Глава 27.3: Имя Лилит

После прибытия в столицу Австрии, Вену, команда Хантера добралась до Шпильберга, где находилась гоночная трасса «Рэд Булл».

Как только команда прибыла в отель, Хантер закинул свой багаж в номер и открыл окно, любуясь неповторимым пейзажем элегантной Австрии. Здесь было действительно красиво. Хантер сделал глубокий вдох, и ему начало казаться, что каждый сантиметр его кожи стал впитывать в себя свежесть этого места.

Он вышел из номера и зашагал по лесной тропинке, проложенной рядом с отелем. Неподалеку раскинулось кристально чистое озеро, вдали виднелись живописные горы под ясным голубым небом. Искусственно созданные водопады, струившиеся по скалистым холмам, создавали вокруг легкую завесу тумана.

Хантер стоял, засунув руки в карманы, и вдруг подумал: «Интересно, в каком отеле остановилась команда Ferrari? Там такой же красивый пейзаж?»

Когда он посмотрел на озеро, граница которого сливалась с горизонтом, Хантер спонтанно вспомнил вид, открывавшийся с высоты Лондонского глаза, и стихотворение, которое Уинстон почти нашептывал ему тогда.

— Владей небесной я парчой

Из золота и серебра,

Рассветной и ночной парчой

Из дымки, мглы и серебра,

Перед тобой бы расстелил...

Он прислонился к дереву и посмотрел вдаль. Сегодня закат действительно был так красив, словно Хантер был во сне.

Неожиданно для себя он скучать по Уинстону.

«...Но у меня одни мечты», — пронеслось в голове Хантера. Он улыбнулся про себя, не понимая, как смог запомнить такой сложный стих. А может, он помнил его именно из-за голоса Уинстона, когда тот шептал: «Свои мечты я расстелил...»

Перед глазами предстала гоночная машина. Уинстон вроде и был от него на некотором расстоянии, но при этом казалось, что до него можно было дотянуться рукой. Словно он ждал, когда Хантер превзойдет его. Он будто снова шептал ему: «Будь нежен, Хантер. Ибо мои мечты лежат у твоих ног».

Очевидно, что тогда пейзаж Лондонского глаза показался ему слишком скучным и статичным, но в этот момент он понял, что... скучает по нему.

— ...Ступай по ним легко, мои ты топчешь грёзы... — неподалеку раздался мягкий вежливый голос.

Хантер повернул обернулся и увидел женщину, фотографировавшую закат. Когда она убрала фотоаппарат и улыбнулась ему. Хантер с удивлением обнаружил, что ему повезло встретить в таком месте довольно знаменитую персон, Одри Уилсон.

Раньше Хантер мог только наблюдать со стороны, как она берет интервью у «Большой белой акулы» Чарльза или Оуэна из команды «Рэд Булл». Чаще всего она брала интервью у Уинстона. Иногда он видел ее по телевизору, но сейчас она стояла в трех метрах от него и мягко улыбалась ему.

— Здравствуйте, мисс Уилсон... Большое спасибо за те цветы, которые вы подарили мне после последней гонки, — Хантеру потребовалось две секунды, чтобы опомниться и выдавить из себя слова благодарности.

— Я была впечатлена твоим выступлением и тем, что ты отказался сдаваться, несмотря на возникшие трудности. Ты сумеь убедить меня в том, что твое выступление в Монреале это не удача или простое совпадение. Мне не терпится увидеть, чего ты сможешь добиться на этом этапе, — Одри приветствено протянула ему руку.

В первый раз известная журналистка хотела пожать ему руку. Хантер занервничал, опасаясь, что может ляпнуть что-нибудь лишнее.

— Раньше кто-то говорил мне, что ты заикаешься... но только что ты читал Йейтса «Владей небесной я парчой...», вглядываясь куда-то вдаль, и я не заметила ничего подобного.

— Йейтс? Он поэт? — спросил Хантер.

— Ты не знаешь, кто такой Йейтс, цитируя при этом его стихи? — Одри снова улыбнулась.

— Этот стих мне читал другой человек. Просто внезапно вспонилось.

