Деревенская школа (Часть 1)

Деревенская школа

Линь Силань не собиралась разгадывать скрытый смысл слов Чжао У.

Ее взгляд упал на колышущуюся в ведре чистую воду. Она высвободила запястье из его большой руки и с насмешкой произнесла: — Я выросла в этих горах.

По какому праву он судил, что она «не подходит»?

Линь Силань равнодушно встала и, стряхивая воду с рук, неожиданно вспомнила прошлое.

То прошлое, что было еще до поездки в Пекин на учебу, до встречи с Чжао У.

Долгое время в их доме была такая же земляная печь. Отец готовил, мама подбрасывала дрова и болтала с ней. Едкий дым от жарки щипал глаза, приходилось говорить очень громко. Линь Силань сидела у закопченной черной стены и старательно выбирала дрова.

Родители были очень заняты в деревне, часто у них не было времени поесть вместе с ней. Позже, когда она училась в средней школе, семья наконец решила переехать в поселок. Печь сменилась газовой плитой, провели водопровод, установили солнечный водонагреватель.

Линь Силань даже помнила свое удивление, когда она впервые повернула кран и обнаружила, что с другой стороны течет горячая вода. Предыдущие десять с лишним лет она мылась довольно примитивным способом, что ее очень утомляло.

Они переехали, но она все равно каждую неделю возвращалась на Куньцюэшань.

Ее родители были неисправимыми идеалистами — так Линь Силань стала называть их, когда смирилась со всем этим. Если бы не идеализм, как бы они могли прожить в этих глухих горах несколько десятилетий?

С наступлением подросткового возраста Линь Силань часто сомневалась, часто злилась. Ей не нравились горы, не нравилась грубая брань на смеси диалектов, не нравились мыши на чердаке и змеи у дороги, не нравилась та ухабистая и опасная грунтовая дорога. Она испытывала усталость и желание сбежать из своей отсталой родной деревни.

Она не понимала, почему ее любящие родители скорее оставят ее одну жить в интернате, чем уедут хоть немного подальше, чтобы быть с ней.

Стук капель дождливой ночи не прекращался, образы во сне были хаотичными. Линь Силань спала беспокойно, просыпаясь и снова засыпая. Когда она встала, небо на востоке уже посветлело, приобретая оттенок рыбьего брюха.

На старом деревянном столе у окна общежития аккуратно лежали стопки книг. Железные прутья двухъярусной кровати проржавели. Деревянная дверь с облупившейся краской время от времени скрипела от ветра.

После дождя горы окутал густой туман, все вокруг тонуло в дымке. Линь Силань умылась и вышла. Ее взгляд скользнул через коридор на школьную площадку и флагшток напротив.

Заметный красный след на руке между большим и указательным пальцами напомнил Линь Силань, что прошлая ночь не была сном.

Туман был прозрачным. В предрассветном свете она сразу увидела Чжао У, который встал еще раньше нее.

Он слегка наклонился и разговаривал с ребенком, пришедшим в школу ранним утром.

— Учительница Линь, — девочка лет восьми-девяти, маленькая, худенькая, с нездоровым желтоватым цветом лица, увидев знакомого человека, робко попыталась спрятаться за нее, не решаясь говорить с Чжао У.

— Цзинь Цзин! — Линь Силань, напротив, одарила ее лучезарной, полной энергии улыбкой и пригладила рукой ее короткие, похожие на солому, желтоватые волосы. — Ты сегодня снова первая пришла в школу.

Поправляя ей волосы, она хвалила ее. Эта девочка была из «оставленных детей», дома у нее остался только дедушка. В первые дни учебы было непонятно, как давно она не мыла голову — волосы кишели вшами. Линь Силань долго выводила их лечебным мылом, а потом, расчесав, все же пришлось остричь волосы.

Цзинь Цзин боялась смотреть людям в глаза. Ее одежда была застирана добела, на рукаве виднелась дырка. Сейчас, идя по горной тропе, она неизбежно испачкала ноги в грязи.

— Дорога все еще скользкая? Не упала? — Линь Силань похлопала по ее старому рюкзаку, испачканному грязью и мокрому от росы. Получив отрицательный ответ, она немного успокоилась, совершенно не обращая внимания на нового секретаря, чье присутствие ощущалось очень сильно.

Чжао У выпрямился и, найдя момент, поздоровался: — Доброе утро, учительница Линь.

