Глава 11: Повелитель, беда!

Два молодых ёкая со всех ног бросились обратно во дворец. Ворвавшись внутрь, они увидели, как их повелитель пытается засунуть в котёл заднюю ногу свиньи. Свинья, в разорванной одежде и ещё не ощипанная, вопила:

— Ты смеешь меня есть?! Я — Тяньпэн Юаньшуай!

Повелитель Хуньдунь усмехнулся: — Ты недостоин быть моей едой. Такую толстую шкуру разве что мелкие ёкаи осилят.

Ёкаи вокруг забили в барабаны и запели: — Свинину! Свинину!

Только один ёкай, державший на руках ребёнка, робко спросил: — Повелитель… а детей мы сегодня будем есть?

Перед глазами двух гонцов предстала картина полного хаоса, напоминающая человеческую театральную постановку. Все вокруг словно обезумели: и мелкие ёкаи, пускающие слюни при виде свинины, и обычно спокойный и элегантный повелитель, и… откуда ни возьмись появившаяся свинья.

Ёкаи сглотнули. В такой обстановке они боялись и слова сказать, но если они не сообщат о Цюн Ци, то будет ещё хуже!

— Повелитель! Беда, повелитель!

Хуньдунь обернулся. Свинья, воспользовавшись моментом, попыталась вырваться. От её рывка котёл перевернулся. Хуньдунь ловко отскочил, а вот свинье повезло меньше — она завизжала от боли, обварившись кипятком.

— Что значит «беда»?

Как некстати сейчас это слово! Хуньдунь в очередной раз огорчился необразованности своих подчинённых. Никто из них не умеет говорить. Надо бы как-нибудь превратить их в людей и отправить в мир смертных учиться… Хотя, это всего лишь мелкие ёкаи, что с них взять.

— Ладно, не объясняй. Что случилось?

Ёкай хотел было сказать, что никакой беды нет, но, услышав вопрос Хуньдуня, чуть не забыл, зачем пришёл.

— Повелитель… О! Цюн Ци спускается с горы!

— И не один, а со всей своей грязно-жёлтой бандой уродцев! Они добрались до подножия, но Цюн Ци затеял драку с какой-то обезьяной в простой одежде. А, и тот бритый мальчишка, который приходил к нам, тоже там! Прячется за камнем. Похоже, он с обезьяной.

Хуньдунь прищурился, обдумывая ситуацию. Цзян Люэр — это проблема, но пока он не умрёт у него во дворце, никто не сможет обвинить его в чём-либо. Обезьяна, скорее всего, тот самый Цитянь Дашэн Сунь Укун, обезьяний царь, просидевший пятьсот лет под горой. А Цюн Ци наверняка пришёл, прослышав о ритуале. Цзян Люэр — ладно, но вот позиция Сунь Укуна пока неясна. Он был заточен пятьсот лет, и, вырвавшись на свободу, должен был бы буйствовать, круша всё своим посохом. Тогда Хуньдунь почувствовал бы колебания энергии в горах. Но до сих пор обезьяна вела себя на удивление спокойно…

Хуньдунь думал, что Сунь Укун ослаблен из-за печати, но теперь, узнав, что он сражается с Цюн Ци, он засомневался.

Цюн Ци, хоть и глуп, но силён, а в ярости способен горы сворачивать. Недаром они так долго соперничают.

— И как идёт бой? Кто побеждает?

Ёкай задумался. — Кажется, обезьяна сильнее. Как будто играет с Цюн Ци…

Лицо Хуньдуня стало серьёзным. Обезьяна играет с Цюн Ци? Это ж какой силой надо обладать… Глаза повелителя забегали. У него появилась идея.

— Я пойду понаблюдаю. А вы спрячьте детей, чтобы их не схватили приспешники Цюн Ци. Ритуал сегодня, видимо, отменяется… И не трогайте детей! Если кто-то посмеет их съесть, я его лично уничтожу! И не причиняйте им вреда! Пока я не вернусь, все должны быть целы и невредимы!

Хуньдунь не вдруг подобрел. Он просто опасался Цзян Люэра. Этот маленький монах всё твердит о милосердии, но сам слаб как цыплёнок и ничего не может сделать. А вот с Сунь Укуном они могут заявиться к нему с претензиями. Что он будет делать, если к тому времени дети уже будут съедены? Придётся пока сохранить им жизнь.

Хуньдунь скрипел зубами. Эти несносные детишки вечно устраивают беспорядок, а он вынужден с ними нянчиться! Но в то же время он почувствовал облегчение. Если он не станет есть детей, у него останется шанс достичь бессмертия. Ему не нужно есть их ради сохранения репутации. Может, это и к лучшему.

У выхода из дворца кто-то дёрнул его за край одежды. Хуньдунь посмотрел вниз. Это была девочка с косичками. Она смотрела на него своими ясными глазами.

У неё такие выразительные глаза! Из неё выйдет отличная актриса. Для этого нужно, чтобы глаза были живыми. Хуньдунь проникся симпатией к девочке.

Он хотел передать её одной из ёкаек, но, как только поднял ребёнка, та жалобно захныкала, тычась лицом ему в грудь:

— Хочу… Хочу молочка…

Хуньдунь онемел.

Ёкай рядом тоже.

— Принесите… Принесите ей рыбного супа.

— Да, дети — это настоящая морока.

Хуньдунь велел ёкаям уложить детей на мягкую солому. Сами ёкаи, толстокожие, обходились без одеял, а пускать детей на свою кровать Хуньдунь не хотел. Вдруг кто-нибудь описается или обкакается? Где он тогда будет спать?

Освободившись от забот, Хуньдунь отправился наблюдать за битвой. Он не хотел, чтобы Цюн Ци или Сунь Укун его заметили, поэтому выбрал скрытный путь по дну ущелья. Он решил, что лучше понаблюдать за схваткой со стороны, как рыбак за дерущимися цаплей и моллюском. Боясь быть обнаруженным, Хуньдунь даже не решился лететь, а шёл пешком. Наконец он добрался до скалы и, подняв голову, увидел, как Цюн Ци держит обезьяну за горло.

Что?!

Держит обезьяну за горло?!

А как же победа обезьяны?

Ёкай, оставленный дома охранять детей, чихнул.

— Ха! Теперь мне уже не помешать Хуньдуню, но зато я прикончу тебя, самозванец! — воскликнул Цюн Ци, сжимая горло обезьяны.

Обезьяна отчаянно пыталась разжать хватку Цюн Ци. Хуньдунь увидел, как на её руках вспыхнуло пламя, но тут же погасло. Некогда могущественный Цитянь Дашэн так и не смог преодолеть небесные оковы. Теперь даже такой ёкай, как Цюн Ци, может его одолеть.