Глава 8 (Часть 2)

— Как ты собираешься мстить? — на его губах появилась улыбка, но глаза оставались холодными.

— Выждать момент и сбежать. Скрыться в императорских охотничьих угодьях, а когда император прибудет на церемонию охоты, напасть, — ответила я.

— Ты весьма прямолинейна, — усмехнулся он.

— Я в руках Вашего Высочества, — я тоже улыбнулась, но его клинок уже коснулся моей шеи.

— Хочешь что-нибудь ещё сказать?

— Да, — я продолжала улыбаться. — Если в тебе есть хоть капля сочувствия ко мне, убей императора и Драгоценную супругу Ли.

— Не будешь молить о пощаде?

— Всё равно не в первый раз умираю, — я улыбнулась, и в глазах потемнело.

Спустя много лет.

В зале Вэньдэ снова проходила большая аудиенция, только лица присутствующих изменились.

После утренней аудиенции Чжоу Цзицун, вопреки обыкновению, не пошёл через западный коридор к воротам Чжуншумэнься, ведущим в канцелярию, а вышел через заднюю часть зала к воротам Дунхуамэнь, а затем к воротам Хуэйтунмэнь. За воротами Хуэйтунмэнь находился внутренний двор.

Он не останавливаясь, ускоряя шаг, шёл к залу Баохэдянь. Оттуда, повернув на юго-запад, можно было попасть в Ханьдань Сюань. Говорили, что поскольку она жила в Ханьдань Сюань, когда была наложницей, он специально построил для неё Ханьдань Сюань и во внутренних покоях дворца.

Подойдя к двери, он на мгновение замер, а затем стремительно вошёл внутрь. В зале было несколько служанок, занятых уборкой. Не дожидаясь, пока они поклонятся, он жестом велел им замолчать и удалиться. Он огляделся и, наконец, увидел её в беседке позади зала.

Ян Жоянь была одета в лазурное жуцюнь с узором баосян хуавэнь. Нижняя рубашка была нежно-голубого цвета, а сверху — накидка пибо с узором из переплетающихся ветвей и цветов. Этот наряд подчёркивал белизну её кожи. Он никогда не видел, чтобы она так наряжалась. Он всегда знал, что она красива, но не думал, что она может быть настолько обворожительной.

— Ты так похорошела, когда нарядилась, — он смотрел на неё с нежностью. Подойдя ближе, он заметил, что А-Фу сегодня даже накрасилась: подвела брови и поставила дянь. Черные, как вороново крыло, волосы на висках украшала золотая заколка буяо с подвесками инло, которая покачивалась на ветру, сверкая.

Она заговорила своим обычным тоном, в котором невозможно было уловить ни тепла, ни холода: — Раз уж я стала наложницей Вашего Высочества… О, нет, теперь нужно говорить «Ваше Величество». Раз уж я стала Вашей запретной игрушкой, то, конечно, должна стараться наряжаться ещё больше, чтобы не разочаровать Ваше Величество.

Он, разумеется, понимал, что это неискренние слова. Ему нравилось наблюдать, как она скрывает свою ненависть, как злится в душе, но сохраняет равнодушный вид, словно что-то замышляет. Ему нравилось, когда она что-то замышляла, и ещё больше нравилось вовремя разрушать её планы. Он любил видеть её смущение.

Он сделал два шага вперёд, сел рядом и обнял её. Он ожидал, что она будет сопротивляться, но на этот раз она была необычайно спокойна. Он посмотрел на её руки и увидел, что заколка буяо исчезла. Не успела она что-либо предпринять, как он схватил её за запястья. Послышался звон – заколка упала на землю.

Он заметил, как в её глазах блеснул огонёк, но тут же погас. Она сказала: — Я не посмела бы убить Вас. Просто я устала бороться.

Только тогда он заметил, что из-под его пальцев сочится тёмно-красная кровь. Он оцепенел от ужаса. Она, не дрогнув, перерезала себе вены и, превозмогая боль, разговаривала с ним как ни в чём не бывало. Какая же решимость нужна была для этого!

— Лекаря! Скорее зовите лекаря! — в отчаянии закричал он. Слуги впервые видели своего государя, который обычно сохранял невозмутимость даже при виде рушащейся горы Тайшань, в таком состоянии. Они бросились в Императорскую лечебницу, готовые привести оттуда всех главных врачей, лишь бы избежать гнева императора.

Пока все суетились, её дыхание становилось всё слабее. Она всегда боялась смерти и боли. Любимая дочь отца и нежно опекаемая матерью, она выросла в неге и не должна была страдать от тягот войны и горя.

Но она страдала, горевала, пыталась изменить ситуацию, но всё равно проиграла ему.

Возможно, её ошибка была в том, что она сохранила в сердце доброту и хотела лишь, чтобы он не мог ни жить, ни умереть. Нужно было воспользоваться моментом и убить его одним ударом. Но она подумала, что, если бы всё повторилось, она, скорее всего, снова оставила бы его в живых.

— Чжоу Цзицун… — впервые она назвала его по имени, и это стало её последними словами. Она хотела что-то сказать, но дыхание прервалось.

— Янь-Янь, — он не мог поверить, что она ушла. До самой смерти она не пыталась убить его. Он понимал, что это не из-за чувств к нему, а потому, что она хотела остаться чистой, незапятнанной кровью. Она хотела ценой своей жизни заставить его провести остаток дней в раскаянии.

Он думал, что не будет горевать о ней. Она была всего лишь игрушкой в Восточном дворце. Каждый раз, когда он видел её, она выглядела так, будто помнила, что месть — это блюдо, которое подают холодным. Ему это казалось забавным.

Ему нравилось видеть, как она злится, но вынуждена отвечать смиренно, как подобает наложнице.

Ему нравилось доводить её до бешенства, когда она, казалось, готова была устроить скандал, но молчала, а потом выдавливала из себя несколько не относящихся к делу фраз.

Когда толпа лекарей, наконец, прибыла, Жоянь безжизненно лежала у него на руках. Кровь из её запястий, которые он крепко сжимал, залила его одежду и засохла тёмно-красными пятнами. Это было ужасное зрелище.

Лекари, увидев столько крови, в ужасе опустились на колени, не решаясь подойти. Он хотел было накричать на них, но не смог издать ни звука. Он сидел, обнимая её, и долго не мог прийти в себя.

— Супруга Шу скончалась, — когда небо начало темнеть, слуги, наконец, объявили о её смерти.

Как жаль, что пруд, полный лотосов в Ханьдань Сюань, так и не зацвёл, оставшись заброшенным.