Глава 3. Ласточки летят на юг (Часть 1)

Маленький монах, слегка ошеломлённый, сел за стол и, наблюдая за тем, как Хуа Маньлоу и Лу Сяофэн подшучивают друг над другом, испытал странное чувство.

Хуа Маньлоу сильно отличался от всех людей, которых маленький монах встречал раньше, хотя видел он совсем немногих.

Казалось, он совершенно не затронут мирской суетой, от него исходил лишь лёгкий аромат цветов. Первый утренний луч солнца целовал его лицо, и все невзгоды обходили его стороной. Он был словно гость в этом мире, знающий лишь радость и не ведающий вздохов.

— Но он не видел.

Маленький монах тихо сидел на стуле. Стул был для него слишком высок, и ноги не доставали до пола. Но болтать ногами в воздухе было бы невежливо, поэтому он сидел смирно, боясь пошевелиться.

Даже на таком высоком стуле он не мог сидеть за столом как взрослые — он едва дотягивался руками до столешницы и время от времени откусывал кусочек танхулу, который держал в руке.

Разговоры взрослых были для него слишком сложными, он ничего не понимал. Но маленький монах не торопился, он просто сидел и смотрел.

«Как же он может не видеть?» — с грустью думал маленький монах, глядя в невидящие глаза Хуа Маньлоу.

Маленький монах всегда хотел, чтобы у всех всё было хорошо.

Хуа Маньлоу был очень чувствителен к чужим взглядам. Безошибочно определив, откуда исходит взгляд, он вовремя закончил разговор с Лу Сяофэном и с улыбкой повернулся в сторону маленького монаха.

— У меня много таких сладостей, хочешь, я принесу тебе ещё? — Хуа Маньлоу всегда был готов помочь другим, особенно такому маленькому ребёнку.

Всего за несколько фраз Лу Сяофэн уже успел вкратце рассказать историю маленького монаха. Хуа Маньлоу предпочитал думать о хорошем, но такой маленький ребёнок, один в лесу, без имени и дома… трудно было не предположить чего-то жестокого.

Мир и спокойствие в Поднебесной были лишь видимостью. Не только в цзянху бушевали интриги, но и при дворе было неспокойно. Возможно, таких детей будет становиться всё больше.

Хуа Маньлоу мысленно вздохнул. Услышав, как маленький монах шуршит, поедая угощение, он решил пока не задавать вопросов.

Зачем спрашивать сейчас? Пусть ребёнок спокойно поест, это важнее пустых разговоров. Лу Сяофэн — не тот человек, который сможет как следует позаботиться о малыше.

Маленький монах сначала не хотел есть, но пирожные пахли слишком соблазнительно.

Белые пухлые шаньяогао, таосу размером с его лицо, гуйхуагао, политые сиропом из османтуса, пышные и мягкие цзаогао… Каждое из этих изысканных пирожных, которых маленький монах никогда раньше не видел, источало сладкий аромат. Круглые танхулу в его руке тут же потеряли свою привлекательность.

Монах уже собирался отказаться, но Лу Сяофэн сунул ему в рот кусочек цзаогао. Аромат ююбы ударил в нос, мягкая, но упругая текстура таяла во рту — как тут откажешься?

Когда маленький монах опомнился, пирожное уже было съедено.

Очень вкусно.

Раз уж начал есть, отказываться дальше не имело смысла. Маленький монах потрогал свой впалый животик, посмотрел на улыбающиеся лица Лу Сяофэна и Хуа Маньлоу и решил сдаться.

«Ничего, потом просто разобью побольше камней», — думал он, продолжая есть.

Заметив, что маленький монах ест всё медленнее, и прикинув в уме, сколько сладостей он уже съел, Хуа Маньлоу протянул ему чайник. Услышав, как монах пьёт, он успокоился.

— Какие у тебя планы на будущее? — мягко спросил Хуа Маньлоу.

Маленький монах поднял голову от чайной пиалы, выглядя растерянным: — Планы? Какие планы?

— Ну, что ты собираешься делать дальше? Неужели вернёшься в монастырь и снова станешь монахом? — вставил Лу Сяофэн.

Маленький монах мысленно приравнял «монастырь» к «горам» и тут же замотал головой: — Учитель велел мне спуститься с горы, я не могу вернуться обратно.

— А что с учителем? — подхватил Хуа Маньлоу.

Хотя и Хуа Маньлоу, и Лу Сяофэн смутно догадывались об ответе, они должны были спросить.

Как и ожидалось, маленький монах помолчал немного, а затем ответил: — Учитель завершил свою практику и вернулся в колесо перерождений.

Хуа Маньлоу тихо вздохнул. Маленький монах тут же настороженно посмотрел на него и нерешительно спросил: — Почему ты расстроен?

Он не хотел, чтобы Хуа Маньлоу вздыхал.

— Я не расстроен, — Хуа Маньлоу не знал, как объяснить. — Просто когда слышишь такие новости, неизбежно становится грустно.

Таким уж был Хуа Маньлоу: он мог искренне улыбнуться распустившемуся цветку и искренне опечалиться из-за смерти незнакомого человека.

Маленький монах, кажется, не до конца понял, но всё же попытался утешить: — Учитель тоже не хотел бы, чтобы ты из-за него грустил. Он хотел, чтобы все были счастливы.

— …Хорошо, — Хуа Маньлоу на мгновение замер, затем на его лице появилась улыбка, и он мягко сказал: — Было бы замечательно, если бы все были счастливы.

Лу Сяофэна этот разговор не сбил с толку, он помнил первоначальный вопрос: — Так зачем учитель велел тебе спуститься с горы? Что он тебе поручил?

Маленький монах растерялся: — Просто спуститься с горы и… быть хорошим человеком? — Он ответил с некоторой неуверенностью, словно сомневаясь, правильный ли это ответ.

— А кого ты считаешь хорошим человеком? — продолжил расспросы Лу Сяофэн. И он, и Хуа Маньлоу поняли, что это ключевой вопрос.

Глаза маленького монаха заблестели: — Великие герои из историй учителя — все хорошие люди!

Даже Хуа Маньлоу невольно нахмурился.

Само по себе наставление не было плохим, особенно учитывая, что маленький монах обладал силой, превосходящей его возраст. «Быть хорошим человеком» — возможно, это было последнее, что мог завещать ему учитель. Но мальчик был слишком мал, и его понимание «хорошего человека» было слишком опасным.

Впрочем, сейчас ходило множество легенд о великих героях, и большинство детей мечтали вырасти и стать такими же. Однако на самом деле многие люди за всю жизнь так и не приближались к миру цзянху, а у маленького монаха уже были все данные, чтобы войти в него.

Вот только его разум ещё не был готов к этому.