Глава 10

Как и думал Линь Цзяньминь, на следующий день Линь Цзяньго больше не пришел, но еду дома по-прежнему никто не готовил.

Чжан Хунцин тоже была женщиной со взрывным характером, но против наглой Тянь Фэнся и вечно важничающей Ван Личжэнь она действительно ничего не могла поделать.

На самом деле, дело было не в том, что она совсем ничего не могла сделать. Просто все думали, что Чжоу Сяоэ уехала к родителям всего на несколько дней, и можно было потерпеть. Если бы кто-то из них сейчас встал к плите, это могло бы затянуться на годы.

Изначально Чжоу Сяоэ говорила, что пробудет у родителей три дня. Но на третий день Линь Цзяньминь, закончив торговлю, купил жареную курицу и два цзиня печенья и поехал к теще.

В маленьком дворике семья Чжоу занимала две смежные комнаты в самом конце, в северо-западном углу.

Линь Цзяньминь припарковал свой трехколесный велосипед у ворот двора и запер его. По дороге многие с ним здоровались. Он весело отвечал, неся покупки, и быстро дошел до места.

Чжоу Сяоэ мыла во дворе листья для цзунцзы. Вода брызгала на изумрудные прожилки листьев, создавая ощущение свежести. Рядом стоял промытый и подсушенный клейкий рис. Увидев Линь Цзяньминя, она улыбнулась радостно и застенчиво, совсем как до свадьбы.

— Почему вдруг решила приготовить цзунцзы? — Линь Цзяньминь подошел и взял у нее листья, чтобы стряхнуть воду.

Чжоу Сяоэ, продолжая мыть, естественно передавала ему листья. — Сяокай захотел. Недавно был Праздник драконьих лодок, но у мамы болела рука, и она не смогла ему приготовить. Мама смотрит за детьми, а я все равно свободна, вот и решила налепить ему немного.

Линь Цзяньминь надул губы с обиженным видом: — А мне на Праздник драконьих лодок цзунцзы так и не досталось.

В тот день они были дома, и Тянь Фэнся просто сварила в большом котле клейкий рис, смешанный с финиками и арахисом, даже овощей не приготовила.

Чжоу Сяоэ рассмеялась: — Ладно, ладно, и тебе налеплю. Поешь побольше, хорошо?

— Я хочу с мясом. Подожди, я схожу куплю свиной грудинки для начинки.

— Мама утром отправила Сяокая купить полцзиня грудинки, она уже давно замаринована. Как только листья будут готовы, можно сразу заворачивать! — сказала Чжоу Сяоэ, не прекращая работать. Она привыкла к домашним делам, и руки у нее были ловкие. К тому же Линь Цзяньминь помогал стряхивать воду, так что вскоре толстая стопка листьев была вымыта. Муж и жена отнесли плетеный поднос в дом.

Мать Чжоу ушла на кухню. Чжоу Сяокай уложил обоих детей на кровать. Все подушки в доме он собрал и выложил вдоль края кровати, соорудив невысокую, но достаточную преграду для малышей.

Сюсю спокойно лежала, а Ган вовсю боролся с подушечной баррикадой. Малыш, который обычно ленился даже перевернуться, сейчас покраснел от натуги и терся попой о подушки, пытаясь их преодолеть.

Но ему был всего месяц с небольшим, и переворачивание было для него слишком сложным, практически невыполнимым действием. С трудом собрав все силы, он смог немного повернуться на бок, но дядя протянул палец и легонько ткнул его, и Гану ничего не оставалось, как снова беспомощно лечь на спину.

Побежденный и отчаявшийся Ган, неизвестно сколько раз пытавшийся повторить свою попытку, в тот момент, когда Чжоу Сяоэ вошла в комнату и заговорила, громко зарыдал.

Плач его был полон такой обиды, что трудно было передать словами.

Рука Чжоу Сяокая неловко застыла в воздухе. Он обернулся, улыбнулся Линь Цзяньминю и его жене, убрал палец и встал. — Зять пришел.

Линь Цзяньминь с улыбкой передал шурину купленную курицу и печенье, затем вместе с Чжоу Сяоэ поставил листья и рис на стол. Чжоу Сяоэ наклонилась, чтобы взять Гана на руки, а Линь Цзяньминь поспешил подхватить спокойную Сюсю.

