Глава 9. Я боюсь горечи…

Гу Чэнсяо добрался до Юйли Юань, используя свою внутреннюю силу. Он быстро распахнул плотно закрытую дверь комнаты и увидел Шэнь Цзяи, лежащую на кровати с бледным личиком, жалкую, словно фарфоровая кукла, которая может разбиться от неосторожного прикосновения.

Он подошел ближе и не удержался, обняв ее хрупкое тело.

Нун Юэ, чье мастерство уступало Гу Чэнсяо, прибыла в комнату с опозданием. Увидев, как хозяин обнимает девушку на кровати, она начала описывать события прошлой ночи:

— Прошлой ночью, после того как я уложила госпожу Шэнь спать, я ушла. Но во второй половине ночи внезапно поднялся сильный ветер и началась гроза. Я забеспокоилась и пошла проверить главный двор. Там я увидела, что окно в комнате распахнуто, свечи погашены, а госпожа лежит на полу без сознания, вся промокшая.

— Врача из резиденции звали? — Гу Чэнсяо проверил лоб девушки в своих объятиях. Он был обжигающе горячим.

— Осматривал, — Нун Юэ опустила голову. — Доктор И сказал, что госпожа Шэнь перенесла сильный испуг, к тому же долго пробыла под дождем, холод проник в тело, поэтому она и потеряла сознание. Доктор И выписал рецепт и сам готовит отвар, скоро должен быть готов.

— Сильный испуг? Прошлой ночью кто-нибудь подозрительный проникал сюда? — Гу Чэнсяо нахмурился, внезапно вспомнив, что Чжао Цзюлань покинул свое место посреди [встречи].

— Следов проникновения посторонних не обнаружено, — Нун Юэ напряженно вспоминала. — Прошлой ночью я нашла госпожу в заднем саду. Она была одна, и вид у нее уже тогда был какой-то странный. Позже госпожа выглядела уставшей и рано легла отдыхать, а я быстро ушла.

Гу Чэнсяо помолчал немного, затем вдруг сказал:

— Впредь в ее комнате не оставляйте настенных светильников. Замените их жемчужинами ночного света.

Нун Юэ удивленно подняла глаза на хозяина и растерянно ответила:

— Да.

Она с трудом подавила изумление. Жемчужины ночного света были чрезвычайно редки, во всей империи Цзинь их можно было пересчитать по пальцам. Пять лет назад, подавляя смуту в Наньцзяне, хозяин за огромные деньги купил десять штук у беглых торговцев и хранил их до сих пор.

И теперь он собирается использовать драгоценные жемчужины ночного света вместо светильников в комнате госпожи Шэнь?

Похоже, госпожа Шэнь в сердце хозяина — не просто бывшая невеста.

Пока Нун Юэ размышляла, доктор И лично принес отвар в комнату. Увидев регента, он поспешно и с трепетом поклонился:

— Ваш слуга приветствует Вашу Милость!

Гу Чэнсяо осторожно отпустил Шэнь Цзяи, жестом велев Нун Юэ поддержать ее, и, поднявшись, спросил:

— С ее здоровьем все в порядке?

— Госпожа Шэнь очень слаба, к тому же перенесла сильный испуг и промокла под дождем, что и вызвало сильную простуду, — доктор И тщательно подбирал слова. — К счастью, ее вовремя нашли. С помощью отвара она поправится за несколько дней. Однако ваш слуга заметил, что тело госпожи Шэнь слишком ослаблено, вероятно, с детства она недоедала и страдала от нехватки одежды.

Брови Гу Чэнсяо дрогнули. Он равнодушно произнес:

— Используйте лучшие лекарства, чтобы укрепить ее здоровье.

Доктор И принял приказ, оставил отвар и тихо удалился.

Гу Чэнсяо взял чашу с отваром и передал Нун Юэ. Его обычно ледяные глаза потеплели, когда он взглянул на бледное, ослабевшее лицо.

Его взгляд скользнул в сторону и вдруг остановился на рисунке, лежавшем на столе. На нем была изображена женщина средних лет, похожая на крестьянку, измученную невзгодами. Всего несколькими штрихами художнику удалось передать ее выражение лица и черты так живо, будто она была живой.

— Чьих рук это работа?

Нун Юэ как раз поила Шэнь Цзяи лекарством. Увидев, что хозяин задумался, глядя на рисунок, она поспешно ответила:

— Госпожи Шэнь. У госпожи превосходные навыки рисования. Она говорила, что может по нескольким словам нарисовать портрет, неотличимый от живого человека. Я не поверила и описала крестьянку, которую однажды встретила. Неожиданно госпожа действительно нарисовала ее, получилось точь-в-точь!

