Глава 31.4: Ты пошит по лекалам моего тела

— Ты не уйдешь, я знаю это. Просто в будущем мы больше не будем так близки, как сейчас. Однажды мы оба уйдем из «Формулы-1». У тебя появятся новые привычки, новый распорядок дня, у меня — свои дурные увлечения, и каждый из нас продолжит жить обычной жизнью. Мы не причиним друг другу боль, как Зеро и Хантер в «Скорость убивает», но мы исчезнем из жизни друг друга.

— Что бы ни случилось, я не собираюсь исчезать из твоей жизни. Поэтому, пожалуйста, принимай то, что я делаю и говорю тебе всерьез.

В сердце Хантера потеплело, и в то же время он почувствовал себя еще более виноватым: «Ох, Уинстон... Если бы ты знал, о чем я только что думал там, в душе, ты бы по-прежнему был так спокоен? — вздохнул Хантер. — Ты-то сейчас спокоен, а я вот никак не могу успокоиться!»

Хантер отбросил телефон в сторону, повернулся к Уинстону спиной и натянул на себя одеяло с головой.

— Я спать!

— Волосы уже высохли?

— Высохли!

Уинстон потянулся к нему, осторожно проводя рукой по его волосам, чтобы убедиться, что они действительно высохли. Закончив, он отложил книгу и выключил прикроватную лампу.

Но даже после того как Уинстон выключил свет, Хантер никак не смог заснуть. Пытаясь успокоиться, он продолжал копаться в своем телефоне.

Внезапно ему пришло сообщение от Маркуса, в котором тот сообщал, что Одри Уилсон очень лестно отозвалась о Хантере в своей новостной колонке. Маркус напомнил ему послать мисс Уилсон букет цветов, поскольку завтра у нее день рождения.

— Послушай... — Хантер резко повернулся к Уинстону, приподнявшись на локте.

— М?..

— Завтра у мисс Уилсон день рождения, и мистер Маркус попросил меня послать ей букет цветов... Как ты думаешь, какие слова мне стоит написать на открытке? — взволнованно спросил Хантер.

— С днем рождения тебя.

— Это звучит как-то банально... — Хантер на мгновение задумался и добавил: — Кажется, она любит поэзию. Может стоит написать какие-нибудь стихи?

Когда Хантер встретил Одри, прогуливаясь возле отеля, и случайно прочел несколько строк из «Владей небесной я парчой», которые как-то читал ему Уинстон, Одри тогда, казалось, была приятно удивлена этим.

— Ей нравится поэзия, а тебе нравится она? — спросил Уинстон.

— Ну... я с юности мечтал о такой женщине, как она, — красивой, с хорошей фигуркой, чуткой и ласковой.

— Ты хочешь начать всерьез ухаживать за ней?

— Ха-ха-ха... Разве не ты говорил мне ранее, что она интересуется всеми молодыми гонщиками с хорошим потенциалом? Может быть, я смогу заинтересовать ее, но точно не смогу завоевать ее сердце. На самом деле мне нужен не тот, кто будет сопровождать меня на американских горках, а тот, кто сможет спокойно гулять со мной по пляжу и смотреть на закат, не чувствуя, что такая жизнь слишком скучна для него.

— Ты не из тех, кто будет спокойно гулять по пляжу и смотреть на закат.

— Ты бесишь уже.

— Тебе нужен кто-то, кто знает, что за твоей вежливой улыбкой скрывается человек, который жаждет объятий, — Уинстон по-прежнему говорил ровным тоном, озвучивая все маленькие невысказанные мысли, что теснились в голове Хантера.

— Эй, мистер Уинстон, выпускник Итона, какой стих мне следует ей написать? По крайней мере, я надеюсь, что после того как Одри Уилсон уже отметила меня в своей колонке, она будет делать это и дальше, если я пошлю ей букет со стихами, — улыбнулся Хантер.

Но прошла почти минута, а Уинстон продолжал молчать. Хантер еще немного подождал, а затем сказал:

— Ну и ладно, забудь об этом. Если я напишу Одри огромный текст, это может показаться ей слишком старомодным.

— Хантер.

— М-м-м? — промычал Хантер, уже почти заснув.

— Я встретил тебя. Я помню тебя. Этот город пошит по лекалам любви. Ты сшит по лекалам моего тела, — голос Уинстона звучал мягко, заставляя и без того неспокойное сердце Хантера затрепетать сильнее.

П.п.: Маргарет Дюрас, французская писательница, сценарист, режиссер и актриса, «Хиросима — моя любовь»

— Запомнил? — мягко спросил Уинстон.

— А? Зачем? — Хантер удивленно замер.

— Разве ты не собирался написать Одри Уилсон послание?

— О-о-о...

В этот момент Хантер испытал сильное чувство разочарования и даже сам не понял, почему.

 

Примечание автора: Время маринованных яиц.

Хантер: Сколько еще стихов ты помнишь наизусть?

Уинстон: Люблю тебя и вглубь, и вширь, и ввысь моей души, пока ликует жизнь*...

Хантер: Блять! Просто скажи сам! Перестань читать мне стихи о любви!

П.п.: В примечании цитируются стихи английской поэтессы Элизабет Барретт Браунинг «Как я люблю тебя?»

Как я люблю? Позволь мне сосчитать.

Люблю тебя и вглубь, и вширь, и ввысь

Моей души, пока ликует жизнь

И светлых чувств пылает благодать.

Люблю тебя, как любят день встречать,

Как солнца свет, свечи горящей кисть.

Люблю бесспорно, сколько ни ярись,

Люблю за так, чтоб похвалы не ждать.

Люблю тебя и детскою мечтой,

И застарелой немощью своей.

Люблю тебя, как любят крест святой,

Сквозь смех и слёзы, сонмом жизни всей.

И буду я любить, коль даст Бог мой,

Тебя сильней и по скончаньи дней!

(Vir Varius, поэтический перевод, 2016)