Я сладко проспала до самого заката.
Проснувшись, я потянулась, протерла глаза и выглянула в окно.
На горизонте садилось солнце.
Вечернее небо на западе переливалось всеми красками, словно развевался яркий шелковый шарф.
В туманной дымке только что проклюнувшаяся трава отливала золотом.
Подул вечерний ветерок, и деревья вдоль дороги зашелестели, исполняя лирическую мелодию сумерек.
Появились ряды белых деревянных домиков, изящных, как в сказке, и прекрасных, как сон.
— Ты проснулась? — спросил Филипп, не оборачиваясь.
— Ага, — я открыла окно, наслаждаясь ласковым прикосновением весеннего ветерка. — Где мы?
— Уже въехали в Бургундию.
— Отлично! — я знала, что Бургундия недалеко от Парижа, но не думала, что настолько близко.
Значит, мы окончательно в безопасности!
Я высунула руку и постучала по стенке кареты:
— Останови!
— Что ты хочешь? — он натянул поводья, и карета медленно остановилась.
Он обернулся и посмотрел на меня.
Я воспользовалась моментом, чтобы внимательно его рассмотреть.
Даже самая простая крестьянская одежда не могла скрыть его красивого лица.
Надо было ему лицо землей измазать.
— Что ты хочешь? — снова спросил он, видя, что я просто смотрю на него и глупо улыбаюсь.
Я быстро закрыла окно и выпрыгнула из кареты.
Затем подбежала вперед и протянула ему руку:
— Хочу подышать свежим воздухом. Помоги мне забраться наверх.
— Нельзя! — отрезал он.
— Почему? — спросила я, подняв голову.
— Как может благородная дама сидеть на месте кучера! — хоть этот парень и не стар, но мысли у него довольно старомодные.
— Эрцгерцог Австрийский тоже правил каретой! — парировала я. — К тому же, у меня сейчас все лицо в пупырышках, кто узнает во мне леди!
Он с отвращением посмотрел на мое лицо:
— Действительно, очень уродливо.
— Кто тебя просил оценивать, уродливая я или нет! Быстро пусти меня наверх! Пусти! — я применила свои современные уловки, не зная, подействуют ли они на эрцгерцога.
Филипп рассмеялся, глядя на меня, и беспомощно втащил меня наверх.
Я взволнованно уселась впереди, выхватила у него поводья и, размахивая ими, с геройским видом крикнула:
— Эй, парень, хочешь ускориться до невиданных высот?
Я думала, карета тронется, но вокруг царила тишина.
Лошадь лишь нетерпеливо топнула передним копытом и пошевелила мохнатыми ушами.
Мой безумный призыв она проигнорировала.
— Хуана, — Филипп вдруг произнес мое имя необычайно нежным голосом.
— Ч-что? — у меня по коже побежали мурашки, и я настороженно посмотрела на него.
— Оспа добралась до твоего мозга?
Я так и знала!
Когда он выглядит особенно нежным, ничего хорошего не жди!
Либо пытается воспользоваться моментом, либо смеется надо мной!
Я стиснула зубы и посмотрела на него, что вызвало у него приступ смеха.
— Сиди смирно, я сам поведу, — видя, вероятно, сколько ненависти в моем взгляде, он наконец перестал смеяться, забрал у меня поводья и продолжил путь.
— Ты не устал? Твоя рана не болит? — вспомнила я о его незажившем ранении.
— Ничего страшного, — ответил он.
Мы ехали так, пока небо не потемнело.
Последний луч заходящего солнца коснулся горизонта и медленно исчез.
Внезапно я ощутила спокойствие, которого не чувствовала с тех пор, как попала сюда.
— Скоро доберемся до постоялого двора. Не волнуйся, — сказал он.
— Я не волнуюсь. Все равно это теперь наша земля. Даже ночевать на улице не страшно, — гордо заявила я.
— Наша? — он ухватился за это слово и медленно повторил его.
Уже стемнело, и я не могла разглядеть его лица, но чувствовала на себе его горячий взгляд.
— Твоя земля, тебе и решать, — быстро поправилась я.
Да, Бургундия — его владения, ко мне они не имеют никакого отношения.
— Да, наша земля. Так что тебе нечего бояться, — он понукнул лошадь, и мы направились к месту нашего ночлега.
Необъяснимая радость наполнила мое сердце.
Не знаю почему, возможно, после событий в Париже в наших отношениях появилась какая-то новая возможность.
На следующее утро мы снова отправились в путь.
Я, как обычно, сидела рядом с Филиппом. По его словам, к вечеру мы должны были добраться до дворца в Дижоне.
