Глава 5 (Часть 2)

Трёхлетний Жун Янь ещё не мог чётко различать ситуации, многое для него оставалось неясным. Исключение составляли лишь моменты после смерти матери, когда дети из деревни Сяолин говорили гадости о ней — тогда он по-настоящему злился.

В остальных случаях, если кто-то относился к нему плохо, он привычно винил себя.

Поэтому Шаньсэ Кунмэн решил чётко обозначить ситуацию: — Потому что они плохие люди, а Янь-Янь — хороший мальчик. Поэтому, если они обижают Янь-Яня, это их вина.

Малыш слегка замешкался.

— Янь-Янь, ты слышал истории о героях?

Жун Янь сначала покачал головой, потом кивнул, а затем, осознав свою непоследовательность, тихо пробормотал: — Герои — это те, кого уважают.

Но самих историй о героях он не слышал.

— Янь-Янь хороший мальчик. Хочешь стать маленьким героем и победить плохих людей?

Малыш промолчал, но поднял голову, сцепив руки и нервно теребя пальцы.

Шаньсэ Кунмэн не стал больше спрашивать, а решил за него: — Янь-Янь, давай сейчас пойдём и заберём у этой злой мамушки еду, которая тебе положена. — Он сделал особое ударение на словах «заберём» и «положена».

Это было своего рода ненавязчивое внушение, подтверждающее правильность действий малыша.

Затем он добавил: — Не бойся, братик Кунмэн всегда рядом. Просто делай, как я скажу, хорошо?

Жун Янь колебался. Конечно, ему больше нравился добрый и заботливый братик Кунмэн, чем свирепая мамушка.

— Хорошо. Янь-Янь, сейчас открой дверь.

Малыш посмотрел на запертую дверь, слегка вздрогнул, а затем, тяжело ступая, пошёл к ней.

Голос братика Кунмэна звучал в его голове спокойно и размеренно, словно убаюкивая.

— Отлично. Янь-Янь, возьмись за дверь и открой её изо всех сил.

Ладошки малыша вспотели от напряжения, кровь кипела в жилах, сердце бешено колотилось.

В его голове боролись два голоса.

— Остановись! Это неправильно! Вернись!

— Братика Кунмэна попросила мама, чтобы он заботился обо мне. Он не сделает мне ничего плохого.

— Ты поступаешь плохо! Ты плохой мальчик!

— Нужно быть послушным. Так говорила мама. Нельзя доставлять людям неприятности.

— …

— …Нет… Всё не так! Братик Кунмэн — хороший. Он не может ошибаться. И мама тоже. Я слушаюсь маму и слушаюсь братика Кунмэна!

— Скрип…

Красная лакированная дверь открылась изнутри.

Служанки, стоявшие снаружи, испуганно вскрикнули: — Что…

Не успели они договорить, как увидели у двери ребёнка.

Жун Янь был весь в поту, крупные капли стекали по его щекам. Но его тёмные глаза горели необычайным блеском.

— Янь-Янь, сохраняй это выражение лица и скажи им, что ты голоден.

Жун Янь засомневался. Ему казалось, что это невежливо.

— Янь-Янь, слушайся братика Кунмэна. Братик не причинит тебе вреда.

Жун Янь тихонько сжал кулачки и сказал: — Я голоден.

Служанки, опомнившись, переглянулись. Старшая мамушка, покраснев от гнева, язвительно произнесла: — Седьмой принц, ещё не время ужинать.

Жун Янь тревожно заёрзал, но всё же твёрдо повторил: — Я голоден.

Служанки и старая мамушка опешили.

Жун Янь, следуя указаниям братика Кунмэна, посмотрел в сторону покоев наложницы Чжуан: — Тогда я пойду к наложнице Чжуан.

Сказав это, он сделал шаг, как будто собираясь уйти.

Старая мамушка тут же схватила его и, крепко сжав руку, процедила сквозь зубы: — Седьмой принц, не усложняйте мне жизнь.

Малыш испугался.

Шаньсэ Кунмэн, заметив его состояние, стиснув зубы, стал уговаривать: — Янь-Янь, твоя мама вместе с братиком наблюдает за тобой. Смело говори, что ты хочешь.

Мысли малыша были словно в тумане, но, услышав про маму, он всхлипнул, и слёзы хлынули из глаз.

— Мама…

— Янь-Янь, тебя плохо слышно. Говори громче, что тебе нужно. Не бойся, братик Кунмэн и мама рядом.

Жун Янь не смог больше сдерживаться и громко заплакал: — Мама, я голоден!

После смерти матери его много обижали, потом и вовсе стали пинать, как мячик. И здесь его тоже обижают.

Сдерживаемый гнев, страх, тревога, беспокойство — все негативные эмоции разом вырвались наружу.

Пронзительный детский плач разнёсся по всему дворцу Илань.

Старая мамушка побледнела и испуганно попыталась зажать Жун Яню рот, но малыш укусил её за руку.

От боли мамушка отпустила его, и Жун Янь, рыдая, побежал во двор.

У наложницы Чжуан, находившейся в главном зале, нервно задергался глаз.