— Доченька моя, соскучилась по папе? — сказал Линь Цзяньминь и легонько потерся подбородком о щечку Сюсю. Хотя он только утром побрился, Сюсю все равно скорчила недовольную гримаску, что, впрочем, только позабавило Линь Цзяньминя.

Ган быстро успокоился, но тут послышался голос бабушки.

— Сяокай, я просила тебя присмотреть за детьми, почему ребенок плачет?!

Мать Чжоу, крича на ходу, поспешно вбежала в комнату. Увидев, что муж и жена держат по ребенку, она тут же стала предлагать Линь Цзяньминю отдохнуть и хотела взять у него Сюсю: — Цзяньминь, ты так устаешь каждый день, давай я подержу ребенка!

— Мама, я не устал. Целый день не видел дочку, очень соскучился. Позвольте мне подержать ее немного! — ответил Линь Цзяньминь без всякого стеснения.

Мать Чжоу немного растерялась от такого ответа, зато Чжоу Сяокай тут же подколол его: — Зять, твое предпочтение дочерей сыновьям — это тоже феодальные предрассудки! Осторожно, вырастет сын и будет на тебя в обиде!

— Что за ерунду ты несешь! — Мать Чжоу шлепнула сына по затылку. — Иди принеси мясо, будем цзунцзы заворачивать!

Семья Чжоу жила небогато.

После смерти отца мать Чжоу одна растила двоих детей, перебиваясь шитьем, починкой, стиркой и крахмалением белья на заказ. Иногда, по старой памяти, во время праздников или когда на Машиностроительном заводе была запарка, ее звали помочь на большую кухню, что давало небольшой приработок. Только тогда в доме появлялось немного мяса или рыбы. Лишь пару лет назад, когда Чжоу Сяоэ подросла и занялась своим делом, их жизнь постепенно стала улучшаться.

Полцзиня свиной грудинки, нарезанной мелкими кубиками, поместилось в полмиски.

Мясо, мариновавшееся несколько часов в соевом соусе, сахаре, с зеленым луком и имбирем, полностью пропиталось ароматами. Темные от соевого соуса кусочки грудинки на фоне ярко-зеленого лука источали такой мясной запах, что казалось, он уже проник в ноздри.

Линь Цзяньминь невольно сглотнул слюну. Хотя всего несколько дней назад по случаю месяца детей дома был праздничный стол, мясо на том столе было скорее для запаха, чем для еды. Такого настоящего мяса, казалось ему, он не пробовал уже много дней.

Мать Чжоу добавила в замоченный рис две ложки соевого соуса и коричневого сахара, щепотку соли и, засучив рукава, собралась перемешивать все руками, но Чжоу Сяоэ остановила ее.

— Мама, у тебя же запястье болит. Давай я сделаю, а ты будешь руководить, — Чжоу Сяоэ положила ребенка обратно на кровать, взяла у матери миску с рисом и, засучив рукава, принялась умело перемешивать.

— Мама, ты ведь еще не пробовала цзунцзы, которые я заворачиваю? Раньше, когда я жила дома, ты всегда говорила, что я некрасиво заворачиваю, и не давала мне даже попробовать, — сказала Чжоу Сяоэ, перемешивая рис и вспоминая прошлое.

Мать Чжоу, которой было немного неловко от того, что зять стоит без дела, улыбнулась: — А все потому, что ты была такая небрежная! Вечно веревку плохо завязывала, все разваливалось. Это было не цзунцзы есть, а рисовый отвар пить!

Мать Чжоу готовила очень вкусно и с душой. Маринованные овощи, которые Линь Цзяньминь добавлял в свои яичные блинчики, Чжоу Сяоэ научилась делать именно у нее.

Чжоу Сяоэ когда-то слышала от матери, что в их роду были императорские повара, но за долгие годы бедствий и смут семейное дело пришло в упадок. Неизвестно, сохранились ли подлинные традиции, но мать Чжоу интересовалась готовкой и многому научилась у своей свекрови. Даже обычные домашние блюда у нее получались вкуснее, чем у других.

Перемешав рис, Чжоу Сяоэ взяла два листа для цзунцзы, сложила их вместе, ножницами отрезала жесткие концы, затем пальцами слегка сдвинула листья относительно друг друга и, отступив примерно на треть от отрезанного края, свернула их в форме воронки.

