Глава 3: В Обители у волн: Навязанный брак

Обитель у волн была отдельным двором, где жила Тан Жоюнь. Это было место обитания главы семьи Цзян и его главной жены, и оно занимало значительное положение во всей усадьбе. Здания Обители у волн выглядели несколько роскошнее, чем в других дворах.

Особенно живописным был небольшой сад позади дома, примыкавший к реке. В погожие дни сидеть здесь, наслаждаясь речным бризом, было верхом блаженства.

Тан Жоюнь сидела в беседке сада, неторопливо потягивая чай. Сливово-красное ципао выгодно оттеняло её белоснежную кожу. В молодости она считалась первой красавицей на многие ли вокруг, и хотя годы взяли своё, хорошее воспитание в богатой семье сделало своё дело — она по-прежнему сохраняла очарование.

— Госпожа, пришла госпожа Ваньцю, — доложила подошедшая Цуйсюэ.

— Госпожа! — Ваньцю присела в поклоне.

— М-м, — Тан Жоюнь поставила чашку и взглянула на Линь Ваньцю, стоявшую позади Цуйсюэ. Неторопливо она обратилась к служанке: — Можешь идти. Без моего разрешения никому не позволять нас беспокоить.

— Да, госпожа, — ответила Цуйсюэ и, опустив голову, удалилась.

— Ваньцю, подойди, присаживайся, — сказала Тан Жоюнь, наливая чай в пустую чашку. — Это Сиху Лунцзин, Цзинфан попросила привезти из Ханчжоу. Попробуй.

При упоминании этого имени сердце Ваньцю снова кольнуло.

— Спасибо, — она взяла чашку и села рядом с Тан Жоюнь.

— Попробуй, — повторила Тан Жоюнь и сама отпила из своей чашки.

Линь Ваньцю сделала маленький глоток и, поставив чашку, сказала:

— Госпожа, Ваньцю совсем не разбирается в чайной церемонии. Но я знаю, что вы всегда предпочитали юньнаньский пуэр. Почему сегодня пьёте этот лёгкий Сиху Лунцзин?

Тан Жоюнь осторожно поставила чашку на стол и очень серьёзно произнесла:

— Крепкий чай со временем приедается, сменить вкус тоже неплохо. Ваньцю, тебе хорошо живётся в Пурпурном павильоне?

— Очень хорошо, госпожа, — ответила Ваньцю.

— Ты с самого рождения живёшь в нашей семье Цзян. Как, по-твоему, мы к тебе относились? — Тан Жоюнь внезапно сменила тему, застав Ваньцю врасплох.

Ваньцю поспешно встала и, слегка поклонившись, ответила:

— Госпожа, когда мне было двенадцать, мой отец умер. Если бы не приют семьи Цзян, боюсь, Ваньцю не дожила бы до сегодняшнего дня. Великую доброту семьи Цзян я всегда буду хранить в сердце.

— М-м, хорошо, что ты это знаешь, — Тан Жоюнь долго смотрела на Линь Ваньцю, затем продолжила: — В семье Цзян ты ела и жила как госпожа, у тебя даже служанка была. Когда старшая госпожа училась, тебе разрешали учиться вместе с ней. Как говорится, нужно знать меру и не переходить границ.

— Ваньцю не совсем понимает, что имеет в виду госпожа? — Линь Ваньцю явно не могла принять слова Тан Жоюнь. Все эти годы в семье Цзян она вела себя крайне осторожно.

— Не надо мне тут прикидываться непонимающей! На колени! — Тан Жоюнь вдруг ударила ладонью по столу, отчего чашки зазвенели.

— Госпожа! — Ваньцю с глухим стуком упала на колени перед Тан Жоюнь. С глубокой обидой она проговорила: — Я не знаю, что вам наговорили, но Ваньцю не из тех, кто не знает меры. Я всегда была полна благодарности к семье Цзян и никогда не имела неподобающих мыслей.

— Да уж, хороша та, что знает меру! Знала бы меру — не стала бы соблазнять второго молодого господина! Знала бы меру — понимала бы, что хозяином семьи Цзян в будущем станет Хаоюй! Скажи, как ты со своим статусом можешь ему соответствовать? Линь Ваньцю, неужели мы были к тебе слишком добры, раз ты так забылась? Забыла своё происхождение, свой статус! — Тан Жоюнь указывала на Ваньцю пальцем, её лицо исказилось от гнева.

Глаза Линь Ваньцю наполнились слезами. Сердце сжималось от обиды, но она могла лишь подавить её и прошептать:

— Ваньцю не смеет, не смеет забывать свой статус.

— Мама, что ты делаешь? — В комнату ворвался Цзян Хаоюй. Увидев Ваньцю на коленях, он бросился к ней и помог подняться. Слёзы в её глазах больно ранили его сердце. Он должен был защищать её, а вместо этого поставил в эпицентр бури. Он чувствовал себя последним негодяем.

— Госпожа, второй молодой господин силой вошёл, я не смогла его удержать, — испуганно проговорила Цуйсюэ.

— Бесполезная! Убирайся! — Тан Жоюнь была в ярости и, естественно, не собиралась любезничать с Цуйсюэ.

— Да, — Цуйсюэ поспешно ретировалась.

