Продолжение следует

Следующим летом я снова приехала к господину Фаню. Я хотела показать ему символ, который оставила мне Цзюи.

В тот день она вырезала его у меня на ладони каменным ножом. Хао сказала, что это послание предков, но она не смогла его расшифровать. Я подумала, что господин Фань сможет мне помочь.

Господин Фань жил в местности, где было много рек и озер, совсем не похожей на Соколиный город. Интересно, была ли это та самая страна вод и болот, о которой говорила Цзюи?

(Здесь я исправила название деревни. Я всегда думала, что это Суньчжэнь, но Цю сказала, что правильно — Соколиный город. Это название дали предки в честь первой птицы, которую они приручили. Только сейчас я вспомнила тот вечер, когда впервые встретила Хао, Синя и сокола. Примечание 1932 г.)

Увидев господина Фаня, я очень удивилась. Он сильно постарел, его когда-то черные, блестящие волосы теперь были седыми, и весь его вид выражал упадок духа.

Я показала ему символ, который привезла из Соколиного города. Он очень обрадовался и сказал, что это величайшее сокровище, и история навсегда запомнит этот день.

Мне было трудно ответить ему улыбкой. История должна была запомнить множество других дней, которые уже канули в лету.

— Господин Фань, что с вами случилось? — спросила я, взглянув на его волосы. Господин Фань учил меня, что в разговоре нужно сначала поинтересоваться делами собеседника, прежде чем говорить о своих, хотя иногда он сам нарушал это правило.

— Мой друг умер, — его глаза наполнились печалью. — Он был великим человеком. История запомнит этот день. — Он повторял эту фразу уже много раз, и я не понимала, что происходит у него в душе.

— Расскажите мне о нем, если хотите, — сказала я. Я должна была выразить соболезнования, но слова «история запомнит» пробудили во мне какое-то чувство. Я подумала: если история не запомнит, то запомню я.

Господин Фань согласился, но сначала долго молчал.

Я понимала его чувства. Как говорить о человеке, если он был великим? Каждое воспоминание о нем — это целый мир.

Я испытывала нечто подобное, когда только достигла совершеннолетия.

— Господин Ван сам вошел в озеро, — начал господин Фань. — Мне все время снится, как окурок в его пальцах плывет по холодной воде. Никто этого не видел. Бумага пропитывается водой, табак разбухает, и, наконец, окурок тонет, как и он сам. Тонет… навсегда… — Господин Фань так и не рассказал мне о своем друге, лишь поделился обрывками воспоминаний, которые, должно быть, бесконечно прокручивал в своей голове.

Я не стала его торопить и просто молча просидела с ним весь день.

Вечером господин Фань пригласил меня на ужин. Во время ужина он извинился: — Я все говорил о себе и совсем забыл о вас. Позвольте мне выпить за это.

— Ничего страшного, — сказала я. — Я просто хотела спросить вас об одном символе.

Я достала из кармана сложенный лист бумаги и аккуратно развернула его. На бумаге был рисунок — я срисовала символ со своей ладони, когда рана зажила.

Господин Фань взял лист двумя руками и внимательно посмотрел на него.

— Этот символ связан с птицами, но я не уверен, — сказал он. Господин Фань был скромным человеком. Если он так говорил, значит, был уверен хотя бы на пятьдесят процентов.

— Это сокол? — спросила я.

Господин Фань отложил лист, обмакнул палец в вино и написал символ на столе.

У него была феноменальная память. Он запомнил этот сложный символ всего за несколько минут.

Я смотрела, как он пишет, и снова подумала, какой это замысловатый рисунок.

Множество линий переплетались между собой, не подчиняясь никакой строгой системе, но создавая гармоничную красоту.

— Я думаю, это «янь», — сказал господин Фань, закончив писать.

Я знала ответ, но боялась посмотреть. — «Янь», как в слове «ласточка»? — спросила я.

Господин Фань покачал головой, отпил глоток вина и ответил: — «Янь», как в слове «дикий гусь».

Почему она написала мое имя?

В тот момент я словно окаменела.

До сегодняшнего дня я много раз пыталась вспомнить, как выглядела Цзюи, какой у нее был характер, но она ничего мне не оставила. Даже мои воспоминания были расплывчатыми и искаженными.

Почему она написала мое имя? Я до сих пор не знаю, как произносится твое имя на языке твоего народа.

Иногда я думаю, не в этом ли заключалась твоя мудрость?

