Глава 7 (Часть 1)

Раньше, если бы Гу Сяомэн захотела признаться в своих чувствах, она бы непременно прибегла к цитатам из романов, историческим аллюзиям и строкам из классической поэзии – и явным, и завуалированным, – легко и непринужденно жонглируя ими.

Казалось, что все литераторы прошлого поступали именно так: открыто говорить о любви считалось недопустимым, и лишь цитирование классиков могло выразить истинные чувства.

Но после ранения она долго размышляла.

Что, если однажды она погибнет, и Ли Нинъюй даже не найдет её тело, а она так и не признается ей в любви открыто? Все её немногочисленные попытки выразить свои чувства были зашифрованы в глубоко скрытых намеках.

Прожить жизнь и так и не сказать о своей любви дорогому человеку… Эта мысль казалась ей досадной, очень досадной.

Но после того, как она произнесла эти слова, атмосфера между ними стала странной, наполненной необъяснимой двусмысленностью и едва уловимой отчужденностью.

Время тянулось мучительно медленно, и лишь тиканье часов нарушало тишину. Гу Сяомэн уже решила сделать вид, что ничего не произошло, когда рядом раздался тихий голос:

— Дай мне немного времени.

После этих слов в комнате по-прежнему слышалось только тиканье часов, но Гу Сяомэн казалось, что её сердце бьется как гром.

Несмотря на то, что рану зашили, из-за жары и первоначально неправильного лечения, почти месяц ушел на то, чтобы швы наконец-то сняли. Всё это время рана воспалялась, и у Гу Сяомэн поднималась температура, но, несмотря на это, ей казалось, что она живет как в раю.

Её постоянно мучила жажда, и по ночам ей приходилось вставать, чтобы попить. Она старалась делать всё как можно тише, но из-за поврежденной левой руки всё равно иногда будила чутко спящую Ли Нинъюй.

В первый раз, когда это случилось, она не решилась включить свет и действовала в полумраке, ориентируясь лишь на лунный свет. Наливая воду одной рукой, она не удержала стакан, и он чуть не опрокинулся. Ей пришлось быстро поставить чайник и поймать стакан. Звук чайника, коснувшегося деревянного стола, был негромким, но Ли Нинъюй всё равно проснулась и подошла к ней.

— Давай я, — сказала она без упрека, взяла у Гу Сяомэн стакан и чайник, налила воды и подала ей.

Дождавшись, пока Сяомэн выпьет, Ли Нинъюй вернулась в постель. С тех пор, стоило Гу Сяомэн потянуться за водой, как тут же зажигался ночник у кровати, а когда она ложилась обратно, свет гас.

В течение этого месяца вся работа по дешифровке снова легла на плечи Ли Нинъюй. Гу Сяомэн долго и упорно спорила с ней, но Ли Нинъюй ни в какую не соглашалась доверить ей хоть одну шифровку.

Гу Сяомэн смотрела на неё с досадой и беспокойством. Если бы не летние каникулы, и Ли Нинъюй приходилось бы ходить в университет, она бы обязательно воспользовалась её отсутствием и тайком занялась дешифровкой.

Когда швы наконец сняли, и бинты с марлей убрали, Ли Нинъюй посмотрела на шрамы от пули и ножа на левой руке Гу Сяомэн, и её брови невольно сошлись на переносице.

— Сестра Юй, всё хорошо, не больно, — Гу Сяомэн не выносила, когда Ли Нинъюй хмурилась, и поспешно взяла её руку своей правой.

Ли Нинъюй опустила голову и молчала, погрузившись в свои мысли.

Прошел еще месяц. Раны Гу Сяомэн полностью зажили, но они обе молчаливо решили не поднимать тему своего совместного проживания.

Гу Сяомэн, взяв на себя инициативу, взвалила на свои плечи большую часть работы по расшифровке. На этот раз у Ли Нинъюй не осталось аргументов, чтобы ей помешать. К тому же, приближалось начало учебного года, и ей одной было бы сложно справиться со всеми шифровками, поэтому она решила оставить всё как есть.

Весной 1948 года войска Народно-освободительной армии Северо-Западного Китая отвоевали Яньань. Ранее, получив информацию о дислокации войск Гоминьдана в Северо-Западном военном округе, организация приняла решение покинуть Яньань и перенести свою базу. Благодаря этому стратегическому отступлению, несмотря на значительное превосходство сил Гоминьдана, организация, используя тактику партизанской войны, вынудила противника терпеть поражение за поражением.

Вскоре после известия об освобождении Яньаня Гу Сяомэн получила письмо, которое её очень удивило. Оно было от Гу Миньчжана, от которого не было вестей со времени спасательной операции.

Хотя Чан Кайши и раскрыл их с Гу Миньчжаном, он не мог открыто арестовать Гу Миньчжана, учитывая его влияние на экономику страны и морские перевозки. Поэтому преследование Гу Миньчжана велось тайно, в отличие от Гу Сяомэн, на которую был выдан официальный ордер.

Получив письмо, Гу Сяомэн была вне себя от радости. Она очень переживала за отца, зная о ситуации на северо-западном фронте, и это письмо стало для неё настоящим облегчением. Камень наконец-то упал с её души.

Вернувшись из университета, Ли Нинъюй увидела Гу Сяомэн, сидящую за столом с глупой улыбкой на лице.

— Что случилось? — спросила Ли Нинъюй, поставив на стол свой ланч-бокс и налив себе воды.

— Письмо от папы, — Гу Сяомэн протянула ей листок и поспешно села за стол, открывая ланч-бокс. — Сладкий тофу! Сестра Юй, где ты его достала?