— Твоя искренность очень милая. Другие на твоем месте притворились бы, что знают, о ком идет речь, — Одри с интересом разглядывала Хантера, склонив голову набок, и вдруг с сожалением заметила: — Жаль, что мне нельзя преследовать тебя.

— Почему?

— Знаешь ли ты, что Йейтс всю жизнь ухаживал за актрисой Мод Гонн. И хотя она не ответила на его предложение, она всю жизнь была его музой. Если кто-то читает тебе это стихотворение, то это значит, что в глубине души она считает тебя самым дорогим для себя человеком... Она любит тебя очень сильно. Быть с тобой — ее самое большое желание.

Хантер замер на секунду, а затем рассмеялся, поправив собеседницу:

— Не она, а он.

— Что?

— Это мужчина... Стихи читал мне мужчина.

— О... ты... — протянула Одри. Вид у нее был удивленный.

— Ха-ха-ха, он сейчас мой самый лучший друг. Мы оба гонщики. Он настолько хорош, что ждет, когда я поскорее догоню его.

— Я откровенно завидую, — Одри опустила голову, неловко улыбнувшись.

— Чему тут завидовать?

— Очевидно, что между людьми в одной сфере постоянно идет конкуренция. Например, все мои коллеги не ждут от меня очередной сенсации. Они ждут моего краха. И чем глубже я упаду, тем больше они будут рады. Но у вас все по-другому. Я чувствую, что когда ты смотришь на своего друга, ты знаешь, что его присутствие вселяет в тебя уверенность и делает счастливым. Только честное соперничество может приносить настоящую радость.

— Если рассуждать таким образом, то это действительно так, — Хантер широко улыбнулся.

— Однако, Эван Хантер... ты такой маленький лжец, — Одри укоризненно посмотрела на него.

— Я? В чем я вам солгал?

— Ты обманул многих людей. После гонки в Британии мои коллеги брали интервью у твоей команды. Ты сказал, что заикаешься, когда нервничаешь, — Одри подалась вперед, в ее красивых глазах замерло отражение Хантера, — но когда ты только что читал стихи и беседовал со мной... ты ни разу не заикнулся.

Хантер смотрел ей в глаза и беспомощно улыбался.

— Я не лгал. Когда я нервничаю, я действительно не могу говорить, не заикаясь.

— О... понятно. Поскольку я тебя ничем не провоцирую, ты можешь оставаться спокойным.

— Нет... нет... это совсем не так! Когда раньше я наблюдал за тем, как вы берете интервью у других гонщиков, я дико завидовал им! Ведь они могут говорить напрямую с такой привлекательной женщиной, как вы... — Хантер заволновался, не зная, как выразить свои мысли.

— Ладно, ладно, я верю тебе: ты так взволнован, — шутливо сказала Одри, поддев подбородок Хантера ноготком. — Надеюсь, после гонки я смогу взять у тебя интервью тет-а-тет.

Хантер замер, боясь пошевелиться. Одри приглашала на личные интервью только тех гонщиков, которых оценивала, как перспективных. Это говорило об их высоком потенциале. Значит, после этих двух заездов Одри... признала его талант?

Сердце Хантера трепетало оттого, что скоро сбудется его мечта.

— Хантер, вот ты где, — как только он усышал этот спокойный голос, закат сразу сменился ночью.

Он оглянулся. Рядом, засунув руки в карманы, стоял Уинстон.

 

Автору есть что сказать: Время маринованных яиц.

Хантер: Почему Эми говорит, что ей нельзя ко мне прикасаться?

Уинстон: Потому что если она дотронется до тебя, то вылетит с работы.

Хантер: Что? В прошлый раз в баре на складе ты не позволил Джине прикоснуться ко мне! В этот раз не позволил Эми прикоснуться ко мне! Ты взял меня с собой, чтобы я мог познакомиться с девушкой или как?

Уинстон: Конечно же, я беру тебя с собой не для того, чтобы ты мог подцепить девушек.

Хантер: Тогда для чего?

Уинстон: Чтобы я мог подцепить тебя.