Улыбка Линь Силань невольно померкла. Она вежливо ответила парой фраз. Вчера вечером они расстались довольно резко, и она до сих пор не могла до конца осознать тот факт, что Чжао У стал руководителем группы по борьбе с бедностью на Куньцюэшань. Соблюдать дистанцию было особенно мучительно.

Она предполагала, что он может пойти по политической стезе, но никак не ожидала, что они снова встретятся в этих глухих горах.

Чжао У переоделся в повседневную одежду. Невозможно было определить марку, но на нем она смотрелась очень качественно. Самым заметным был маленький партийный значок, приколотый к левой стороне груди.

Линь Силань была вежлива почти до подобострастия, но он не принял этой игры и с легкой усмешкой ответил: — Учительница Линь обращается слишком официально.

Она не назвала его полным именем, как вчера вечером, а использовала должность.

— Как звала раньше, так и зови сейчас, — прямо сказал Чжао У.

Эта прямота — всегда, намеренно или нет, задевала Линь Силань. Отвечая, она усмехнулась: — Руководитель Чжао слишком великодушен.

Как она звала его раньше?

Линь Силань не помнила. Она также не считала его сентиментальным человеком, к тому же между ними было не так уж много «прошлого», которое стоило бы вспоминать.

Чжао У не стал настаивать. Он взглянул на ее правую руку, и, не дожидаясь вопроса, Линь Силань сама сказала: — Ожог уже почти прошел, благодаря тому, что вы вчера правильно его обработали. Спасибо.

В конце она почувствовала, что звучит слишком сухо, и снова добавила: — Большое спасибо.

Это была правда. Ожог был небольшим, волдырей не было, кроме красного пятна, ничего серьезного.

Чжао У снова собрался что-то сказать, но у Цзинь Цзин, стоявшей рядом и старавшейся быть незаметной, вдруг громко заурчало в животе. Линь Силань почувствовала облегчение и, взяв девочку за руку, повела ее в маленькую столовую: — Ты вчера вечером хорошо поела? Что ела?

Девочка торопливо закивала, но, покраснев, смогла выдавить лишь несколько слов: — Ела рис…

Оставшись один, Чжао У обошел деревенскую школу несколько раз, осматриваясь.

Постепенно приходили другие дети. Школа была очень маленькой, без охранника и даже без приличных ворот. Одноэтажное здание занимало небольшую площадь. В классах, стены которых были наполовину выкрашены зеленой краской, сидело несколько десятков детей, в основном девочки.

Несколько детей принесли дымящиеся булочки на пару, а Линь Силань разливала молоко к завтраку.

Чжао У заметил, что молоко было разных марок, вразнобой, не похожее на централизованную закупку.

Когда пришло время, Линь Силань вручную ударила в бронзовый колокол под навесом коридора. Несколько учеников послушно взяли учебники и начали читать вслух. Большинство же детей продолжали шуметь и болтать без умолку.

Маленькая староста класса Цзи Цинцин недовольно встала, чтобы навести порядок. Когда стало немного тише, Линь Силань велела им открыть книги и написала на доске задание для утреннего чтения.

Но всегда находилось несколько детей, которые спали, положив голову на парту, или рассеянно пили воду из стаканчиков, или пинали друг друга под партами.

Стоя в коридоре, Чжао У слушал обрывочные голоса читающих детей и спросил: — Это все ученики?

В классе было около сорока детей, и книги в их руках были для разных классов — с первого по четвертый.

Линь Силань, не глядя на Чжао У, ответила: — Не хватает еще одной.

Вчера вечером она промокла под дождем, полдня карабкалась по труднопроходимой горной тропе, но так и не смогла убедить ту семью передумать.

— Живет очень далеко? — предположил Чжао У.

— Бросила школу, — равнодушно объяснила Линь Силань. — Десятилетняя девочка. Семья заставляет ее сидеть дома и нянчить младшего брата.

Чжао У на мгновение потерял дар речи. Линь Силань взглянула на него, потом посмотрела в окно на класс и сама затронула эту тему: — Знаете, сколько учеников у меня было, когда я только приехала? Учеба в горах — это совсем не то, что в городе.

Звенели детские голоса, читающие вслух. Линь Силань стояла за окном, и в ее отражении читались спокойствие и тревога.

— Как зовут ту девочку, которая не пришла? — спросил Чжао У.

Линь Силань повернулась. Он смотрел на нее пристально: — Если есть дети, бросившие школу, вся моя работа по борьбе с бедностью может пойти насмарку из-за одного этого факта.