Глава 44

Мне кажется или в голубых глазах Норы действительно блестят слезы? 

Вспомнив его недавнее странное поведение, я забеспокоилась и, сама того не осознавая, подошла ближе. 

— Нора? Что… Почему ты здесь один? Что произошло? Ты себя нехорошо чувствуешь? 

Но маленький волчонок мне ничего не ответил, сидя с опущенной головой и утомленно вздыхая. Внезапно его плечи начала сотрясать сильная дрожь. 

О, Господи и святой отец! 

Разумеется, я заволновалась, а мое сердце участилось. Я даже представить себе не могла, что увижу, как молодой Нюрнберг, сильнейший мечник Империи и соперник Джереми, разрыдается передо мной. 

— Нора? Что случилось? Почему ты… 

Слезы мужчин всегда приводили меня в замешательство. Даже в прошлой жизни, видя, как Джереми прячется и плачет, я терялась и ничего не могла сделать. Вот и сейчас я стояла и не понимала, как быть.   

Не могу поверить, что такие сильные юноши тоже плачут!   

— Что произошло? — осторожно спросила я, однако мне никто не ответил.   

Ну, хотя бы не стряхнул мою руку, уже неплохо.   

Я опустилась на колени перед алтарем рядом с рыдающим Норой, затем осторожно похлопала его по плечу. Без понятия, что происходит, но мне просто хотелось утешить его.  

— Все в порядке, Нора. Все будет хорошо.   

Я услышала шуршание и удушливый вздох.  

Наконец, он поднял голову, уставился на меня своими голубыми глазами, полными слез, а затем прохрипел сдавленным голосом: 

— Сестрица, что значит «взрослеть»? 

И что мне ответить? И почему он так неожиданно назвал меня «сестрицей»? 

Я не стала реагировать на обращение, а просто сказала, неловко улыбаясь: 

— Я бы и сама хотела это знать. 

Да и что я могла ему еще ответить? Новая жизнь стала для меня чередой сюрпризов, открывая мне мои пробелы в знаниях тех областей, которые, как мне казалось, я знала лучше, чем кто-либо другой. 

Проглотив слова, я вытащила носовой платок и осторожно коснулась им лица мальчика. 

Нерешительно взглянув мне в глаза, Нора снова опустил голову, а затем вытер мокрые глаза тыльной стороной ладони и вздохнул: 

  — Наверно… для всех было бы лучше, если бы это принц был сыном моего отца. 

  — Его высочество? Но ты… 

  — Ты ведь тоже так думаешь? Считаешь, что я неумеха и лгун? 

  — Нет. Я никогда так не считала, — я неосознанно сказала это твердым, непоколебимым голосом. 

Нора посмотрел мне в лицо со странным отчаянным в голубых глазах, словно говоря, что я единственная, кто в это верит. 

  — Почему ты задал такой вопрос? 

  — Все так говорят… 

  — Кто «все»? 

Нора не ответила. Он опустил глаза в пол и угрюмо вздохнул. Я без понятия, что произошло, но, кажется, догадываюсь. Вспоминая сцену, произошедшую на поминальном банкете, могу сделать вывод, что они с герцогом Нюрнбергом снова поспорили. 

Герцог всегда был добр и дружелюбен ко мне, но он также являлся братом нынешней императрицы и одним из столпов благородного общества. У него была болезненная, робкая жена и единственный ребенок Нора. В таком положении строгое отношение к ребёнку было бы странным, но… 

— Кто бы что ни говорил, я не думаю, что ты такой человек. 

— Как… ты можешь быть в этом уверена? Ты даже не знаешь меня. 

Было такое ощущение, словно меня впечатали в стену. Впрочем, благодаря кое-кому, я уже привыкла к этой неразборчивой манере речи. 

— Сури, ты очень многого обо мне не знаешь, но… какой я человек в твоих глазах? 

Слегка улыбнувшись, я искренне ответила: 

  — Хороший. Очень хороший. 

  — Тогда… ладно… 

Наблюдая за тем, как Нора трет глаза, что-то непонятно бормоча, я подумала о будущем, которое его ждет. 

В следующем году он будет посвящен в рыцари и сразится с Джереми на национальном конкурсе мечников, а позже, если память мне не изменяет, присоединиться к тайной полиции Империи «Дозор». Помнится было много разговоров и пересудов о том, почему наследник Нюрнбергов вступил туда. 

 — Эх… Я не собирался плакать. Должно быть, я смешон. 

Такой сильный юноша… как печально видеть его таким. По крайней мере он начал успокаиваться, и я этому рада. 

  — Все в порядке. Это нормально — выражать эмоции. Все так делают. К тому же я уже видела, как ты дважды смеялся. 

  — Это другое… Мой отец, наверно, уже наорал бы на меня за то, что я так бесстыдно проливаю слезы. 

  — Знаешь, на самом деле хорошо, что ты еще можешь плакать. Потому что в будущем будет такое, что тебе захочется разрыдаться, но не сможешь выдавить и слезинки.