Безработный
1.
Я заражен. Не болезнью, а чем-то чужеродным, непонятным.
Некоторое время назад я вдруг почувствовал зуд в глазах. Не понимая причины, я осознал, что во мне появилось нечто иное.
Этот зуд мучил меня долгое время. Я обращался ко многим врачам, принимал различные лекарства, но ничего не помогало. Все анализы были в норме. Покраснение и сосудистая сетка в глазах списывали на нарушения режима сна и недостаточный отдых.
Все считали, что у меня истерия.
Мои объяснения лишь подкрепляли абсурдную теорию о «низкой психологической устойчивости современной молодежи».
В прошлые выходные у меня даже возникла мысль, что я ослепну раньше, чем потеряю работу.
Если бы мне не нужно было ни о чем беспокоиться, я бы, наверное, сразу пошел на операцию по удалению глазных яблок.
Проблемы с глазами сильно сказывались на моей работе.
Мой начальник не из тех, кто проявляет понимание к подчиненным. Вернее, его понимание проявляется только тогда, когда подчиненные приносят ему огромную прибыль. Я не был среди лучших, и замена меня кем-то другим была вполне обычным делом. Но эта зарплата была очень важна для моей семьи. По крайней мере, мои родители точно не обрадовались бы моей безработице.
В таком случае, я должен быть благодарен своим глазам. Они позволили мне нормально работать до тех пор, пока начальник окончательно не разочаровался во мне. Какое трогательное участие.
Но для меня все это было ужасно.
Если бы я мог просто умереть, мои родители и родственники получили бы компенсацию за производственную травму (думаю, эта сумма была бы больше, чем я смог бы заработать в будущем), и мне не пришлось бы страдать от последствий проблем со здоровьем.
В общем, мучившая меня несколько недель глазная болезнь чудесным образом прошла на этой неделе.
— Раз все в порядке, это замечательно. Поздравляю вас.
Я представлял, как мой лечащий врач, увидев мое состояние, начнет действовать, как герой фильма ужасов, столкнувшийся с чем-то странным. Но он не проявил ни малейшего любопытства, даже поздравление с моим «выздоровлением» прозвучало совершенно безразлично.
Он даже вручил мне визитку с адресом известной местной психиатрической больницы.
— Длительное пребывание в состоянии стресса негативно влияет на физическое и психическое здоровье, — сказал он. — В этой больнице работают отличные психиатры. Вы можете обратиться к ним, когда у вас будет свободное время.
Начальник и семья считали, что я преувеличиваю и накручиваю себя из-за небольшой болезни и стресса на работе. Моя подруга, правда, немного больше беспокоилась обо мне, словно успокаивая ребенка. Мы с ней редко видимся, и дистанция приукрашивает наши отношения, делая их более искренними. Но и она говорила лишь что-то вроде: «Поздравляю, это здорово», «Раз все хорошо, забудь об этом» и тому подобное. Возможно, потому что с ними такого не случалось, в их словах всегда сквозила безразличная снисходительность. Ни теплоты, ни сочувствия.
Но я действительно чувствовал себя иначе.
Я начал постоянно искать свет, предпочитать более яркие места. Яркость экрана телефона была выставлена на максимум, темные шторы в комнате заменены на светлые, днем я больше не задергивал их, а ночью не выключал свет. Даже лампочки я заменил на более мощные.
Иногда, работая, я вдруг обнаруживал, что неосознанно подошел к окну и смотрю прямо на солнце.
Солнце светило так ярко, что слепило глаза. Я чувствовал, как влажнеют веки, как по щекам текут слезы. Инстинкт самосохранения должен был заставить меня отвести взгляд, чувство долга — вернуться к работе. Да и вообще, я не любил слишком яркий свет. Но я не мог отвести глаз.
Я не мог контролировать свои действия.
Это было очень странно.
«Оно» действительно часть моего тела?
Я смотрел на мир через «оно», но «оно» совершенно не подчинялось мне, «оно» противоречило моим мыслям.
Начальник несколько раз вызывал меня на разговор. О моих ошибках в работе, о моем психическом состоянии. Намекал, что мне стоит самому написать заявление об увольнении.
Мои родители тоже несколько раз ругались со мной, все сводилось к юношескому легкомыслию и распущенности.
Все мои жалобы на плохое самочувствие превращались в жалкие отговорки.
Эти целеустремленные и практичные люди, должно быть, очень расстраивались из-за моих бледных оправданий.
От этой мысли становилось немного жутко.
—
Меня уволили.
На самом деле, я уже смутно предчувствовал это. Такое испытание выпало на мою долю, и, чтобы доказать свою силу, «оно» не остановится на достигнутом.
Возможно, мое падение никогда и не прекращалось.
Когда я вернулся в отдел кадров с договором, чтобы передать дела своему начальнику, на его лице читалось лишь глубокое раздражение. Он повторял одно и то же: «Я давал тебе столько шансов», «Ты просто не умеешь учиться на своих ошибках».
Да, это так.
Зуд в глазах прошел, но странное поведение не исчезло.
В их глазах я, должно быть, выглядел человеком, постоянно находящимся в состоянии тревоги.
Неважно, был ли это период зуда или нынешнее странное ощущение — для них не было никакой разницы.
Мое психическое состояние все это время было нестабильным.
И все же они не хотели верить, что я действительно болен. Они упорно считали меня некомпетентным работником с плохим отношением к работе.
Как это печально.
—
Я ожидал, что меня отругают.
Но все вышло иначе. Я почувствовал редкую домашнюю теплоту.
Это было настоящее чудо, которого я не видел уже много лет.
(Нет комментариев)
|
|
|
|