Чжоу Сяоэ действовала очень быстро, вся эта последовательность заняла буквально несколько секунд. Не успел Линь Цзяньминь сообразить, как листья превратились в воронку, как Чжоу Сяоэ уже положила на дно слой клейкого риса, затем два кусочка свиной грудинки, придавила их, сверху снова насыпала рис, уже не утрамбовывая, накрыла оставшейся частью листьев и плотно прижала.

Цзунцзы в ее руках перевернулся раз-другой и был готов. Осталось только туго перевязать его хлопковой ниткой и отправить вариться.

Из полцзиня грудинки и полутора цзиней клейкого риса получилось десять цзунцзы. Чжоу Сяоэ быстро все сделала и унесла их на кухню ставить на огонь.

Мать Чжоу посмотрела на задумавшегося Линь Цзяньминя и не смогла сдержать вздоха: — Раньше, когда ее отец был жив, мы для цзунцзы еще солили яйца. Два кусочка мяса и один соленый желток — вот это была вкуснотища, язык можно было проглотить!

Линь Цзяньминь очнулся от своих мыслей. — Мама, через пару дней я куплю яиц, засолите мне желтки, пожалуйста. У меня уже слюнки текут от предвкушения, не можете же вы мне отказать.

— Посмотри на себя, такой большой, а ведешь себя как ребенок! — Грусть матери Чжоу мгновенно рассеялась от слов Линь Цзяньминя. Она снова заговорила о Чжоу Сяокае: — Этот ребенок… учиться не хочет, Гаокао сдавать не собирается. Говорит, хочет с одноклассниками поехать в какой-то Гуандун. Я и не слышала о таком месте, как я могу его туда отпустить? Ты пришел, помоги мне его уговорить.

Линь Цзяньминь кивнул, но после того, как мать Чжоу ушла на кухню, он не стал читать нотаций Чжоу Сяокаю. Двое мужчин смотрели на двоих детей, но мыслями давно были на кухне, куда их манил аромат готовящихся цзунцзы.

Наконец, после мучительного ожидания, когда душа была не на месте, цзунцзы подали на стол. Свежий аромат листьев смешивался с насыщенным запахом клейкого риса и мяса. Эти ароматы будоражили вкусовые рецепторы, заставляя слюну выделяться обильнее обычного.

Жареная курица, которую принес Линь Цзяньминь, стояла на столе, но на фоне горячих, ароматных цзунцзы она совершенно потеряла свою привлекательность.

Но пока старшие не разрешили, есть было нельзя.

Линь Цзяньминь и Чжоу Сяокай одновременно посмотрели друг на друга, а затем оба умоляюще уставились на мать Чжоу. Старушка улыбнулась и положила каждому в миску по цзунцзы. — Ешьте скорее, мы же дома, не нужно столько церемоний.

Цзунцзы были еще очень горячими, но Линь Цзяньминь, перебрасывая его из руки в руку, уже развязал веревку. Чжоу Сяокай, будучи моложе и с более нежной кожей, бросил цзунцзы в миску и дул на обожженные пальцы. Линь Цзяньминь с легким превосходством взглянул на шурина, ухватил уголок листа и несколько раз встряхнул — целый цзунцзы упал в миску.

Однако он не стал есть сам, а передал очищенный цзунцзы матери Чжоу.

Затем он очистил еще один. Хотел отдать Чжоу Сяоэ, но она уже сама справилась. Только тогда Линь Цзяньминь принялся за еду.

Горячий мясной цзунцзы был не большим и не маленьким. Первый укус пришелся как раз на край мясной начинки. Жирная и постная грудинка после долгой варки стала невероятно мягкой и развалилась в тот момент, когда ее коснулись зубы. Сок брызнул во рту. Хотя он откусил большой кусок риса, казалось, будто съел кусок мяса, но с добавлением свежего аромата цзунцзы.

Линь Цзяньминь, не успев разобраться во вкусах, чуть не прикусил язык. Проглотив большой кусок целиком, он обжег горло и замахал руками, пытаясь остудить, но цзунцзы уже провалился в желудок.

Чжоу Сяоэ поспешно налила ему стакан остывшей кипяченой воды. — Посмотри, как ты торопишься. Ешь медленнее, будто никогда не ел…

Линь Цзяньминь выпил воды, и жжение в горле прошло. — Такой вкусной еды я еще не ел, вот и разволновался!

— Льстивые речи! — Чжоу Сяоэ бросила на него недовольный взгляд, но не смогла сдержать улыбки.