се Даолянь сразу оживился. Хотя выражение его лица было беспомощным, в нём сквозила отцовская любовь. Он покачал головой:
— Не просто плохо, а ужасно. Надо сказать, и я, и её мать неплохо держимся. Про меня и говорить нечего — тысячи чарок не опьянят. Её мать хоть и барышня из знатной семьи, но три-четыре чарки выпить может без проблем. Что до её брата, он пошёл в меня, редко пьянеет.
— И только она одна… Пить не умеет, но вечно норовит тайком попробовать. Ей и чарки не нужно — сделает один маленький глоток, и уже слегка пьяна. Ещё чуть-чуть — и сразу свалится.
— Неужели так плохо? — Цзи Хуай казался удивлённым.
Се Даолянь и так уже увлёкся рассказом, а найдя в лице Цзи Хуая такого внимательного слушателя, и вовсе не мог остановиться.
— Ещё бы!
— Ваше Высочество, я вам скажу… Вы не представляете, какой глупой становится эта девочка, когда напьётся. Честно говоря, я за свою жизнь, выпивая в казармах с этими мужланами, каких только пьяных выходок не видел… — Словно что-то вспомнив, Се Даолянь улыбнулся уголками губ, ничуть не походя на того сурового генерала, каким его знали посторонние.
— Ай-ай-ай, папа, не надо… — Увидев эту улыбку на лице отца, Се Шу поняла, что он собирается рассказать. Ей и так было неловко, что Се Даолянь выставляет её в неприглядном свете перед Цзи Хуаем. А если он ещё и расскажет ту постыдную историю… Представив выражение лица Цзи Хуая, Се Шу от стыда готова была сквозь землю провалиться.
Но было поздно. Се Даолянь обычно действовал решительно и быстро, и говорил так же стремительно.
Он не заметил отчаяния Се Шу и увлечённо продолжал «продавать» дочь:
— Но я никогда не видел, чтобы кто-то утверждал, что он — дерево, и посреди ночи копал яму во дворе маленькой лопаткой. Когда служанки её обнаружили, она уже стояла по колено в яме, «посадив» себя.
— Хуже того, когда служанки её «выдернули», она была очень недовольна и что-то бормотала…
Се Даолянь на мгновение задумался:
— Ах, да, вот что… «Зачем вы мешаете мне впитывать лунную эссенцию?»
Се Даолянь выговорился вволю. Бедная Се Шу чуть ли не уткнулась лицом в миску, особенно когда ей показалось, что она слышит смех Цзи Хуая.
Хотя Цзи Хуай часто улыбался, смеялся он вслух редко, тем более так открыто. Его голос сам по себе был чистым и ясным, с тёплыми и мягкими интонациями благородного господина, и когда он смеялся, у слушателей приятно покалывало в ушах.
Однако, каким бы приятным ни был этот смех, вспомнив, над чем он смеётся, Се Шу захотелось снова выкопать яму и закопаться в ней.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|