Пролог

У подножия гор Тайханшань раскинулась деревушка Мацзячжуан. Я вырос здесь.

Я родился в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века. Когда мне было лет семь-восемь, мы с друзьями лазали по деревьям и стенам, ничего не боясь. Чем больше взрослые нам что-то запрещали, тем сильнее хотелось попробовать.

К югу от деревни была роща. Из поколения в поколение передавался запрет: детям, женщинам, старикам и больным туда ходить нельзя.

Семь-восемь лет — это тот самый возраст, когда ты всем надоел, как кошка или собака, и когда море по колено.

В нашем детстве в деревне были «майцзя» — каникулы на время жатвы. Нас отпускали примерно на десять дней помогать убирать пшеницу.

Помню, как раз были такие каникулы, где-то в пятом месяце по лунному календарю. Накануне вечером я помогал семье молотить пшеницу на току, а на следующий день проспал до полудня. Поев, я пошел искать своих друзей, чтобы решить, где поиграть.

— На горе поспела шелковица, пойдем собирать! — предложил Цянцзы.

— Деревья шелковицы высокие, мы достанем? — засомневался Дачжу. — Даже если мы залезем, вчера мой старший брат с друзьями уже ходили туда. Нам что-нибудь останется?

Хуцзы таинственно сгреб нас в кучу:

— Вчера мой старший брат ходил в рощу к югу от деревни. Говорит, там есть несколько невысоких деревьев шелковицы, и ягоды на них крупные. Осмелитесь пойти?

— Я не пойду, — сказал я. — Мама сказала, если я посмею повести сестренку в эту рощу, она мне ноги переломает.

Мне тогда было девять лет по китайскому счету возраста, и я присматривал за младшей сестрой Хуаэр. Цянцзы тоже был со своим младшим братом Эрцяном. С нами был еще Гоудан, сын дяди Цянцзы.

Хуцзы, видя, что поход может сорваться, сказал:

— Вам что, совсем не любопытно, почему взрослые запрещают нам ходить в эту рощу? Я слышал, как мой брат рассказывал после возвращения оттуда — там просто много деревьев. Весной они даже ходили туда за цветами софоры. Ничего страшного там нет. Так что, не пойдете?

Я засомневался, но, взглянув на сестренку Хуаэр, твердо сказал:

— Не пойду.

Хуаэр посмотрела на меня:

— Если ты пойдешь в рощу, я скажу маме, что ты не берешь меня играть.

Увидев, что сестра собирается ябедничать, я поспешно заверил:

— Я не пойду. А если бы и пошел, то обязательно взял бы Хуаэр с собой.

Хуаэр замолчала.

Хуцзы сказал:

— Эрци, ты просто скажи, идешь или нет. Не прикрывайся сестрой.

Дачжу подхватил:

— Моя бабушка тоже говорила, что вокруг деревни можно ходить где угодно, только не в эту рощу.

— Цянцзы, вы идете? А ты, Гоудан? — спросил Хуцзы.

Цянцзы посмотрел на меня, потом на Хуцзы.

— Лучше не ходить. Эрци не идет, а если пойдем только мы с моим братом, то и играть будет неинтересно.

— Гоудан, Дачжу, а вы что скажете? — не унимался Хуцзы.

Из всей нашей компании Гоудан был самым молчаливым.

— Может, пойдем ловить рыбу в ручье? — предложил Гоудан.

Хуцзы фыркнул:

— Трусы. Раз вы не идете, я пойду один.

Я быстро схватил Хуцзы за руку:

— Не ходи. Давай лучше в карты поиграем? Мой папа купил бутылку вина, там была колода карт.

— Нас семеро, и старшие, и младшие. Как мы будем играть в карты? Кому-то придется не играть? — возразил Хуцзы.

Я не нашелся, что ответить, и принялся бессознательно ковырять землю носком ботинка.

Хуаэр и младший брат Цянцзы, Эрцян, играли в стороне в классики — простую игру. На земле была начерчена сетка, нужен был только стеклянный шарик, который надо было пинать ногой по клеткам в определенном порядке.

Из нас самым старшим был Цянцзы, ему уже исполнилось десять лет. Но в школу он пошел поздно, поэтому в десять лет учился только во втором классе, вместе со мной. Раз Цянцзы отказался идти, Хуцзы в одиночку ничего не мог поделать.

Я быстро сказал:

— У меня есть железный обруч, сейчас принесу!

— А у меня рогатка! — добавил Дачжу.

Я принес обруч, Дачжу — рогатку. Хуцзы был недоволен, но промолчал. Мы немного поиграли без особого энтузиазма, потом Хуцзы сказал, что ему нужно делать уроки, и мы разошлись.

Я пошел домой, вскипятил воды и отнес взрослым, работавшим в поле на жатве. Вернувшись, я помог старшему брату приготовить ужин на всю семью.

Когда мои родители, дедушка и бабушка вернулись с поля, поели и собрались идти на ток помогать дяде с молотьбой, к нам пришел старший брат Хуцзы, Даху, и спросил, не видели ли мы его брата.

— Мы играли вместе после обеда, разошлись около четырех, — ответил я. — Потом я больше не выходил. Когда расставались, Хуцзы сказал, что пойдет домой делать уроки. Разве он потом снова ушел?

— Он так и не вернулся домой сегодня после обеда, — сказал Даху. — Мы спохватились только к ужину. Я уже обошел дома Дачжу и Цянцзы, никто его не видел. Неизвестно, куда он запропастился.

Тут я вспомнил слова Хуцзы, сказанные днем, и пробормотал:

— Неужели он все-таки пошел в рощу?

Даху не расслышал мое бормотание и переспросил.

— Днем Хуцзы предлагал пойти играть в рощу, но мы все отказались, — повторил я громче. — Неужели он пошел туда один?

Услышав это, моя бабушка вспылила:

— Разве вам не запрещали туда ходить? Совсем мимо ушей пропускаете? Порки вам не хватает!

— Я не ходил! — запротестовал я. — Это Хуцзы хотел пойти. Да и как бы я пошел с сестренкой?

Бабушка перестала ругаться на меня и торопливо сказала Даху:

— Быстро беги домой к своей бабушке! Скажи ей, чтобы немедленно нашла дедушку Лю, взяла Меч Цинь Цюна и шла в рощу! Только начало темнеть, скорее, скорее!

Около десяти вечера вернулся отец. Он выпил воды и снова ушел на ток помогать дяде.

Летом было жарко, и мы часто спали на крыше до глубокой ночи. Позже мой отец вместе с дедушкой Лю и отцом Хуцзы, вооруженные Мечом Цинь Цюна, сходили в рощу и привели Хуцзы обратно.

Они ничего не объяснили и снова ушли. Мне ничего не оставалось, как пристать к бабушке с расспросами, почему нам запрещено ходить в эту рощу.