Глава 4 (Часть 2)

Оглядываясь назад, я понимаю, что последние десять лет моей жизни были довольно скучными. Обычная школа, обычный университет, обычная работа. Я все время был занят мелочами, боясь выйти за рамки «обычности», в отличие от Мао, которая уверенно шла вперед. Конечно, одной из причин, по которой я выбрал такой образ жизни, была сама Мао. Но задумывалась ли она об этом, маленькими глотками попивая вино, словно птичка?

— А как насчет тебя, Коскэ? — спросила она.

— Что?

— Мы же о выпускном путешествии говорили! Ты рассказывал, как ездил с друзьями из железнодорожного кружка в путешествие на поезде и как вам было весело.

Я такого не помню. Алкоголь, похоже, подействовал на меня сильнее, чем я думал.

— Ты меня вообще слушаешь? — Мао пристально посмотрела мне в глаза. — О чем ты задумался?

— Нет, ничего такого.

— Снова прокручиваешь в голове свою жизнь?

— Ну… что-то вроде того.

— И к какому выводу пришел?

Она снова посмотрела мне прямо в глаза. На работе ее взгляд всегда был острым, а сейчас — мягким и каким-то детским. Это было неожиданно.

Я только сегодня заметил, что ее глаза немного карие.

В средней школе мы с Мао виделись каждый день, но я этого не замечал. Наверное, я вообще на нее не смотрел. Ее привязанность смущала меня, я стеснялся, боялся косых взглядов, поэтому всегда отворачивался.

Я сделал глоток своего сладкого «Московского мула» и сказал: — Последние десять лет я не был счастлив. Мой голос немного дрогнул. — Наверное, потому что мне некому было объяснять деление дробей.

Мао указала на себя.

Я кивнул, и она, смущаясь, сказала: — Ой, да ладно тебе!

Замороженные на десять лет чувства начали оттаивать.

***

— Мао ночью голая по улицам бегает.

Этот неожиданный слух дошел до меня в начале восьмого класса.

В каждом классе состав учеников менялся, но, к счастью или к сожалению, мы с Мао снова оказались в одном. Лица вокруг были другими, но наше положение не изменилось. Мы по-прежнему были изгоями. Все издевались над Мао, а меня боялись.

Я старался не обращать внимания на слухи о Мао, убеждая себя, что это все неправда. По крайней мере, внешне.

Но чем больше я игнорировал слухи, тем более изощренными они становились, приобретая откровенно оскорбительный характер. Наверное, слово «голая» будоражило их воображение.

Некоторые одноклассники подначивали меня расспросить Мао, но я этого не делал. Я был уверен, что это все выдумки Сиоды и ее компании. К тому же, мне не хватало смелости спросить ее об этом.

Зная Мао, она могла бы спокойно ответить: «Да, было дело». Эта мысль меня тревожила. В ней была какая-то опасная притягательность, которая заставляла думать: «Она вполне способна на такое». Поэтому я постоянно наблюдал за ней.

— Коскэ! — Мао, словно по рефлексу, бросалась ко мне, стоило ей увидеть меня в коридоре или по дороге в школу. Бант на ее матроске развевался на ветру. Она всегда появлялась так внезапно.

После «случая с маргарином» Мао стала еще ближе ко мне. Да, слово «ближе» как нельзя лучше описывало ее поведение.

— Я же просил называть меня Окуда.

— Хорошо, Коскэ.

Этот диалог стал нашим ежедневным ритуалом.

— Ну, что хотела?

— Ничего, — отвечала она с улыбкой. И это тоже повторялось каждый день.

Не слишком умная девочка-переводчица, которую считали эксгибиционисткой, и я, которого все боялись. Нас постоянно обсуждали и высмеивали.

Я понимал, почему над Мао издеваются. Она была не очень общительной, упрямой, вспыльчивой. При этом она была ужасно рассеянной. Все это вместе делало ее легкой мишенью для насмешек.