Глава 6 (2)

— Остальное оставь себе на свидания. У тебя же появилась девушка?

Услышав слова сестры, он гордо выпрямился: — С чего это сестра должна платить за мои свидания? Стыдно же! Папа говорит, что свою женщину нужно обеспечивать самому. Я подрабатываю, я могу себе это позволить! — Он сунул деньги обратно сестре в руку и мигом убежал.

Она рассмеялась, глядя вслед брату, и почувствовала себя постаревшей.

Вечером вся семья из четырех человек сидела за столом вокруг дымящегося котла, наслаждаясь горячим сукияки. Гэ Лисы рассказывала забавные истории с работы, о новых друзьях, и одновременно боролась с братом за мясо.

За столом семьи Гэ всегда было шумно, но такая веселая и непринужденная атмосфера царила только во время ужинов с горячим котлом, особенно когда собиралось много народу.

Радость и веселье внезапно пробудили глубоко спрятанные воспоминания.

Тогда родители были моложе, мама еще не вышла на пенсию, а папа не стал консультантом. За горячим котлом никогда не собирались только они вчетвером.

Тогда между ней и братом сидел еще один человек, пытаясь помирить их, но обычно его присутствие только усиливало их борьбу за внимание.

Да, борьбу за внимание…

Внезапно ей захотелось пить. Она допила медово-лимонный напиток, который приготовила ей мама. В стакане осталась половина льда. Она протянула стакан отцу.

— Папа, я выпью с тобой, — попросила она у отца выпить.

Гэ Цинхун моргнул, посмотрел на дочь, которая хорошо переносила алкоголь, но очень не любила пить, и обменялся взглядом с женой.

— Хорошо. Ты пей до дна, а я как получится, — улыбнулся он и наполнил ее стакан.

— Гадость какая! Папа, не надо меня так спаивать только потому, что я не пьянею!

— Ты сама попросила. Пей, — Гэ Цинхун поднял свой стакан и сделал небольшой глоток.

Зажав нос, под уговоры отца, Гэ Лисы начала пить стакан за стаканом. Любой другой на ее месте давно бы уже был пьян в стельку, но она оставалась совершенно трезвой, разве что лицо покраснело.

После трех или четырех стаканов водки госпожа Гэ, Ли Няньсинь, не выдержала и взглянула на дочь.

Когда Гэ Лисы в последний раз так пила?

Кажется, десять лет назад. Она внезапно поехала в Тайбэй к Фан Лицюаню, а вернулась вся в слезах. Схватила несколько бутылок из папиного бара и осушила их одну за другой. Она не опьянела, только плакала и умоляла родных помочь, спрашивая, почему она не может напиться и ничего забыть.

После этого заставить ее выпить было практически невозможно. А сегодня она вдруг нарушила свой зарок.

Ли Няньсинь положила кусочек говядины вагю в котел, обмакнула его, а затем положила в тарелку дочери. Небрежным тоном она спросила: — Как там Лицюань? Его ребенок похож на него? Ты должна хорошо его учить.

Гэ Лисы как раз собиралась с удовольствием съесть кусочек мяса, положенный мамой, как вдруг услышала эти слова и замерла от неожиданности.

Шум и смех за столом стихли после вопроса Ли Няньсинь. Наступила тишина, которая длилась всего три секунды, но показалась вечностью.

Гэ Лисы положила палочки, ее лицо напряглось. Она с ненавистью прошипела: — Лю Чжэньюй, тебе конец!

Не нужно было и думать, чтобы понять – это Чжэньюй донес маме. Этот мелкий засранец!

— Ты винишь Чжэньюя, а кого мне винить? О таком важном деле я узнаю не от собственной дочери, — Ли Няньсинь неторопливо ела говядину, делая вид, что ничего особенного не произошло.

— Мама, ты… этот Фан Лицюань… — Гэ Лисы растерялась, не зная, что сказать.

Мама не ненавидит его? Не обижается? Не винит?

Этот мерзавец Фан Лицюань так презирал их семью, а они считали его своим. И в ответ получили только его презрение.

— Я очень по нему скучаю, — вздохнула Ли Няньсинь, отложив палочки. — Скучаю так же, как по вам, когда вы уехали учиться и работать. Беспокоюсь, хорошо ли ему, счастлив ли он, не забывает ли о себе из-за работы… Что? Что за выражение лица? Я не могу скучать по своему сыну?

Услышав это, Гэ Лисы еще больше растерялась и не знала, что возразить маме.

Она рассказала маме каждое слово, сказанное Фан Лицюанем. Она сказала маме, что никогда его не простит и больше не хочет видеть.

Тогда мама никак не отреагировала на ее гнев и боль. И только сейчас она тихо вздохнула и сказала, что скучает по своему сыну.

— Я не знаю, по какой причине он прервал с нами связь, но я верю, что у него были на то веские причины. Лицюань вырос у меня на глазах. Даже покинув наш дом, сердцем он остался здесь. Я всегда в это верила.

— Просто дети вырастают и хотят повидать мир. Я считаю, что он просто вышел из дома и так увлекся, что забыл дорогу назад. А ты… ты с детства такая: чем больше тебя что-то волнует, тем сильнее ты делаешь вид, что тебе все равно. Почему бы тебе не спросить его? Тебе станет легче.

Никто не знает дочь лучше матери. Ли Няньсинь, конечно, понимала, в чем проблема ее дочери.

Первая любовь закончилась, не успев начаться. Разум говорил ей забыть, но голос в сердце настойчиво спрашивал: почему?

Она упрямо хотела знать, почему человек, которого она любила, изменился за одну ночь. Она не могла поверить, что люди могут так быстро меняться; не могла поверить, что такой ответственный человек мог уйти, ничего не сказав, бросив их.

Связь Фан Лицюаня с семьей Гэ была слишком глубокой. Чувства Гэ Лисы к нему были не просто влюбленностью девушки в парня.

Прежде чем она поняла, что любит его, Фан Лицюань был для нее как старший брат: защищал от обидчиков, нежно заботился, помогал с уроками.

Он был для нее героем, которому она доверяла и которым восхищалась.

С самого раннего детства она считала Фан Лицюаня членом семьи, поэтому не могла смириться с тем, что он больше никогда не вернется в их дом, не сядет между ней и братом, чтобы быть их миротворцем.

Потерять Фан Лицюаня означало не просто конец первой любви, это было все равно что лишиться брата, потерять часть себя – так это было больно и мучительно.

— Спроси его! — настаивала Ли Няньсинь. — Ты ведь всегда хотела все выяснить? Выяснишь – и начнешь нормально встречаться, перестанешь мучить других.

Слова матери заставили ее почувствовать себя виноватой.

За десять лет она окончила университет, начала работать, у нее было два романа, но сейчас она все еще была одна.