Дижон — столица Бургундии. Там мы отдохнем несколько дней, и Филипп напишет Максимилиану письмо, что с ним все в порядке.
Теперь, когда нам больше ничего не угрожало, интересно, поможет ли Максимилиан своему старому родственнику Фердинанду, если Людовик XII действительно начнет войну?
— Прежде чем въехать в город, ты должна вернуться в карету, — сказал Филипп. — Женщинам нельзя сидеть снаружи. Особенно женщинам твоего положения.
— Ох, — равнодушно отозвалась я.
Сейчас мы оба были одеты в грубую одежду, с лицами беженцев, кто сможет узнать мой статус?
— Мм, так ты выглядишь лучше, — заметил он, посмотрев на мое уже чистое лицо.
— Нелегко заслужить похвалу от эрцгерцога! — съязвила я. — Четыре года смотрел, прежде чем я стала тебе нравиться, поздравляю.
Он помолчал немного, а потом задумчиво сказал:
— Уже четыре года?
— Чувствуешь, как летит время? — мне теперь нравилось подшучивать над ним.
— Ты сильно изменилась, — серьезно сказал он.
— Что ты имеешь в виду? — я инстинктивно напряглась. Неужели он что-то заметил?
Я совершенно не знала, какой была прежняя Хуана.
Оказавшись здесь, я, за исключением первоначальной осторожности, вела себя совершенно естественно, в соответствии со своим характером.
Хотя я и придумала оправдание про частичную потерю памяти после тяжелой болезни, но если Филипп хорошо знал Хуану, ему нетрудно было заметить несоответствия.
— Раньше ты была не такой, — он пристально посмотрел на меня, и я поспешно отвела взгляд.
— Какой я была раньше?
— Не такой забавной, как сейчас.
Забавной?
Забавной?!
Забавной!!!
Что это за слово?
Значит, ты относишься к своей жене как к домашнему питомцу?
Если бы ты сказал милая, живая, нежная, умная — я бы согласилась! Но что, черт возьми, значит «забавная»?!
Мое напряжение мгновенно улетучилось. Я сердито посмотрела на него, а он, сделав вид, что ничего не произошло, начал насвистывать.
Мелодия была плавной и приятной на слух.
— Ты еще и свистеть умеешь! — мое внимание быстро переключилось.
— А почему нет?
— Только распутники свистят! — фыркнула я.
— Благородные дамы тоже здесь не сидят, — парировал он.
— А я и не благородная дама! — не задумываясь, ответила я.
— Рад, что ты это понимаешь! — медленно произнес он.
— Ты! — вот черт, я заметила, что его навыки спора улучшаются.
Нужно срочно тренироваться, иначе он снова возьмет надо мной верх.
— Тебе нравится пейзаж Бургундии? — вдруг спросил он.
— А? Да! Нравится! — кивнула я. — Мне всегда нравились такие сельские пейзажи. И я всегда мечтала о собственном домике в деревне, чтобы жить там беззаботно, делать что хочу. Без ограничений, без интриг, без всяких надоедливых дел. Жить только ради наслаждения жизнью. Вот это настоящая красота!
В мое время быстрый темп городской жизни был невыносимо утомительным.
Хотя я работала недолго, но успела насмотреться на обман и интриги на рабочем месте, на то, как люди борются за малейшую выгоду.
Все отчаянно пытаются выжить, но никто не умеет наслаждаться жизнью.
Я с детства была человеком без больших амбиций, не хотела становиться карьеристкой, а просто мечтала найти красивое место и спокойно прожить там всю жизнь.
— Ты действительно так думаешь? — Филипп, казалось, не поверил моим словам, на его лице отразилось удивление.
— Правда! — не задумываясь, ответила я.
Но, увидев выражение лица Филиппа, я пожалела, что высказала эти сокровенные мысли.
— Звучит прекрасно, Хуана, — голос Филиппа прозвучал рядом. — Но тебе не следует так думать.
— Я знаю, поэтому я просто думаю об этом. За мысли ведь не наказывают, — удрученно сказала я.
Да, Хуана — принцесса Арагона, эрцгерцогиня Австрийская, возможно, в будущем даже императрица Священной Римской империи.
Она не имела права думать о таких вещах.
— Однако... может быть... кто знает... — возможно, из-за ветра слова Филиппа доносились до меня лишь обрывками.
— Что ты сказал? — спросила я.
— Ничего, — ответил он. — Хуана, мы приехали в Дижон.
Я подняла глаза. Внушительные городские ворота Дижона виднелись неподалеку.
(Нет комментариев)
|
|
|
|