Глава 2. Часть 1

«Как холодно...»

Сознание Гу Лайбао медленно возвращалось, но он чувствовал лишь пронизывающий холод вокруг, такой, что можно было замерзнуть насмерть.

«Разве сейчас не лето? Почему так холодно?»

Гу Лайбао, дрожа, протянул руку, пытаясь нащупать что-нибудь, чтобы укрыться. Одновременно он открыл глаза и сквозь узкую щель над собой увидел падающий крупными хлопьями снег.

«Почему идет снег... Грабители! Кто-то хотел ограбить меня!»

Гу Лайбао окончательно пришел в себя. Он подумал, что те двое бросили его где-то. Размахивая руками, он громко закричал, но изо рта вырвалось лишь: «Уа! Уа! Уа!»

«Почему я не могу говорить?»

Гу Лайбао не мог поверить. Он снова и снова пытался что-то сказать, но получался только младенческий плач. Взглянув на свою руку, он понял — это была не рука взрослого, а ручка младенца!

Гу Лайбао испытал сильнейший шок. Он не мог отдышаться и чуть не потерял сознание от потрясения.

Однако это помогло ему немного успокоиться. Хотя он не понимал, почему превратился в младенца, его нынешнее положение было явно незавидным. Кажется, его положили в нечто вроде бамбуковой корзины и оставили на снегу. Холодный ветер, проникавший сквозь щели, давал понять: если его никто не найдет, через несколько часов он замерзнет насмерть.

Гу Лайбао очень испугался. Чтобы спастись, он начал громко, надрывно плакать, надеясь, что кто-нибудь придет ему на помощь.

«Спасите! Кто-нибудь, спасите меня!»

...

В деревне Гу, расположенной у подножия горы Дабэй, посреди ночи Гу Лаову и его жена услышали детский плач. Они не могли уснуть и сели на кровати. Жена Гу Лаову, Чжэн Ши, толкнула мужа.

— Старик, ты слышал? Кажется, со стороны горы Дабэй доносится.

Гу Лаову был простым и честным мужиком. Годы бедности оставили на его лице следы тягот. Он прислушался. — Жена, похоже, это ребенок плачет.

— Посреди ночи? Как ребенок мог оказаться на горе Дабэй? На улице еще и снег сильный идет. Иди скорее посмотри, как бы чего не случилось! — Жена торопила его.

— Ладно, пойду гляну, — Гу Лаову быстро оделся, закутался в единственную в доме толстую стеганую куртку и вышел под снегопад.

Когда муж ушел, его жена почувствовала необъяснимое беспокойство. Не то чтобы страх, но ей было не по себе, она не могла усидеть на месте. Она слезла с кана и пошла на кухню.

Зимой кан нужно было топить, и обычно огонь в топке печи не гасили совсем — оставляли тлеть пару толстых поленьев, чтобы поддерживать тепло.

Разжечь огонь заново было легко: добавить хвороста, пару раз дунуть — и пламя взметнется вверх.

Чжэн Ши сама не поняла, что на нее нашло. Обычно она была самой расчетливой хозяйкой, а тут вдруг посреди ночи сварила целый котел рисового отвара. Огромный котел! Только сварив, она опомнилась и шлепнула себя по ноге: «Вот же голова моя дырявая!»

Раз уж сварила, не пропадать же добру. Этого котла рисового отвара да черных лепешек хватило бы их семье на два раза поесть.

Поэтому Чжэн Ши решила разбудить детей в восточной комнате, чтобы они выпили по миске горячего отвара — так спать будет гораздо теплее.

У них было пятеро детей: три мальчика и две девочки. Четверо старших спали вповалку в восточной комнате, и только трехлетний Сяо Ву жил с родителями в западной.

На самом деле, четверо старших детей проснулись еще тогда, когда Чжэн Ши снова растопила печь — их разбудило тепло от кана. Они подумали, что это отец с матерью боятся, как бы они не замерзли, и решили подтопить для них среди ночи.

— А Да, Эр Я, выходите все четверо! Мама сварила рисовый отвар, вставайте, выпейте по миске, — позвала Чжэн Ши.

Услышав про рисовый отвар, мальчики А Да и Сяо Сы выбежали первыми. Эр Я и Сань Я двигались помедленнее, но тоже спешили за братьями.

— Мама, почему ты сварила отвар посреди ночи? — А Да налил себе полную миску, но рисинок в ней было так мало, что их можно было пересчитать по пальцам.

Чжэн Ши посмотрела на него с жалостью: — А Да, поешь погуще. Что толку одну воду хлебать? Твой отец ушел, я испугалась, что он вернется замерзший и голодный, вот и сварила котел отвара.

Эр Я налила себе маленькую мисочку и пошла в западную комнату за Сяо Ву. Малыш еще не совсем проснулся и недовольно обнял сестру за шею, не желая поднимать голову. Чжэн Ши взяла его у дочери: — Эр Я, ты ешь сама, я покормлю Сяо Ву.

— Мама, ты сначала поешь, я покормлю братика. Когда ты поешь, я тебя сменю.

Эр Я было уже восемь лет, и она была очень разумной девочкой. Обычно, когда Чжэн Ши была занята, она присматривала за Сань Я, Сяо Сы и Сяо Ву.

Старшему брату А Да было десять, он уже считался в семье помощником и должен был помогать родителям в поле.

Младшие дети тоже любили сестру. Сяо Ву сидел у нее на руках и совсем не капризничал, послушно пил отвар, время от времени поглядывая, ест ли сестра.

Сань Я была такой же разумной, как и старшая сестра. Хоть ей было всего пять лет, она уже умела делиться едой. Даже будучи голодной, она отдала половину своего отвара брату-близнецу.

Сяо Сы ел больше сестры и не отказался, но взял совсем немного: — Сестренка, вкусно, ты ешь.

Чжэн Ши смотрела на своих пятерых детей, и сердце ее наполнялось теплом. Хоть они и были бедны, дети росли хорошими, никогда не дрались из-за еды. Каждый ребенок был послушным и разумным — этим Чжэн Ши гордилась больше всего.

А Да быстро выхлебал миску горячего отвара и сполоснул ее водой. — Мама, отец давно ушел?

— Недавно, скоро должен вернуться, — ответила Чжэн Ши, помешивая отвар половником, чтобы не пригорел.

А Да выглянул на улицу. Хоть и была ночь, но из-за падающего снега снаружи было довольно светло. — Отец надел толстую стеганую куртку?

— Надел, не беспокойся, — сказала Чжэн Ши, снова выглянув наружу.

Увидев это, А Да вернулся в комнату и надел теплую одежду. На самом деле, он просто надел под свою рваную куртку на подкладке куртку своей второй сестры, а на ноги — ватные ботинки, к которым привязал соломенные подстилки.