После того как «Восемьсот монет» ушел в тот день, он больше не появлялся.
Может, я его довела до болезни?
А может, у него были дела.
Не только «Восемьсот монет», но и Яблочко бесследно исчезли.
Мне казалось, что что-то не так.
Но, как бы то ни было, он исчез, и моя жизнь снова стала спокойной.
Чтобы продолжить свое обучение, я нашла в этом роскошном дворце управляющего — пожилого мужчину.
Увидев его, я снова не смогла сдержать смех.
Потому что он был невероятно похож на Картографа из фильма «Бункер», который показывал Гитлеру карту Берлина.
Мой внезапный смех сильно напугал Картографа.
Из-за этого мне потребовалось больше времени, чтобы объяснить ему, что мне нужно.
К счастью, хотя я и напугала их обоих, Картограф оказался гораздо дружелюбнее, чем «Восемьсот монет».
Он не только отвел меня в библиотеку и разрешил читать любые книги,
но и очень быстро нашел мне учителя, который стал обучать меня немецкому и испанскому языкам.
И самое главное, как подобает хорошему управляющему, он не задавал лишних вопросов.
Например, зачем мне учить языки.
Конечно, не исключено, что он спрашивал, а я просто не поняла.
В общем, пока «Восемьсот монет» отсутствовал, я начала претворять в жизнь революционный лозунг «Учиться, учиться и еще раз учиться».
Ради новой жизни я училась очень усердно.
Прошло два месяца, и я добилась определенных успехов.
Хотя мой уровень все еще был довольно низким, я, по крайней мере, могла общаться с людьми простыми фразами, и они меня понимали.
Моя компаньонка была очень рада, что я наконец могу с ней нормально разговаривать.
Кстати, ее звали Сильвия. Она заботилась обо мне с детства.
Мы были очень близки, и здесь она была единственным человеком, которому я могла доверять.
Чтобы улучшить свои языковые навыки, нужно постоянно практиковаться.
Поэтому я старалась общаться со всеми при любой возможности.
Останавливала служанок в коридоре и спрашивала, как дела, что они ели, какая сегодня погода, не слишком ли сильный ветер и так далее.
Вскоре по дворцу «Восемьсот монет» поползли ужасные слухи о болтливом привидении.
Время летело быстро, пока я усердно и самозабвенно училась.
Наступила зима.
А вместе с зимой вернулся и «Восемьсот монет».
К этому времени я уже разобралась в ситуации.
Оказалось, что «Восемьсот монет» на самом деле зовут Филипп.
Он наследник дома Габсбургов, эрцгерцог Австрийский.
Его отец — король Германии, а дед — император Священной Римской империи.
Меня зовут Хуана. Я принцесса Кастилии и Арагона. Я вышла замуж за «Восемьсот монет» в семнадцать лет, и сейчас мне двадцать один.
Это открытие так взволновало меня, что я не могла уснуть пол ночи.
А когда я узнала, что моя мать, Изабелла, финансировала экспедицию Колумба, которая увенчалась успехом, я почувствовала гордость за то, что мы с Колумбом современники.
Но, несмотря на всю гордость, Колумб не имел ко мне никакого отношения.
Меня волновало только то, как выжить в когтях «Восемьсот монет».
Говорили, что он уехал по государственным делам.
Похоже, он не только пользовался своей красотой, чтобы заводить романы, но и иногда занимался серьезными делами.
На следующий день после своего возвращения «Восемьсот монет» нашел меня и сообщил две новости.
Первая: его отец, Максимилиан, устраивает новогодний бал во дворце Хофбург в Вене, и я должна поехать с ним.
Вторая: его мачеха, королева Мария из Милана, считает, что я слишком молода, чтобы воспитывать наследников престола.
Моих детей, дочь и сына, будет воспитывать она.
Сообщив мне эти новости, «Восемьсот монет» стал молча наблюдать за моей реакцией.
Первая новость меня очень обрадовала. Я никогда не была на европейском придворном балу!
Что касается второй новости, то я не возражала.
Если бы не Сильвия, я бы вообще забыла, что у меня есть двое маленьких спиногрызов, которые ждут, когда их покормят.
Я не испытывала к ним никаких чувств, так что пусть мачеха воспитывает их, если хочет.
— Новогодний бал? Все члены королевской семьи будут там? — очевидно, бал интересовал меня гораздо больше, чем дети.
