Глава 14. И это называется матерью?

Тан Чжицзюнь подошел и собрал всю детскую одежду, разбросанную по полу и кровати. Он сердито засунул её в шкаф и встал перед ним, преграждая Сан Чжилань путь. Его лицо было мрачным.

Она ещё даже не забрала ребёнка, а уже пытается унести одежду. Да и судя по всему, даже если бы Юйсинь ушла с этой матерью, её не ждала бы хорошая жизнь. Она умудрилась так уронить ребёнка… Можно было бы списать это на случайность, на неосторожность. Но разве мать не должна была сразу же поднять ребёнка и отвести к врачу?

Это же удар по голове! Что, если бы случилось что-то серьёзное?

Маленькой Юйсинь всего три года!

Сан Чжилань не знала, что делать: ни стоять, ни сидеть, ни уйти, ни остаться. Она понимала, что должна пойти за дочерью, но мысли о другой, младшей дочери, приводили её в смятение.

На улице темнело. Если она сейчас не уйдет, то ей придётся остаться здесь на ночь.

Нет, она закусила губу. Она не может остаться. Что подумает Вэй Тянь?

— Чжицзюнь, у меня на фабрике дела. Я пойду, завтра приду навестить Синьсинь. Она, наверное, не сильно ушиблась, всё будет хорошо.

Её улыбка была вымученной и некрасивой. Даже собственные слова казались ей бессвязными. Тан Чжицзюнь скривил губы. Когда Синьсинь болела, разве она была рядом? И после этого она говорит, что любит Юйсинь? Любит, как же! Разве она не волнуется за свою дочь? Ребёнок ушибся, а она даже не переживает, просто берёт и уходит. И это называется матерью?

Нет, такую женщину нельзя оставлять с Синьсинь.

Когда Тан Чжинянь вернулся с Тан Юйсинь на руках, Сан Чжилань уже ушла. В комнате царил беспорядок, даже новые туфельки, которые он сделал для дочери к Новому году, валялись на полу.

— Всё в порядке? — Тан Чжицзюнь осторожно взял Тан Юйсинь на руки. Лицо ребёнка было бледным, глаза открыты, но она молчала. На лбу всё ещё красовалась шишка, к счастью, не сильная.

— Врач сказал, что ничего серьёзного, просто ушиб. Через пару дней всё пройдёт, — Тан Чжинянь нежно погладил дочь по голове.

— А она где? — Не увидев Сан Чжилань, он уже догадался, что та ушла. В глубине души он всё ещё надеялся, что, когда он вернётся, Сан Чжилань поймёт свою ошибку и останется. Но, похоже, он снова разочаровался.

Она не любит свою дочь. Но если не любит, зачем тогда хочет её забрать?

— Да что с ней станется! Смылась уже! Брат, после такого мы ни за что не должны позволить ей забрать Синьсинь! — Тан Чжицзюнь со злостью ударил по стене, и куски старой штукатурки посыпались на пол.

Тан Чжинянь промолчал. Он бережно укрыл дочь одеялом, поднял с пола новые туфельки и молча убрал их в шкаф.

Когда мужчины вышли, Тан Юйсинь открыла глаза и потрогала свой лоб. Её нежно-розовые губки немного побледнели, потеряв свой обычный яркий цвет.

Она осторожно слезла с деревянной кровати, подбежала к двери, присела и приложила ухо к щели, пытаясь расслышать доносившиеся снаружи приглушённые голоса. В доме были тонкие стены, и если специально не понижать голос, то можно было услышать почти всё.