У Хантера разрывалось сердце. Кажется, даже если он когда-нибудь станет первоклассным гонщиком, журналисты все равно будут упоминать его первые неудачные выступления. Так они поощряют всех новичков.
Он посмотрел в сторону PR-менеджера, который улыбнулся и ответил стандартными фразами:
— Это первый год Хантера в «Формуле-1» — как мы можем оказывать на него давление? Он очень смышленый молодой человек, который горит своей работой. Этот случай послужил для него дополнительной мотивацией! Конечно, наша команда всегда готова прийти ему на помощь. Мы доверяем ему и растем вместе с ним!
В глубине души Хантер был поражен способностью PR-менеджера невозмутимо нести всю эту чушь. Это он-то смышленый? Это он-то может замотивировать себя на победу? Он и дальше будет называть давление мотивацией?
Хантер перестал вслушиваться в слова менеджера. Ему и так было нелегко справляться с вопросами журналистов, наступающих со всех сторон. Он был один против сотни.
— Хантер, столкнувшись с такой ситуацией, как у тебя, большинство гонщиков, скорее всего, психологически бы уже сдались, даже если настаивали бы на продолжении. Но ты превзошел все ожидания. Почему так?
Наконец-то стоящий вопрос. И все же Хантер понимал, что не может открыть правду. Ведь правда заключалась в том, что он верил в то, что впереди его ждет Уинстон. Это не позволяло ему сомневаться или сдаваться. Но кто в это поверит?
Хантер снова посмотрел на PR-менеджера. Тот яростно прошипел:
— Парень, тебе просто нужно сказать что-нибудь бодрое и позитивное, не нужно подставлять меня под новый ушат помоев!
— Хантер, пожалуйста, ответь на мой вопрос лично. Хочется услышать, что ты сам думаешь по этому поводу, а не твоя команда, — журналист намекнул, что им интересно знать, специально ли ему затыкают рот, не давая выразить свое мнение. Может ли быть такое, что его плохие результаты в первых трех гонках как-то связаны с командой?
PR-менеджер снова закатил глаза: «Этот парень настолько ленив, что взлетая в небо, находясь плечом к плечу с солнцем, он пытается сделать вид, будто не умеет общаться с прессой. И весь ушат дерьма выливается на меня!»
Кажется, от натянутой улыбки у него уже начал дергаться глаз. Он сказал:
— Все в порядке, Хантер. Скажи, что ты думаешь по этому поводу. Дай общественности получше узнать себя.
Он открыл рот и, но не сразу начал говорить. Казалось, он о чем-то задумался.
— Я... не умею общаться с прессой, потому что когда я нервничаю... я заикаюсь.
Хантера не волновало, что СМИ начнут называть его заикой, как МакГрэди. Он хотел выставить это напоказ, чтобы в будущем журналисты не ждали от него развернутых ответов и не задавали так много вопросов.
— С... с... самого детства, я за... заикался, когда нервничал... То, что говорил мой товарищ по команде, МакГрэди, в... все... это п... п... правда... Я... я... вы... выбрал гонки, потому что хотел по... почувствовать с... себя... увереннее и... и... на... научиться д... держать эмоции под к... к... контролем... Д... д... думаю, что в... в этот раз... я превзошел с... себя, и... и... я сч... счастлив, — Хантер кивнул, давая понять, что закончил.
У МакГрэди, стоявшего в стороне, возникло ощущение, будто его поразила молния. Хантер, этот паренек, о котором у журналистов сложилось хорошее впечатление, сейчас с благоговением показывает на него пальцем, напоминая, как он называл его заикой, намеренно делая это очень «естественно». Эта месть с его стороны была такой детской, но МакГрэди нечего было ответить. Он был так зол, что его в любой момент могло вырвать кровью!
Изначально Хантер думал, что репортеры будут смотреть на него с сочувствием, но неожиданно оказалось, что они восхищаются им, как будто он их вдохновил.
Затем один из репортеров зааплодировал, и остальные последовали его примеру.
— Хантер, скажи еще пару слов! Не нервничай. Мы можем подождать, а ты говори помедленней!
Хантер благодарно улыбнулся, но мысленно в закричал: «Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ет! Я не хотел, чтобы так все получилось! Я не хочу нести всякую чушь!»
PR-менеджер тоже смотрел на Хантера с удивлением. Он не мог не заметить, как ловко тот ушел от ответа на неудобный вопрос, при этом сформировав о себе положительное впечатление!
На Хантер сыпалось все больше и больше вопросов, и каждый из журналистов добавлял: «Мы все понимаем и подождем, когда ты сможешь спокойно ответить».
В этот момент ему очень хотелось спрятаться в туалетную кабинку и поиграть в телефон.
Вдруг среди толпы вопрошающих репортеров он заметил Уинстона. Тот стоял, скрестив руки на груди и прислонившись к двери, и исподлобья смотрел на него с легкой дразнящей улыбкой в глазах. В них виднелся такой призрачный намек на эмоции, что Хантер не мог не посмотреть на него еще раз, более пристально, пытаясь понять, была ли его улыбка настоящей или ему это привиделось.
Что здесь делает Уинстон? Когда он здесь появился? Неужели он пришел прямо сейчас, когда он намеренно картинно заикался перед всеми, сетуя на то, что нервничает и не может говорить складно? В глубине души зародилась необъяснимая радость, но при мысли о том, что на этом этапе он занял лишь восьмое место, тогда как Уинстон ожидал его финиша среди первой шестерки, сердце Хантера остыло.
Утешит ли его Уинстон? Несмотря на то, что тот всегда смотрел на всех с непроницаемым выражением лица, Хантер почему-то чувствовал, что Уинстона небезразличны его эмоции.
Хантер так долго смотрел в его сторону, что репортеры заметили это и обернулись. Когда они увидели стоящего в дверях Уинстона, на их лицах отразилось удивление. Один из репортеров, что был посмелее остальных, ту же спросил:
— Мистер Уинстон, почему вы здесь?
S3
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|