Видя, как сын защищает Линь Ваньцю, совершенно не считаясь с ней, его матерью, Тан Жоюнь ещё больше вскипела от злости.

— Почему ты не с Цзинфан? Что ты здесь делаешь? — требовательно спросила она.

Цзян Хаоюй, думая лишь о защите любимой женщины, проигнорировал вопрос.

— Если бы я не пришёл, что мама собиралась сделать с Ваньцю? — спросил он в ответ.

Слова сына лишили Тан Жоюнь дара речи. Было видно, что она сильно разгневана.

— Что я собиралась с ней сделать? Да что я могу с ней сделать? Цзян Хаоюй, это я тебя хочу спросить, что ты собираешься делать? Ты хочешь свести нас с отцом в могилу?!

— О чём вы тут спорите? Ваш шум слышно издалека, — Цзян Чутянь, заложив руки за спину, быстро вошёл в комнату. Взглянув на сына, он уже примерно догадался, в чём дело.

— Господин, вы же ушли в торговую фирму? Почему так рано вернулись? — Увидев Цзян Чутяня, Тан Жоюнь мгновенно преобразилась в образец добродетельной жены и любящей матери.

— Я только дошёл до фирмы, как позвонил Лю Муян. Сказал, что беспокоится о своей драгоценной дочке и через несколько дней приедет в Бэйпин повидаться. Я подумал, раз он приезжает, а Хаоюй и Цзинфан уже давно помолвлены, то почему бы не сыграть свадьбу сейчас? Вот и поспешил домой, чтобы обсудить это с тобой, — сказал Цзян Чутянь с явным воодушевлением. Сын женится, а радуется больше отец.

«Давно помолвлены»?! «Свадьба Хаоюя»?! Лицо Линь Ваньцю мгновенно стало мертвенно-бледным. Она с недоверием посмотрела на Цзян Хаоюя. Она ждала его три года, день и ночь, и вот теперь дождалась… известия о его свадьбе. Давно помолвлены… Значит, он был помолвлен с другой женщиной в Шанхае? А вчера он клялся, что никогда её не предаст. Какая же она была глупая, что так безоговорочно ему верила.

Увидев взгляд Ваньцю, Цзян Хаоюй совершенно растерялся.

— Папа, я не хочу жениться, — хотя он всегда был против, но боялся, что плетью обуха не перешибёшь.

— Этот вопрос решаю я, твой отец! — прямо оборвал сына Цзян Чутянь. Он повернулся к Ваньцю: — Ваньцю, раз уж ты сегодня здесь, скажу прямо. Ты девушка образованная и воспитанная. Если ты твёрдо решила выйти за Хаоюя, то подожди несколько лет. Когда Хаоюй и Цзинфан поженятся, и через год-другой их отношения укрепятся, я позволю Хаоюю взять тебя в наложницы.

— Господин, хотя Ваньцю и низкого происхождения, я никогда не думала становиться чьей-то наложницей. Благодарю вас и госпожу за вашу доброту. Если больше ничего нет, я пойду, — Линь Ваньцю присела в поклоне и, не дожидаясь ответа, развернулась и убежала. Слёзы уже текли по её щекам.

— Хаоюй, твой отец пошёл на такую уступку, не упрямься больше. Ты же хочешь быть с Ваньцю? Какая разница, жена она будет или наложница? В конце концов, всё зависит от того, к кому лежит твоё сердце, — уговаривала сына Тан Жоюнь с ноткой безысходности в голосе.

Цзян Чутянь подошёл к сыну, положил руку ему на плечо и проникновенно сказал:

— Хаоюй, ты мой сын и потомок семьи Цзян. Семейное дело нужно передавать из поколения в поколение, но просто сохранять его недостаточно, нужно постоянно расширяться и укрепляться. Чтобы наш бизнес в Шанхае развивался и рос, нам нужна поддержка, нужна опора. Поэтому твой брак — это не только твоё личное дело, но и дело всей семьи Цзян.

Настойчивые и терпеливые уговоры родителей поколебали решимость Цзян Хаоюя. Лишь бы быть с Ваньцю, ему было всё равно, каким образом.

— Папа, всё, что ты говоришь, верно. Но ведь я не единственный потомок семьи Цзян. Почему я? Почему? — Он в отчаянии рухнул на стул.

Услышав слова сына, Цзян Чутянь тоже почувствовал немалую беспомощность. С трудом он произнёс:

— Во-первых, Цзинфан выбрала именно тебя, у тебя нет выбора. Во-вторых, ты знаешь, твой старший брат хоть и рассудителен, и дела ведёт умело, и на него можно положиться, но он ведь не нашей крови. Твой третий брат Хаочэнь совершенно не годится для ведения дел. Цайи рано или поздно выйдет замуж. Скажи, если семья Цзян не будет рассчитывать на тебя, кому мне всё передать?

— Папа, поступайте, как знаете.

Цзян Хаоюй с горечью уступил. В этот момент никто не знал, как разрывается его душа.

Была ли это ирония судьбы или насмешка рока? Зачем было мучить его так, ставить в столь безвыходное положение? Небеса даровали ему славное происхождение, но вместе с тем надели на него кандалы, лишив свободы выбора. Иногда он искренне желал родиться в простой семье и жить простой, счастливой жизнью.