Пока у меня нет ответа, я буду помнить тебя всегда. Ты загадала мне загадку, которую я никогда не смогу разгадать, и мне остается только заполнять пустоту своими фантазиями.

Так закончилось мое путешествие. Мое сердце отягощено тайнами. Птица без ног не может летать, она может только вернуться домой и помнить «тот день».

(Господин Фань умер через два года после моего отъезда. Говорят, той зимой он отправился на север с какими-то документами, попал в шторм и пропал без вести. Примечание 1930 г.)

— Кажется, дальше страницы вырваны, — сказала Чжоу Чжоу, перелистнув страницу.

Элеонора, все еще держа во рту серебряную вилку, слушала очень внимательно, ее глаза блестели от слез.

Услышав слова Чжоу Чжоу, она словно очнулась от сна. — Какая удивительная история! Даже не знаю, вымысел это или правда.

Чжоу Чжоу кивнула. Ее сердце билось, как после отлива, оставляя следы истории, которую она не хотела отпускать.

Солнечный свет, проходя сквозь листья растений за окном, распадался на блики. Легкий ветерок доносил аромат зелени. Чжоу Чжоу захотелось плакать.

Элеонора протянула к ней руку, и Чжоу Чжоу подумала о тепле ее пальцев, но тут за окном раздался пронзительный звук сирены.

Элеонора быстро убрала руку и, выхватив книгу из рук Чжоу Чжоу, захлопнула ее.

— Что случилось? — испуганно спросила Чжоу Чжоу.

Элеонора молчала, таща ее за собой. Ее хватка была такой сильной, что Чжоу Чжоу почувствовала боль в запястье.

Казалось, этому коридору не было конца. Они бежали очень долго, но выхода все не было.

— Чжоу Чжоу, слушай, — Элеонора вдруг остановилась и, положив руки ей на плечи, сказала: — Сейчас мы вместе разобьем стекло.

— Что происходит, Элеонора? — Чжоу Чжоу хотела понять, что случилось.

Элеонора нервно оглянулась в сторону, откуда они бежали, и почти умоляюще сказала: — Прости меня, Чжоу Чжоу, я не могу тебе сказать. Но, пожалуйста, поверь мне. Хорошо?

— Держи эту книгу, она защитит тебя, — Элеонора сунула книгу в руки Чжоу Чжоу, и они вместе бросились на окно, как будто им больше некуда было бежать.

Осколок стекла порезал Чжоу Чжоу руку, но остальные осколки, словно превратившись в бабочек, пролетели мимо.

Они упали на мягкую траву. Трава бережно приняла их, а когда они встали и побежали, вернулась в свое прежнее положение.

Чжоу Чжоу вдруг поняла, что здесь что-то не так.

Элеонора привела ее к тропинке, которая вела неизвестно куда.

— Чжоу Чжоу, иди прямо и не оглядывайся. Когда увидишь красный источник, прыгай в него. И не оглядывайся. Я буду ждать тебя там, — Элеонора старалась говорить спокойно и четко. Слова Элеоноры пугали Чжоу Чжоу все больше, но она лишь со слезами на глазах кивнула.

Бежать, бежать, бежать, бежать без остановки…

Чжоу Чжоу пыталась убедить себя, что скоро увидит город белых ночей, Зимний дворец, памятник Петру Великому.

Ее ноги были стерты в кровь, на твердой каменной дороге оставались красные следы. Чжоу Чжоу падала и снова поднималась.

Вокруг стало темно, Чжоу Чжоу ничего не видела, но продолжала бежать.

Странно, но, хотя казалось, что она ослепла, вдали светилась красная точка.

Она добежала до нее. В темноте появилось круглое красное пятно.

Чжоу Чжоу остановилась, ее охватили сомнения. Боль в ногах заставила ее покачнуться. Книги в руках не было. По поверхности красного пятна пошли круги. Чжоу Чжоу, не раздумывая больше, закрыла глаза и прыгнула.

…

— Она очнулась! Очнулась!

Чжоу Чжоу услышала голоса. У нее закружилась голова. Открыв глаза, она увидела яркий свет, от которого у нее заболели глаза.

— Раз очнулась, значит, все в порядке. Финский залив очень холодный, хорошо, что сейчас лето, — сказал человек в белом халате, стоявший рядом с Чжоу Чжоу. Рядом стояла молодая медсестра. Они говорили по-русски.

— Продолжение следует…

Чжоу Чжоу, я не дописала конец истории. Ты его видишь?

Чжоу Чжоу, я ослепла в городе белых ночей.

Элеонора.