Глава 1. Дождь и сырость (Часть 1)

Тёплые кончики пальцев нежно скользили по её щеке.

Аромат лекарства проник в нос, и откуда-то раздался мягкий голос: — Цзяньцзянь, прими лекарство.

Девочка, сидевшая за обеденным столом, подперев голову рукой, капризно ответила: — Не хочу.

Кто он?

И кто она?

Всё вокруг словно было окутано тонкой вуалью, фигура мужчины в тумане казалась неясной, оставался лишь слегка горьковатый аромат лекарства, настойчиво проникающий в её нос. Запах лекарства смешивался с влажным весенним воздухом, словно желая окутать её с головы до ног сыростью.

Цзи Наньжао болезненно нахмурилась, дыхание стало учащённым. Она отчаянно пыталась разглядеть происходящее, вырваться из сна, но лишь покрылась холодным потом.

В этот момент девушка во сне вдруг подняла голову, и это лицо… было точь-в-точь как её собственное.

Цзи Наньжао резко проснулась.

Она жадно глотала воздух, затуманенное зрение моментально прояснилось. Ночник на тумбочке освещал знакомую обстановку спальни.

Она потянулась рукой под подушку, и лишь когда нащупала твёрдый угол красного конверта, её дыхание начало успокаиваться.

Лоб был покрыт холодным потом.

Всё ещё немного дезориентированная, она машинально положила руку на живот, ниже пупка, но не почувствовала никакого дискомфорта.

Только тогда она смогла спокойно выдохнуть.

С тех пор, как она вернулась домой, ей больше не снился этот сон.

Если подумать, этот повторяющийся сон не появлялся уже почти год.

Это не был кошмар, но он действительно долгое время её беспокоил.

Что означает его возвращение? Может, это какое-то предзнаменование?

Или просто она в последнее время слишком устала?

Цзи Наньжао взяла телефон с тумбочки. Загоревшийся экран показывал время: 7:22.

Она ещё немного полежала в кровати, чувствуя, как в груди бушуют эмоции, но заснуть не могла.

Снизу доносилось шипение скороварки.

Вздохнув, она встала и накинула халат.

Умывшись, Цзи Наньжао надела светло-голубые джинсы и светло-жёлтую толстовку, после чего спустилась вниз.

Тапочки шлёпали по полу.

Матушка Цзи жарила яичницу на кухне. Пламя газовой плиты было включено на максимум, масло на антипригарной сковороде громко потрескивало. Не переставая орудовать лопаткой, она обернулась и отругала Цзи Наньжао: — Сколько раз тебе говорить, не шаркай тапочками! Ведёшь себя совсем не как девушка!

Внимательно осмотрев её сегодняшний наряд, Матушка Цзи ещё больше распалилась: — Опять эти драные джинсы! Я тебе что, платья покупаю, чтобы ты на них сидела?!

Цзи Наньжао уже привыкла к утренним нравоучениям матери. Не поднимая глаз, она достала из сушилки для посуды тарелку и палочки, затем подошла к плите, открыла крышку скороварки и, разлив белую рисовую кашу по двум мискам, поставила их на стол остывать, старательно изображая из себя расторопную немую.

Гнев Матушки Цзи вспыхивал быстро и так же быстро угасал. К тому времени, как она поставила на стол яичницу, её настроение уже улучшилось.

Они сели за стол.

Цзи Наньжао всё ещё думала о своём сне, рассеянно ковыряясь ложкой в каше.

Матушка Цзи снова осталась недовольна: — Ешь яйцо. Посмотри на себя, до чего дошла!

Цзи Наньжао послушно съела яйцо, которое мать положила ей в миску.

— Почему ты сегодня так рано встала?

— Не спалось, — соврала Цзи Наньжао. — Вчера рано легла.

Она не хотела рассказывать матери о сне. Решила понаблюдать несколько дней, будет ли он повторяться, и не произойдёт ли чего-нибудь необычного.

Если бы об этом узнала её импульсивная мать, то непременно закатила бы ей очередную нотацию, а потом, вероятно, попросила бы соседку, старую госпожу, снова сходить с ней к какой-нибудь гадалке за оберегом.

Цзи Наньжао не то чтобы не верила в подобные вещи. С детства воспитанная на подобных историях, она чувствовала себя немного спокойнее, зная, что под подушкой лежит красный конверт.

Просто храм находился далеко, добираться туда было сложно, часть пути приходилось идти пешком.

Матушке Цзи было уже сорок шесть, и хотя она всегда старалась держаться молодцом, Цзи Наньжао знала, что у неё иногда болят колени.

За последние два года она и так доставила матери немало хлопот.

Если возможно, она хотела разобраться с этим сама.

Матушка Цзи, выслушав её, ничего не заподозрила и лишь по привычке добавила: — Вот и правильно, не сиди допоздна. Ранняя пташка червячка клюёт.

Цзи Наньжао быстро доела кашу и только отложила палочки, как наверху раздался звук открывающейся двери.

Матушка Цзи, не доев, отставила свою миску, поставила скороварку на плиту, снова включила газ, чтобы подогреть кашу, и пробормотала: — Отец проснулся. Если у тебя нет дел, иди пораньше в кондитерскую.

Цзи Наньжао промычала в ответ. Мать посмотрела на неё, словно опасаясь, что та обиделась, и добавила: — Ты же говорила, что заказов много?

На лице Цзи Наньжао не отразилось никакого недовольства. Надевая туфли, она ответила: — Да, мам, я пойду.

Цзи Наньжао закрыла за собой дверь и убрала ключи с пушистым брелком в холщовую сумку.

В последнее время отношения между Цзи Наньжао и её отцом были натянутыми.

Кондитерская Цзи Наньжао становилась всё более популярной в их маленьком городке.

Город был настолько мал, что все переулки были связаны между собой, и новости разлетались быстро.

Высокое дерево ловит ветер – завистливые соседи, встречая родителей Цзи Наньжао, не упускали случая съязвить. Говорили, что в престижном университете она научилась только печь торты; что ей уже за двадцать, а она всё ещё сидит на шее у родителей и замуж её никто не возьмёт; что дочери — бесполезны, ничего не добиваются, а только прожигают семейные деньги… И это говорили не только отдельные соседи, но и коллеги отца, которые тоже любили ехидно намекать на это. Отец, человек консервативный и любящий покрасоваться, конечно, не мог этого выносить, и дома с Цзи Наньжао был холоден.

Цзи Наньжао обычно не обращала внимания на сплетни, но не могла оставаться равнодушной, когда это задевало её семью.