— Да. Все важные члены королевской семьи будут присутствовать, — «Восемьсот монет» поправил свой галстук-бабочку, и на его губах появилась легкая улыбка. — Ты же раньше бывала на балах? Или забыла?
— Хм... После болезни я многое не помню, — еле выкрутилась.
— Элеонору и Карла отправят. После Нового года ты их больше не увидишь, — медленно произнес «Восемьсот монет», выделяя каждое слово.
— А... — так вот, значит, как зовут этих детей: Элеонора и Карл.
Если бы он не сказал, я бы так и не узнала.
— Думаю, королева позаботится о них, — не могу говорить слишком много, все равно получается коряво. Нужно больше практиковаться.
— Ты не возражаешь? — он поднял брови.
— А ты хочешь, чтобы я возражала? — я склонила голову набок. — И что изменится, если я буду возражать?
— Ничего, — ответил он прямо и уверенно.
— Тогда зачем спрашиваешь? — я закатила глаза и невольно пробормотала что-то по-китайски.
— Что ты сказала? — у него был острый слух.
— Ничего. Я подчиняюсь решению королевы, — я тут же приняла серьезный вид.
Уверена, «Восемьсот монет» сейчас про себя ругает меня.
Мы ужинали вместе с «Восемьсот монет».
Сильвия сказала, что обычно он ест один.
За столом я старалась скрыть свою прожорливость, чтобы не шокировать высокородного эрцгерцога Австрийского.
Но, кажется, мне это не удалось.
Когда я опустошила свою тарелку, «Восемьсот монет» с насмешливой улыбкой сказал:
— Неудивительно, что ты поправилась.
Поправилась?
Он посмел назвать меня толстой?
Невероятно!
Прежняя Хуана была кожа да кости!
Я два месяца ела за двоих, чтобы набрать нормальный вес.
Неужели у «Восемьсот монет» такие извращенные вкусы?
— Немного полноты — признак здоровья, — процедила я сквозь зубы.
В глазах «Восемьсот монет» плясали смешинки.
После ужина «Восемьсот монет» пришел в мои покои.
Он сел в мое любимое кресло и начал листать учебники, по которым я занималась.
Чем больше он читал, тем сильнее хмурился.
— Ты действительно ничего не помнишь? — он отложил книгу и посмотрел на меня.
— Да, — коротко ответила я, надеясь, что он поскорее уйдет.
— И этого тоже не помнишь? — его голос вдруг стал игривым. Я не успела ничего понять,
как все вокруг потемнело.
Он встал, наклонился, взял мое лицо в свои руки и нежно поцеловал.
Тьфу ты, что он себе позволяет?!
Я оттолкнула его и вскочила, как ужаленная.
Быстро отбежала от него на пять метров и с вызовом посмотрела на него.
«Восемьсот монет» явно не ожидал такой реакции и, пошатнувшись, сделал несколько шагов назад.
— Что ты делаешь? — он позеленел от злости.
— А ты что делаешь? — парировала я.
— Я твой муж, — заявил он, словно напоминая мне о своих правах.
Жаль, что я не та Хуана, которая была раньше.
Его права на меня не действовали.
— Я не соглашалась на это.
— Ты...
— Иди к своей Анне-Марии-Жанне-Сюзанне-Маргарите-Элизабет! — выпалила я, на ходу придумывая имена. Не может быть, чтобы среди них не было имени его любовницы.
Он долго смотрел на меня, пока у меня не побежали мурашки по коже.
А потом вдруг усмехнулся и сказал:
— Так ты все-таки дуешься на меня.
Да кто на тебя дуется?!
Я говорю совершенно серьезно!
Держись от меня подальше.
Чем дальше, тем лучше.
Наверное, мое надутое лицо показалось ему забавным, потому что он рассмеялся.
Я заметила, что, когда «Восемьсот монет» смеется, он особенно очарователен.
Но это не отменяет того факта, что он мерзавец.
— Как хочешь, — это были его последние слова в тот вечер.
После этого он с очень важным видом удалился.
Я наконец-то смогла расслабиться.
Похоже, с языковым барьером покончено.
Теперь нужно придумать, как защититься от похотливых повадок «Восемьсот монет».
Это очень срочно.
(Нет комментариев)
|
|
|
|