Глава 4. Странный нрав третьего брата

В город въехали ночью.

Стояла ранняя весна. Погода была обманчива: то тепло, то холодно. Небо только-только начинало светлеть. После ночного дождя мир казался особенно серым и блеклым. В воздухе висела сырая, пронизывающая прохожих до дрожи прохлада.

— Братец Лу, братец Лу! — У дверей небольшого домика во флигеле стоял одетый в синюю куртку подросток лет тринадцати-четырнадцати. В руках он держал корзинку с едой. У него были густые брови, большие глаза и простодушное лицо. Он дышал на руки, согревая их, и звал кого-то.

Вскоре закрытая дверь со скрипом отворилась. Первым, что бросилось в глаза, было по-детски милое, круглое личико, сопровождаемое непрекращающимися зевками. Увидев стоящего на пороге человека, мальчик улыбнулся: — А, это ты, Цзин Ань. Чего так рано вернулся? Твоей маме уже лучше?

Подростка, которого звали Цзин Ань, с благодарностью улыбнулся: — Да, совсем поправилась, уже может вставать и ходить. И всё благодаря тебе, братец Лу. Ты попросил у своего господина чудодейственное лекарство. Позволь мне поклониться тебе в ноги, — С этими словами он и вправду собрался поклониться, но Лу Сяо Доу поспешно схватил его за руку.

— Эй, мы же с тобой друзья, к чему такие формальности? Зачем мне кланяться? Если хочешь кого-то благодарить, то иди и благодари моего господина. — Когда Лу Сяо Доу говорил о своём господине, даже его взгляд немного менялся. Его отношение к господину нельзя было описать простым словом "поклонение". Даже имя ему дал господин. Другие смеялись над тем, что его имя слишком простое, и он часто дрался с ними до синяков и ссадин. Не потому, что имя было некрасивым, а потому, что они смели говорить, что имя, данное ему самим господином, слишком простое. Этого он не мог стерпеть.

— Братец Лу, моя мама приготовила несколько домашних сладостей, которыми славится наша деревня. Передай их, пожалуйста, своему господину. Пусть это будет хоть малой толикой нашей благодарности. Да, и вот ещё, кувшин "Нюйэрхун". Его зарыли в землю, когда родилась моя сестра. Это уже лично тебе, братец Лу, — Подросток, как обычно, глуповато улыбался. Его искреннее лицо раскраснелось, и он выглядел очень дружелюбно.

Не успел Лу Сяо Доу протянуть руку за корзинкой, как его обдало ледяным ветром. Он вздрогнул и замер. Хотел было выругаться, но, увидев перед собой ледяное лицо, испуганно пискнул: — Г-г-главный… управляющий!

— Твой господин у себя? — Спросил Дугу Ую. Заметив, что дыхание ребёнка на его руках становится всё слабее, он почувствовал необъяснимую тревогу.

— Ладно, сам посмотрю, — Не дожидаясь ответа Лу Сяо Доу, он развернулся и направился к комнате Бай Можаня.

— Господин ждал вас всю ночь и лёг спать только под утро, около четырёх страж. Главный управляющий, не знаю, стоит ли мне говорить… — Лу Сяо Доу, словно наседка, суетливо топтался у двери, смущённо глядя на Дугу Ую.

— Говори.

— Наш господин очень не любит, когда его будят. Если вы сейчас войдёте, он рассердится, — Другими словами, Дугу Ую не стоило сейчас беспокоить спящего.

— Я понял, можешь идти, — Обойдя назойливого слугу, Дугу Ую шагнул в простую, но изящную комнату. В лицо ему пахнуло тонким ароматом лекарств. Лёгкие занавеси колыхнулись от ветра, когда Дугу Ую подошёл ближе. Сквозь них виднелся соблазнительный силуэт на кровати. Водопад чёрных волос струился по обнажённой спине, а белые, округлые плечи могли бы принадлежать прекрасной девушке. Даже Дугу Ую, привыкший к мужской красоте, был поражён.

«Какое сокровище! Жаль, что этот управляющий — лишь вывеска, которую нельзя трогать. Можно только любоваться», — подумал он.

— Третий брат, третий брат? — Дугу Ую наслышан о том, как Можань не любит, когда его будят, но сам никогда этого не видел. Вспомнив, что вчера он снова подвёл его, Дугу Ую подумал, что, возможно, ему достанется на орехи.

Ради ребёнка он был готов на всё.

Однако тот, кого звали третьим братом, лишь сладко застонал, перевернулся на другой бок и снова затих.

