Глава 4 (Часть 2)

Любовь к Чан Цяо причиняла мне невыносимую боль, но я ни на мгновение не сомневалась, стоит ли из-за этой боли отказываться от любви к ней.

Она была такой хорошей, такой красивой, обладала силой, которой у меня никогда не было. Как я могла не любить её?

Она шла впереди, я смотрела ей в спину и вдруг подумала, что мой брат, наверное, мне очень завидует.

Сюй Цзимин, не ожидал, да? Твоя мечта — смотреть кино с Чан Цяо, о которой ты думал дни и ночи, — первой осуществилась у меня.

Чан Цяо обернулась ко мне и спросила:

— Чему ты улыбаешься?

Я не скажу ей. Не скажу, что в глубине души я всегда хотела верить, что я — та самая, единственная.

Я просто сказала:

— Сестра, ты сегодня такая красивая.

Она больше ничего не сказала и не смотрела на меня.

Она обрадовалась?

Она должна была понять, что всё, что я сказала, — правда.

В тот день я предложила взять её за руку, как раньше.

Но она мягко отказала, сказав, что будет нехорошо, если нас увидят на улице.

В том, что две девушки держатся за руки, нет ничего особенного, но у Чан Цяо была дурная слава, и люди неизбежно стали бы сплетничать.

Всю дорогу я держала руки в карманах. Лето было слишком жарким, ладони вспотели, но я так и не вынула их.

У входа в кинотеатр мы встретили Чэнь И и её спутника.

Я спросила у отца: того мужчину звали Лян, он был из Цзилиня.

Он и Чэнь И были однокурсниками в университете, и у них сложились неплохие отношения.

Мать Чэнь И хотела, чтобы они поженились вскоре после окончания учёбы.

Наверное, Лян приехал сюда как раз для того, чтобы познакомиться с родителями и уладить свадебные дела.

Сегодня он был в шортах и футболке и, увидев нас, оживлённо поздоровался.

На самом деле, он мне не особо не нравился, просто его положение было слишком неловким.

Он напомнил мне второстепенного мужского персонажа из книги, которую я когда-то читала: простодушный и глуповатый, ко всем добрый, он должен был бы вызывать симпатию, но почему-то не вызывал.

А Чэнь И рядом с ним была всё такой же: слегка улыбалась, и даже издалека выглядела очень красивой.

Я не знала, известно ли Чан Цяо, что Чэнь И скоро выходит замуж, и не хотела, чтобы она знала.

Время летит быстро, четыре года многое меняют, мы все не стоим на месте.

Но мне всё равно хотелось спросить Чэнь И, чувствует ли она вину за то, что произошло четыре года назад.

Сейчас это кажется таким наивным.

Но я думала, не потому ли Чан Цяо так настойчиво позвала меня с собой, что втайне соперничала с Чэнь И?

Если подумать, то Чан Цяо тоже была ещё ребёнком. И правда, она всего на четыре года старше меня, ей было ещё далеко до того возраста, когда можно постичь весь мир.

Но я была слишком мала и считала её такой взрослой, такой сильной, будто она могла взвалить на свои плечи весь мир.

Лишь позже, достигнув её возраста, я поняла: иногда мы бываем во многих местах, встречаем многих людей, но всё равно обнаруживаем, что некоторые вещи неизбежно трудны.

Я просто чувствовала, что ей, возможно, одиноко, и я не оставлю её одну.

Атмосфера была очень странной. Чэнь И и Чан Цяо сидели рядом, а я и Лян — по обе стороны от них.

Расстояние между креслами было таким маленьким, но между ними словно пролегала целая река.

Чан Цяо всё время наклонялась в мою сторону. Я убрала попкорн, стоявший между нами, чтобы она могла опереться рукой на мой подлокотник.

Не знаю, смотрели ли они фильм внимательно, но Лян, казалось, был очень увлечён, и попкорна в итоге съел немного.

В кинотеатре шёл какой-то фильм с Брэдом Питтом, названия я уже не помню, ведь он снялся в таком множестве картин.

В фильме звенели мечи и копья, бог войны крушил врагов направо и налево, и я догадалась, что он скоро умрёт.

Я откинулась на спинку кресла и перестала смотреть на экран.

Я смотрела на тёмные спинки кресел впереди и думала обо всём том, что, как я читала в книгах и видела по телевизору, может произойти в кинотеатре.

Я откинула голову назад и увидела, как Лян положил голову на плечо Чэнь И. Я усмехнулась.

Чан Цяо повернулась и тихо спросила:

— Чему ты смеёшься?

Бог войны прощался со своей возлюбленной, на фоне зазвучала струнная музыка. Я подумала, что это идеальный момент для слёз.

Но у меня было столько всего, что я хотела сказать Чан Цяо. Если бы можно было, я бы объяснила ей, что не знаю, почему засмеялась, просто подумала: какой же это странный мир.

Некоторые поступки считаются нормальными, само собой разумеющимися, все должны встать, аплодировать и поднять бокалы. А могу ли я сделать так же по отношению к тебе?

Могу ли я без всяких последствий держать тебя за руку на улице, положить голову тебе на плечо в кинотеатре?

Чэнь И и господин Лян скоро поженятся, возможно, я даже пойду на их свадьбу.

Мне придётся надеть свою нелюбимую школьную юбку и идти за отцом и братом, чтобы поздравить их.

В тот день все будут счастливы, атмосфера любви окутает весь городок, загремят петарды, ночь озарится светом, все незнакомцы в этот вечер станут друзьями, мы будем обниматься, забывать печали, избавляться от обид.

В тот день, возможно, даже Чан Цяо простит её.

Фильм закончился, бог войны всё-таки умер, как и ожидалось.

Я вспомнила о фатализме, о котором часто говорил мой брат. Теперь мне казалось, что в этом действительно есть смысл.

Мы все принимаем свою судьбу.

Возможно, всё это можно было предсказать, как в кино: те финалы, что кажутся случайными, на самом деле предопределены, заранее спланированы.

Много лет спустя в одном из кинотеатров Парижа я увидела повторный показ этого фильма, и у меня возникло ощущение, будто прошла целая вечность.

Питт на постере был ещё молод, словно за эти годы время остановилось.

Я смотрела на французское название и никак не могла перевести его на китайский.

Мне всегда казалось, что кино и время неразрывно связаны. И в тот день в кинотеатре я повернулась к Чан Цяо. Её профиль освещался отблесками света с экрана, и я увидела в ней все свои воспоминания о ней, словно во флешбэках: каждый кадр представлял своё время и пространство, а наша с ней история существовала в них в иной форме.