После новогоднего бала между мной и «Восемьсот монет» установились странные отношения.
Он словно наблюдал за мной, пытаясь раскрыть какой-то секрет.
Мы стали общаться гораздо больше.
Помимо ежедневных совместных ужинов, он то и дело появлялся в моих покоях и заводил со мной ничего не значащие беседы.
Каждый раз, когда он приходил, я нервничала, опасаясь каких-нибудь неподобающих действий с его стороны.
Но, как оказалось, мои опасения были напрасны. Казалось, он больше не собирался ко мне приставать.
Я почувствовала огромное облегчение и молилась, чтобы он никогда больше не предпринимал подобных попыток.
Яблочко снова появилась во Фландрском дворце. Я подозревала, что у него есть еще сестрица Апельсин, тетушка Ананас, тетя Питайя и другие подобные «фрукты», но мне было все равно.
Так продолжалось до наступления весны.
Весна — мое любимое время года.
Она символизирует новую жизнь и надежду.
Рано утром я открыла шторы и окно.
Повеял легкий ветерок, принеся с собой свежий аромат земли и влажный запах моря.
В такую прекрасную погоду было бы жаль сидеть дома.
Возможно, благодаря нашему более тесному общению, «Восемьсот монет» понял мои желания.
Однажды за ужином он сообщил, что через три дня мы едем в Париж.
— В Париж? — за несколько месяцев мой немецкий стал гораздо лучше. Я уже могла использовать более сложные выражения, и это меня радовало. — Ты уверен, что тебе не опасно появляться там?
— Я — виконт Филипп Бургундский, а ты — моя жена, из саксонского рода Вельфов. Какие могут быть проблемы? — ответил «Восемьсот монет», элегантно разрезая стейк.
— Ну и выдумщик, — съязвила я. — А государственные дела тебя не ждут?
— Сейчас нет. Что, не хочешь ехать? — он отложил нож и вилку и посмотрел на меня.
— Хочу, хочу, очень хочу! — я закивала, боясь, что он передумает.
Хотя мне и не хотелось путешествовать с этим типом, сама поездка очень меня радовала.
Увидев мое нетерпение, он усмехнулся:
— Тогда собирайся.
Я тут же сделала вид, что послушно подчиняюсь.
А про себя закричала: «Париж, я еду!»
Три дня спустя мы с «Восемьсот монет» отправились в путь.
Нас сопровождали Карл, личный телохранитель «Восемьсот монет», и служанка из Фландрского дворца по имени София.
«Восемьсот монет» специально не взял с собой Сильвию. Наверняка у него был какой-то коварный план.
Сидя в удобной карете и глядя на однообразный пейзаж за окном, я начала клевать носом.
Когда я проснулась от сильной тряски, то обнаружила, что лежу на коленях у «Восемьсот монет».
Он обнимал меня и задумчиво смотрел в окно.
Вот те раз, чудеса да и только!
Он снова воспользовался моей беспомощностью!
Я заерзала, чтобы дать ему понять, что я уже не сплю, и посмотрела на него с укором, показывая, что хочу, чтобы он держался от меня подальше.
Но он никак не отреагировал, лишь бросил на меня равнодушный взгляд и снова отвернулся к окну.
Ну, ты и гад!
Но я еще хуже.
— Мне нужно в туалет, — громко и четко произнесла я.
К моему удовольствию, уголки губ «Восемьсот монет» дернулись.
— Мы скоро будем на постоялом дворе, — невозмутимо ответил он. — И, пожалуйста, помни о своем положении. Благородные дамы так не выражаются.
— ... — ладно, в этом раунде я проиграла.
В ту далекую эпоху постоялые дворы по дороге в Париж оставляли желать лучшего, и публика там собиралась самая разношерстная.
Как только я вошла в зал, меня оглушил шум.
Присмотревшись, я увидела группу мужчин, азартно играющих в карты. На их лицах читалась жадность.
Я поморщилась и покорно последовала за «Восемьсот монет» в наши «люкс»-апартаменты на втором этаже.
Карл и София разместились в соседней комнате.
Наши апартаменты отличались от обычных комнат разве что площадью и лучшим освещением.
Но, по крайней мере, здесь было чисто.
После целого дня в дороге я очень устала.
Мне не терпелось упасть на кровать и притвориться мертвой.
Что я, собственно, и сделала, отключившись на мгновение.
Дважды перевернувшись на кровати, я вдруг поняла, что «Восемьсот монет» снова надо мной смеется.
Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня с ехидной улыбкой.
Я смутилась, села на кровати и неловко кашлянула.
— Ты меня приглашаешь? — спросил он, снимая шляпу и вешая ее на крючок, а затем расстегивая воротник.
Не говоря ни слова, я вскочила и бросилась к шкафу, глядя на него с подозрением.
Он усмехнулся и пошел в ванную.
Всю ночь я лежала на краю кровати, не сомкнув глаз.
Боялась, что в эту прекрасную лунную ночь «Восемьсот монет» превратится в волка.
Я ворочалась с боку на бок и наконец уснула только под утро.
На следующее утро, не выспавшись, я с трудом поднялась с постели.
И снова заснула в карете, чем «Восемьсот монет», конечно же, воспользовался.
