Данная глава была переведена с использованием искусственного интеллекта
— Хорошо, что ушла, хорошо, что ушла... — пробормотала Тетушка Ван, и ее лицо вдруг прояснилось. Затем ее тело обмякло, она без движения упала на пол.
Дядя Ван поспешно поднял ее на кровать и спросил Дедушку: — С ней все в порядке?
Дедушка кивнул: — Завтра будет в порядке. В эти дни не позволяйте ей видеть кровь, пусть ест только вегетарианскую пищу, так неделю.
Дядя Ван поспешно кивнул в знак согласия.
— Дедушка! — с пронзительным криком я, кубарем, выкатился из дома и прибежал к дяде Вану, дрожа всем телом, и спрятался в объятиях Дедушки.
Увидев Дедушку, я почувствовал себя намного спокойнее.
Лицо Дедушки изменилось, и он поспешно спросил меня: — Что случилось?
Я широко раскрыл глаза, и лишь спустя долгое время, сглотнув, смог прерывисто произнести: — Гро... гроб упал. Она... она прикоснулась ко мне.
В тот момент я уже не мог говорить от страха, и реальная ситуация была гораздо ужаснее.
Как только Дедушка вышел из дома, я, обнимая черную кошку, смотрел на свет свечи.
Раньше я не боялся мертвецов, но на этот раз все было иначе. Стоило мне вспомнить плач того младенца, как сердце необъяснимо сжималось от тревоги.
Через некоторое время в ушах раздался скрип. Он продолжал звучать в моих ушах, не исчезая.
Я немного поколебался, затем тайком взглянул в сторону.
Гроб лежал на двух длинных скамьях, и скрип доносился именно оттуда.
Тогда горела всего одна свеча, давая тусклый свет. Холодный ветер дул вокруг гроба, создавая жуткую атмосферу.
Я поспешно отвернулся, думая лишь о том, почему Дедушка так долго не возвращается.
Внезапно раздался оглушительный грохот. В такую тихую ночь мое тело вздрогнуло, сердце подскочило к горлу, и я почувствовал ледяной холод на лодыжке.
Я даже плакать не мог, лишь оцепенело повернулся и посмотрел в сторону.
Та скамья, не знаю когда, рухнула, и гроб откатился на пол, повсюду разлилась ледяная вода.
Женщина-труп, не знаю как, оказалась рядом со мной, и ее ледяная правая рука лежала на моей лодыжке.
Я широко раскрыл рот, растерянно глядя на женщину-труп.
Ее лицо прижалось к земле, бледное, без единого признака жизни.
Самым незабываемым были ее глаза, которые неизвестно когда открылись. Белые, блестящие глазные яблоки, казалось, смотрели прямо на меня.
Спустя долгое время я пришел в себя, забыв обо всем от страха, издал дикий крик и бросился бежать.
Едва встав, я споткнулся о ее правую руку, и это напугало меня еще больше.
Хотелось плакать, но слезы не шли, и я отчаянно полз по полу.
Добравшись до двери и увидев лунный свет, я немного успокоился.
Всю дорогу я звал Дедушку, бежа к дому дяди Вана.
Дедушка, выслушав мой рассказ, поспешно задрал мою штанину. На лодыжке остались несколько темных следов, словно отпечатавшихся на коже.
Дедушка посмотрел на них некоторое время и спросил меня: — Что-нибудь чувствуешь?
Я покачал головой и обиженно сказал: — Нет, просто холодно. Очень холодно.
В тот момент я почувствовал пронизывающий холод по всему телу. Этот холод отличался от зимнего ветра, он был неосознанным, словно я провалился в ледяную пещеру.
Дядя Ван, услышав это, поспешно достал несколько вещей и накинул на меня, сказав: — Это старая одежда моего сына, пока поноси ее.
Дедушка покачал головой и сказал: — Сколько ни надевай, толку не будет.
Действительно, я надел несколько вещей, но все равно чувствовал ледяной холод, словно все тепло из моего тела выкачали.
Дедушка попрощался с дядей Ваном и отвел меня обратно в дом.
С Дедушкой рядом мне было не так страшно, но женщина-труп на полу, плавающая в ледяной воде, с растрепанными волосами и широко раскрытыми глазами, выглядела невыразимо жутко.
Дедушка присел, провел правой рукой, закрывая ей веки.
Дедушка был уже стар, не мог поднять гроб и не мог поднять тело. Поэтому он нашел метлу, подмел воду с пола, а затем вытер пол старой тряпкой.
Он перевернул женщину-труп, накрыл ее лучшей шелковой тканью, вытер ей лицо, и, наконец, накрыл белой простыней.
К тому времени, как Дедушка закончил, я уже совсем замерз. Мое лицо было бледным, я, завернувшись в большое одеяло, дрожал, сидя на стуле.
Дедушка достал из книжного шкафа множество желто-зеленых бумажных талисманов, взял ножницы и несколько бамбуковых палочек.
Это был первый раз, когда я видел, как Дедушка вырезает талисманы. Хотя мне было очень холодно, я все равно с любопытством наблюдал.
При свете свечи Дедушка несколькими движениями ножниц вырезал восемь маленьких бумажных человечков.
Затем он нашел несколько кусков более твердой бумаги и вырезал из них несколько фрагментов.
Затем он склеил из клейкого риса маленький свадебный паланкин, вставил в него бамбуковые палочки, а затем обернул палочки тонкой бумагой.
Закончив, Дедушка нашел маленький совок и положил все туда.
Он вывел меня из дома под лунный свет.
Дедушка установил паланкин, затем положил под него восемь бумажных человечков, зажег спичку и поджег их.
Он легко махнул правой рукой, бормоча: — Идите, идите... — Затем сжег много погребальных денег.
Я оцепенело сидел на корточках, с любопытством наблюдая за всем этим.
Красно-зеленые языки пламени медленно догорели, поглотив паланкин, а вскоре и маленькие человечки сгорели дотла.
Я смотрел, и глаза мои затуманились, остался лишь смутный отблеск огня.
В отблеске огня маленькие бумажные человечки с разноцветными лицами, словно клоуны, оборачивались и хихикали мне.
Вскоре маленькие бумажные человечки унесли паланкин.
Подул порыв ветра, и мне показалось, что что-то унеслось от меня, но при этом я все еще чувствовал прохладу, оставаясь прежним.
После той ночи холод в моем теле значительно отступил.
Однако остался корень проблемы: время от времени тело охлаждалось, а конечности становились слабыми.
Дедушка сказал мне, что в тот день он отправлял «Бога Чумы», но эта женщина-труп была слишком полна обиды, и ее было очень трудно отправить.
Именно поэтому Дедушка позже взял меня с собой странствовать по миру.
Его старик хотел лишь выяснить причину смерти женщины-трупа, чтобы она могла упокоиться с миром, и только тогда он мог излечить мою оставшуюся болезнь.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|