В ее голосе звучало восхищение и изумление.

Гу Чэнсяо, погруженный в свои мысли, еще раз внимательно рассмотрел портрет крестьянки, а затем снова подошел к кровати.

Шэнь Цзяи, словно почувствовав что-то, недовольно нахмурилась и медленно открыла глаза, встретившись взглядом с парой глаз, темных, как глубокий омут.

Она испуганно съежилась и опустила голову, избегая его взгляда.

— Допей оставшееся лекарство, — голос мужчины был мрачным и властным, не терпящим возражений.

Только тут Шэнь Цзяи почувствовала сильную горечь во рту. Она опустила глаза на темный отвар, невольно нахмурившись. С детства она боялась горечи. Выпив чашку такого лекарства, она потом целый день не могла есть.

Она украдкой взглянула на Гу Чэнсяо. Увидев, что мужчина пристально смотрит на нее, явно намереваясь не отводить взгляд, пока она не выпьет, ей ничего не оставалось, как зажмуриться и, даже не пользуясь фарфоровой ложкой, поднять чашу и залпом выпить все до дна.

Гу Чэнсяо нахмурился:

— Зачем так торопиться?

Шэнь Цзяи опустила голову и промолчала. Нун Юэ уже встала и вышла, заботливо прикрыв за собой дверь.

Гу Чэнсяо смотрел, как хрупкая фигурка почти полностью скрыта под парчовым одеялом, как тонкие плечи едва виднеются сквозь водопад черных волос. Она казалась невероятно хрупкой. Он как бы невзначай спросил:

— Постоянно болеешь и падаешь в обморок, и ростом такая маленькая. Неужели хоу Юнъань с детства плохо с тобой обращался?

Слова словно задели Шэнь Цзяи за живое. Непонятно почему, в сердце поднялась острая горечь. Но она не хотела, чтобы регент это заметил, поэтому упрямо опустила голову и попыталась еще глубже зарыться в одеяло, чтобы полностью спрятаться. Лицо ее наполовину скрылось под одеялом, и голос прозвучал глухо:

— Нет, отец… очень хорошо ко мне относился.

Гу Чэнсяо по ее поникшему виду сразу понял, что она лжет, но не стал ее разоблачать. Он перевел разговор на рисунок:

— Рисунок на столе — твоя работа?

Шэнь Цзяи на мгновение замерла, потом поняла, что он говорит о портрете крестьянки, который она нарисовала несколько дней назад на спор с Нун Юэ, и медленно кивнула.

Гу Чэнсяо сел на край кровати, взял ее за плечо и немного приподнял:

— Ты что, похоронить себя заживо хочешь? Когда поправишься от простуды, не согласишься ли нарисовать портрет для меня?

Он видел, что девушка под одеялом все еще немного затуманена. После лекарства на ее щеках появился легкий румянец. Она послушно кивнула, и на мгновение ему показалось, что все вернулось ко времени до расторжения помолвки.

Тогда она тоже однажды подхватила простуду. У нее был такой жар, что губы потрескались. Ей было очень плохо, и она плакала, прижавшись к его плечу, но боялась его рассердить, поэтому лишь осторожно клала подбородок ему на плечо и тихонько жаловалась, как ей плохо.

Прошел всего год, а казалось, целая вечность. Девушка лежала прямо перед ним, но больше не бросалась сама в его объятия, и даже когда ей было плохо, больше не показывала ему своих покрасневших глаз.

В сердце Гу Чэнсяо шевельнулось странное чувство. Он вдруг сказал:

— Иди сюда.

Шэнь Цзяи от этих слов растерялась еще больше. Ей показалось, что регент сегодня очень странный. Она настороженно вцепилась в одеяло и зарылась в него еще глубже.

Гу Чэнсяо потерял терпение. Он просто поднял ее вместе с одеялом на руки и широкими шагами направился к выходу:

— С сегодняшнего дня ты переезжаешь в Сюэ Лин Юань в главном дворце.

Сюэ Лин Юань? Но ведь это же личные покои регента в главном дворце!

Сейчас, когда он собирается породниться с дочерью министра Гао, а у нее самой есть помолвка с премьер-министром Чжао, жить одиноким мужчине и женщине в одном дворце… это неизбежно вызовет пересуды…

Юйли Юань находился далеко от главного дворца, можно было долго не видеть регента. Но переезд в Сюэ Лин Юань означал, что ей придется видеть его каждый день…

Шэнь Цзяи не хотела этого. Она попыталась вырваться, но тело было слабым и ватным, сил не было совсем. Она могла лишь тяжело дышать и тихо проговорить:

— В Юйли Юань очень хорошо…

Гу Чэнсяо, конечно, заметил ее сопротивление. Он приподнял край одеяла, чтобы прикрыть ее лохматую голову, и, используя внутреннюю силу, быстро полетел к главному дворцу.