Если мы скоро не доберемся до Парижа, я сойду с ума.
И вот, когда я была уже на грани, показались ворота Парижа.
Я почувствовала себя освобожденным узником.
Если бы не «Восемьсот монет», который сверлил меня взглядом, я бы бросилась к стражнику, схватила его за руку и со слезами на глазах сказала: «Братан, какая встреча!»
— Нужно купить тебе несколько платьев, — сказал «Восемьсот монет», как только мы приехали.
Мы остановились в центре Парижа, в квартире, которая, по словам «Восемьсот монет», принадлежала его другу.
Этот легендарный друг с копной черных кудрей радостно приветствовал нас, сказал кучу дежурных фраз вроде «Если что-то понадобится, обращайтесь» и «Я всегда к вашим услугам» и быстро исчез.
— А чем занимается твой друг? — спросила я. Хотя я и любила шопинг, мне хотелось знать, в чьем доме я живу.
— Его фамилия Гюго, — «Восемьсот монет» явно не хотел развивать эту тему. — Я отведу тебя в магазин.
Я заметила, что «Восемьсот монет» любил говорить со мной в повелительном наклонении.
Он никогда не спрашивал моего мнения, а просто сообщал о своих решениях, которые я должна была беспрекословно выполнять.
Честно говоря, меня это раздражало.
Я не против того, чтобы мужчина был главным, но он должен уважать меня.
— У меня достаточно одежды, — возразила я.
— Парижская мода — самая лучшая во всей Европе, — улыбнулся он. — Ни одна женщина не сможет устоять.
Я хотела проявить твердость характера и отказаться, но, вспомнив о «Made in Paris», тут же изменила свое решение.
(Переход к повествованию от лица Филиппа)
После обеда я отвел Хуану в самый модный район Парижа.
Я попросил Софию отвести ее в лучший магазин одежды, а сам сел в соседней таверне.
Эта таверна была одной из самых дорогих в Париже, и сюда приходили только состоятельные люди.
Они сидели небольшими группами и тихо беседовали.
Я сел за столик в углу, заказал бокал красного вина и стал медленно его пить.
Сейчас большая часть парижского вина производилась из бургундского винограда.
Парижане, большие любители вина, отправляли свои деньги в Бургундию, что очень беспокоило их правителей, но они ничего не могли с этим поделать.
А я, как правитель Бургундии, конечно же, был этому только рад.
Женщины всегда долго выбирают одежду, поэтому я взял книгу и начал читать.
Когда я прочитал треть книги, наступил вечер.
Я посмотрел на улицу. Карла все еще не было.
Значит, Хуана еще не закончила выбирать наряды.
Я же говорил, что ни одна женщина не устоит перед парижской модой.
Да и мужчины тоже вряд ли смогут устоять перед очарованием Парижа.
Здесь так много красивых женщин, таких элегантных и изысканных. Кто сможет устоять перед соблазном нового лица?
Я как раз собирался заказать еще один бокал вина, чтобы скоротать время, как вдруг в таверне поднялся шум.
Я заметил, что все мужчины в зале повернулись к двери, и в их глазах читалось восхищение.
Я проследил за их взглядами и увидел у входа изящную женщину, которая разговаривала с официантом.
На ней было великолепное ярко-красное платье с белыми вкраплениями, которое подчеркивало ее прекрасную фигуру, тонкую талию и пышную грудь. Длинный шлейф из перьев тянулся по полу.
«Боже, какая фигура!» — подумал я с восхищением.
Я даже забыл, что женщинам не положено находиться в таверне.
Я не сводил с нее глаз, пока она шла по залу. И когда она подошла к моему столику, я с изумлением узнал в ней... Хуану!
Я словно очнулся ото сна, быстро встал, взял ее под руку и поспешно вывел из таверны.
— Где Карл? — спросил я, когда мы стояли на улице и ждали карету.
Она выглядела очень довольной, а я, после первого восторга, вдруг почувствовал что-то странное.
Ее прекрасное тело было выставлено на всеобщее обозрение в этой таверне.
— Я его не видела, — ответила она, подняв на меня глаза.
На ней была маленькая шляпка, украшенная лентами в тон платья и белыми розами, которая кокетливо сползала набок.
— Ты разве не знаешь, что женщинам нельзя заходить в таверны? — строго спросил я.
— О, я не знала, — фыркнула она.
А потом, сияя от счастья, добавила:
— Сначала я не хотела выбирать красное платье, потому что оно слишком яркое, но дизайнер сказал, что этот цвет мне очень идет.
Я молча смотрел на нее. Дизайнер был прав.
— Я еще заказала несколько платьев. Портной сказал, что через пару дней доставит их нам. Но... — она посмотрела на меня с надеждой. — Как долго мы пробудем в Париже? Мы успеем их получить?
— Мы задержимся здесь, — глядя на ее умоляющее лицо, я невольно смягчился.
— Ура! — она чуть не подпрыгнула от радости.
С того дня, как мы поженились, я ни разу не видел ее такой счастливой.
На мгновение я не мог отвести от нее глаз.
Хуана, неважно, пытаешься ли ты привлечь мое внимание или это все лишь игра.
На этот раз ты молодец.
(Нет комментариев)
|
|
|
|