— Бай Можань, вставай! Человек умирает! — Дугу Ую нахмурился, глядя на спящего мужчину. Если бы он мог, то грубо сорвал бы с него одеяло, схватил за уши и проорал всё прямо в лицо.

Но, зная, что этот парень может отравить так, что и мертвец не встанет, а сам чёрт побоится, Дугу Ую не хотел рисковать. К телу этого парня нельзя было прикасаться.

— Если у тебя нет веской причины, не жди, что я вспомню о братских чувствах, — Холодный голос, пронизывающий насквозь, словно голос короля, вершащего судьбы, заставил даже такого властного человека, как Дугу Ую, почувствовать угрозу.

— Третий брат, помоги мне спасти человека. Буду считать, что я у тебя в долгу.

— Этот кусок мяса в твоих руках? — Насмешливый тон, полный презрения.

— Какое ещё мясо? Это живое дитя! Я спрашиваю, ты будешь лечить или нет? — Возмутился Дугу Ую, начиная злиться на то, как Бай Можань отзывается о ребёнке.

— Не буду. Ты же знаешь, кого я лечу. Не думаю, что нужно повторять, старший брат, — Бай Можань проигнорировал гневный взгляд Дугу Ую, встал с кровати, не обращая внимания на распахнувшийся халат, босиком подошёл к столу, сел, налил себе чаю и стал медленно его потягивать.

— Это несчастный ребёнок, которого я прошлой ночью спас от волков. У него сильный жар. Для тебя такая мелочь не должна быть проблемой, — Видя, как Бай Можань наслаждается покоем, Дугу Ую захотелось подойти и задушить его. Он понял, почему все, кто приходил к нему за помощью, уходили с искажёнными от злости лицами.

— Какое мне дело? Насколько я помню, ты не из тех, кто суёт нос в чужие дела.

— Я бы и не стал его брать, но этот новорожденный младенец назвал меня папой. Как я мог его бросить? — Вспомнив те невнятные, но такие трогательные слова, Дугу Ую невольно смягчился.

— Ты что, бредишь? Даже десятилетний ребёнок знает, что новорожденные не умеют говорить, не то что называть тебя папой.

Бай Можань удивлённо посмотрел на мужчину, который, казалось, светился от нежности. Неужели он так улыбался даже своей возлюбленной? Это пробудило в нём любопытство.

— Эх, что поделать, если некоторые невежды. Правда это или нет, ты можешь сам проверить, когда вылечишь ребёнка, — Дугу Ую с вызовом посмотрел на Бай Можаня. Блеск в его глазах не ускользнул от проницательного взгляда Бай Можаня.

— Ладно, я и правда хочу увидеть этого необыкновенного ребёнка, о котором ты говоришь. Я могу дать ему жизнь, и я же могу её отнять, — Правда это или нет, но это событие бросило камешек в тихие, как стоячая вода, глаза Бай Можаня. В Фанцаогэ было слишком спокойно. Возможно, появление этого ребёнка изменит здешнюю тишину.

Белая полоска ткани в мгновение ока обернулась вокруг ребёнка на руках Дугу Ую, и в следующее мгновение девочка уже лежала на столе. Бай Можань принялся осматривать её, а Дугу Ую застыл в изумлении.

— Это девочка! Кто бы мог подумать, что наш старший брат Ую, который больше всего боится женщин, всю ночь продержал её на руках, и при этом не покрылся красными пятнами и не бросил её! Странно, очень странно! — Сказал Бай Можань, с насмешкой глядя на Дугу Ую. Осталось только раздеть его догола и проверить, не началось ли у него чего.

— Ребёнок будет жить? — Дугу Ую и сам удивлялся себе. Даже сейчас, узнав, что это девочка, он всё равно хотел знать, что с ней.

— Хм, в этом мире нет человека, которого я, Бай Можань, не смог бы спасти, — Он всегда был уверен, что в медицине ему нет равных. Даже его братья и сёстры по школе признавали его превосходство. Прозвище "Чёрт боится" он получил не просто так.

— Это просто простуда, не умрёт. Я уже дал ей Хуаньхуньдань, мою особую пилюлю. Нужно будет ещё попить несколько отваров, и я верну тебе здоровую и весёлую девочку. Но сейчас тебе нужно переодеть ребёнка, — Сказав это, он искоса взглянул на ошеломлённого Дугу Ую. Посмотрим, как ты теперь выкрутишься. Ха-ха! Ты посмел меня продинамить, ты не дал мне выспаться! Кто-то злорадно ухмыльнулся, очень довольный собой.