——

Так Шэнь Цзяи поселилась в Сюэ Лин Юань в главном дворце. Каждый день ее заставляли пить лекарство. Тело день ото дня крепло, а лицо стало гораздо румянее, чем прежде.

Нун Юэ последовала за ней в Сюэ Лин Юань. Ее главной ежедневной обязанностью стало следить, чтобы госпожа выпивала горький отвар. К счастью, вместе с лекарством всегда приносили большое блюдо с разнообразными цукатами, что немного смягчало горечь во рту.

Но сегодня отвар доктора И готовился дольше обычного. Нун Юэ боялась опоздать и, поспешно принеся лекарство, забыла захватить цукаты. Зная, что Шэнь Цзяи боится горечи, она виновато сказала:

— Госпожа, выпейте сначала лекарство, а я попрошу служанку снаружи принести цукаты.

— Но только ты знаешь, какие цукаты я люблю! — Шэнь Цзяи моргнула блестящими влажными глазами, внезапно став капризной. — Милая Нун Юэ, сходи, пожалуйста, принеси их для меня. Пока ты вернешься, я как раз допью лекарство!

Нун Юэ взглянула на чашу с темным отваром, затем на ее искреннее и безобидное лицо. Ей ничего не оставалось, как сказать «хорошо» и быстро выйти за цукатами.

Шэнь Цзяи дождалась, пока спина Нун Юэ окончательно скроется за дверью, и уголки ее губ изогнулись в улыбке. Не успев даже надеть туфли, она быстро слезла с кровати, взяла чашу с отваром, который пила уже бесчисленное количество раз, сделала несколько шагов и вылила содержимое в цветочный горшок у окна.

Ее простуда давно прошла, но доктор И почему-то продолжал постоянно щупать ей пульс и заставлять пить эти горькие отвары один за другим.

Если бы она не знала, что Гу Чэнсяо не был мелочным человеком, она бы подумала, что это он нарочно приказал мучить ее горькими лекарствами каждый день!

Она так увлеклась выливанием лекарства, что не заметила темную фигуру, тихо стоявшую в дверях и наблюдавшую за ней.

Шэнь Цзяи вылила половину чаши и как раз собиралась потереть затекшее запястье и сменить позу, чтобы продолжить, как вдруг краем глаза заметила угол темного халата, расшитого узором четырехпалого дракона.

Сердце ее екнуло, и она тут же не смогла удержать чашу. Раздался звон — «дзынь!» — чаша вместе с оставшимся отваром упала на пол и разбилась на несколько осколков.

— Ваша Милость… — Шэнь Цзяи застыла, ее личико слегка покраснело, она чуть не расплакалась.

Выражение лица Гу Чэнсяо было непроницаемым, в глазах лежал снег. От одного его взгляда у нее по спине пробежал холодок.

— Не хочешь пить лекарство?

Он шагнул к ней.

— Чтобы не пить лекарство, отослала Нун Юэ и тайком выливаешь его в цветочный горшок? Ну-ка, скажи, который раз ты это делаешь?

Увидев, что он приближается, сердце Шэнь Цзяи заколотилось как сумасшедшее, и она поспешно попятилась.

Аура Гу Чэнсяо была слишком подавляющей. Ей и так было совестно, а в панике она наступила на осколок фарфора на полу. Острый край вонзился ей в нежную ступню.

— Ух… — Шэнь Цзяи тут же нахмурилась, на ее лице, нежном, как цветок, отразилась боль.

Выражение лица Гу Чэнсяо слегка изменилось. Он широким шагом подошел, подхватил ее на руки и перенес на кровать. Вытащив из-под юбки ее раненую ножку, он увидел, что ступня уже залита кровью, и холодно произнес:

— Так тебе и надо!

Шэнь Цзяи вцепилась ручками в одеяло, глаза ее покраснели.

— Я только один раз вылила… Я… я боюсь горечи.

— Ростом с вершок, а ума палата! — Гу Чэнсяо сжал ее лодыжку чуть сильнее, а другой рукой быстро вытащил осколок, вонзившийся в плоть. — Потерпи!

Девушка всхлипнула, в голосе слышалась обида:

— Моя простуда давно прошла, мне больше не нужно пить горькое лекарство… — Она осторожно взглянула на мрачное лицо мужчины. — Можно мне больше не пить… Ух… Больно!