Глава 6. Джеми невиновен

— Почему ты помог тому мальчику? — спросил Малькольм.

Джеми не ожидал, что так легко начнётся разговор, и растерялся.

Он открыл рот, глядя на мужчину, но не смог произнести ни слова. В голове была пустота, он никак не мог придумать подходящий ответ.

Но, возможно, именно эта растерянность показалась Малькольму искренней.

Он смягчился:

— Прости за бестактность. Меня зовут Малькольм, и у меня нет дурных намерений. Мне просто стало интересно. Ты не похож на преступника. Не расскажешь, как ты здесь оказался?

Этот вопрос попал прямо в цель!

С тех пор, как Джеми попал в тюрьму, история его злоключений вызывала смех у всех, кто её слышал. Он тут же начал рассказывать о выходках баронессы Вебстер.

Даже сейчас всё это казалось ему сном.

Вся эта история была абсурдной и смешной, как нелепая пьеса, полная чёрного юмора.

Кроме того, задание Левина заключалось не только в том, чтобы познакомиться с Малькольмом, но и завоевать его доверие, чтобы выведать информацию.

Поэтому Джеми старался изо всех сил, рассказывая свою историю. Он подражал стендап-комикам из своего мира, вставляя шутки и неожиданные повороты сюжета. И выходки баронессы Вебстер, и расчетливость Старого Джона — всё это было описано ярко и живо.

— …Судья был очень принципиальным. Он решил, что одного наказания недостаточно, и я должен осознать свою вину и раскаяться. Он спросил меня: «Представьте, что какой-то мужчина помочился перед вашей будущей женой или дочерью. Вы бы рассердились?» Я подумал и честно ответил, что если бы этот мужчина сделал это не нарочно, я бы отчитал его и потребовал извинений. После извинений я бы простил его, не стал бы обвинять, штрафовать и уж тем более сажать в тюрьму. Я с надеждой посмотрел на судью. А днем меня отправили сюда.

— …В моей семье четверо сыновей… Когда мой отец узнал, что меня не повесят и не убьют, а просто оштрафуют за оскорбление благородной особы, он радостно объявил, что отныне у него только три сына.

Все заключенные, слышавшие этот рассказ, разразились хохотом.

В этом мире развлечений было мало. Кроме придворных шутов, которых могли видеть только аристократы, простые люди редко сталкивались с юмором.

К тому же, история Джеми действительно была забавной.

А его манера рассказывать, с намеренными паузами и выразительными жестами, только усиливала комический эффект.

Несколько заключенных, сидевших поблизости, слушали с удовольствием, смеясь до упаду.

Они кричали:

— Продолжай, малыш Джеми!

— Умираю со смеху! Не ожидал от тебя такого!

— Ха-ха-ха! Продолжай, расскажи подробнее про пятидесятипятилетнюю баронессу! Она красивая?

Ощущая всеобщее веселье, Джеми почувствовал себя по-настоящему счастливым.

На мгновение ему показалось, что он вернулся в свой мир, где он беззаботно шутил с друзьями, веселил всех своими историями, и никто не смотрел на него с вожделением или неприязнью.

Малькольм тоже смеялся.

Но потом он вдруг заплакал.

Джеми испугался и замолчал.

Заключенные тоже перестали смеяться и с недоумением смотрели на Малькольма.

— Ты думаешь, это смешно? — спросил Малькольм, вытирая слезы.

— Что? — Джеми непонимающе смотрел на него.

— Ты считаешь, что это нормально?

— Э…

— Что аристократы имеют право так поступать? Выдумывать обвинения, лишать свободы, бросать в тюрьму на пять лет?

— …

— Джеми, ты невиновен.

Малькольм произнес это торжественно, словно судья, выносящий приговор.

Джеми смотрел на него, потрясенный, не в силах вымолвить ни слова.

Про себя он думал: «Я знаю, я знаю, конечно, знаю! Я даже знаю про «Декларацию прав человека». Какие к черту аристократы! Нигде не написано, что помочиться — это преступление. Но что я могу поделать в этом проклятом мире?»

— Многие в этой тюрьме невиновны.

— …

— Возможно, ты сейчас не понимаешь моих слов, — мягко сказал Малькольм. Его голос, исходящий из самой глубины души, звучал тихо, но твердо. — Но запомни, Джеми, аристократы ничем не отличаются от нас. У них такая же голова, такое же тело, один рот, два глаза. Мы не хуже и не ниже их.

— Эй, эй! За такие слова тебя могут казнить! — не дожидаясь ответа Джеми, возразил один из заключенных. — Что за чушь! Как могут простые люди быть равны аристократам? Благородные господа рождены, чтобы повелевать. Их руки созданы для того, чтобы держать перо и меч, а наши — мотыгу. Если ты хочешь, чтобы рука, держащая мотыгу, взяла перо или меч, это всё равно что заставить корову кукарекать, а петуха нести яйца. Это нарушит порядок и приведет к хаосу!

Другие заключенные поддержали его.

Некоторые, казалось, сомневались, но промолчали.

Малькольм снова улыбнулся, но на этот раз в его улыбке была горечь.

Он замолчал и, как и раньше, неподвижно сидел, глядя вдаль.

В камере снова стало тихо.

Улыбки исчезли с лиц заключенных. Веселье было лишь мимолетным, а уныние и тишина — обычным состоянием тюрьмы.

Джеми тоже потерял интерес к разговору.

Конечно, он не был так невежественен, как обитатели этого мира, чтобы верить в «высокое происхождение» аристократов.

Он понял, что слова Левина о «члене опасной банды» были ложью и клеветой.

Малькольм не был убийцей. Скорее всего, он был одним из тех, кто пытался изменить несправедливый мир.

Теперь Джеми начал понимать, что из себя представляла эта «банда».

Он даже догадался, почему Левин выбрал именно его для этого задания. Невинный юноша, осужденный на пять лет по ложному обвинению, жертва аристократического произвола — разве не идеальный союзник для тех, кто борется против знати?

«Но должен ли я выполнять это задание?» — Джеми мучительно размышлял. — Если я откажусь, Левин отдаст меня тому бугаю, и тот свернёт мне шею. Если я буду тянуть время, Левин, возможно, подождет месяц или два, но потом всё равно потеряет терпение и отдаст меня тому бугаю.»

Вспомнив Джорджа, Джеми содрогнулся от страха.

«А если я выполню задание? — подумал он. — Завоюю доверие, выведаю информацию и предам Малькольма, донесу Левину…»

— Черт! — с отвращением к себе подумал Джеми. — Я стану тем самым подонком из фильмов, которого все ненавидят!

Было очень трудно принять решение.

Джеми всю ночь ворочался без сна, разрываясь между страхом и совестью.

Под утро, не в силах больше лежать, он подкрался к двери камеры и, глядя сквозь решетку на длинный темный коридор, думал о запертых дверях, о небе, о звездах, о солнце, о птицах и о свободе.