Прогулка по эстетике (Часть 1)

Прогулка по эстетике

Разговор с Игнатиусом помог Лючии найти новый подход. Как только человек начинает интересоваться любовью, перед ним открываются врата восприятия и понимания.

Лючии казалось, что Игнатиус Кэмпбелл не такой уж и ужасный, как о нём говорят. Она не видела в нём ни капли проклятия.

Ей было трудно поверить, что этот юноша в будущем станет причиной гибели мира, но она не могла терять бдительность.

Она знала, что слишком доверчива к незнакомцам, и понимала, что если люди приписывают кому-то исключительно отрицательные качества, то, скорее всего, для этого есть основания. Более того, она знала, что посланница богов не может ошибаться.

И всё же она не могла понять Игнатиуса. Несмотря на временами возникающий страх, он казался ей всего лишь одиноким ребёнком, полным вопросов и сложных мыслей, которыми он не мог ни с кем поделиться.

И она снова задумалась: может быть, чужие оценки мешают ей объективно судить?

Однако, вспомнив об изолированности острова Котлик и о том, что она выполняет свой долг, Лючия успокоилась.

Лучше иметь дело с умным негодяем, чем со сворой безумных ведьм.

Но перед Лючией стояла ещё одна проблема: она больше не могла выносить тёмные комнаты, вечно горящие свечи и море, которое можно было увидеть только под палящим солнцем.

Игнатиус по-прежнему отказывался выходить на улицу или открывать окна, поэтому ей пришлось искать другие варианты.

В этом доме со 144 комнатами наверняка найдётся что-нибудь интересное.

— Игнатиус, у тебя есть какое-нибудь секретное место? — робко спросила Лючия, почувствовав, что их отношения стали немного ближе.

— Что это?

— Комната, о которой знают только избранные. Маленькая и укромная, где можно провести целый день, играя в пазлы или словесные игры. И хранить там свою коллекцию.

— Ты имеешь в виду коллекционную комнату?

— Зависит от того, что ты коллекционируешь.

— Золотые слитки, бриллианты, драгоценности, картины, чучела животных, антиквариат… — перечислял Игнатиус, словно зачитывал меню.

— Я так и знала, — Лючия со знающим видом покачала головой и перебила его: — Мне нужно не такое место. Мне нужно место, где можно хранить камешки и интересные книги.

Игнатиус подпёр голову рукой, словно рисуя в уме план поместья, и, немного подумав, сказал:

— Под лестницей есть кладовка, которой никто не пользуется. Зачем тебе такое место?

— Ты не хочешь выйти на улицу и насладиться простором и голубым небом, поэтому тебе остаётся только ощущать тьму в замкнутом пространстве.

— Почему тьму нужно ощущать в замкнутом пространстве?

— Потому что маленькое пространство лучше всего подчёркивает очарование ночи. Эх, если бы ты захотел, ты бы понял. Но я думаю, лучше всего ощущать это вместе, чтобы понять и величие солнечного света, и то, как ночь формирует вещи.

К её удивлению, на этот раз Игнатиус согласился:

— Тогда пойдём.

— Сейчас?

Слово — не воробей. Лючия не могла отступить и пошла вместе с ним, обдумывая по дороге, как снова пробудить в нём интерес к острову.

Для Лючии, несмотря на всю мрачность, темноту и пустоту этого места, в нём всё же чувствовалась какая-то ашеровская меланхолия и печаль. Но для Игнатиуса время смыло всё то, что могло вызвать сильные и первобытные эмоции, и остров стал для него просто пустынным, безжизненным местом.

Когда она, надев шляпу, спустилась вниз, Игнатиус как раз застёгивал пуговицы на рукавах-жиго своего серебристо-серого жилета.

Он переоделся в более изысканную одежду и собрал свои обычно растрёпанные волосы, позволив им свободно ниспадать по линии шеи и плеч.

В свете свечей на его одежде был отчётливо виден узор, переливающийся, словно сияние Белого Древа Времени.

Она не понимала, почему он так официально, даже чопорно, оделся, находясь в собственном доме. Словно выход на улицу был для него чем-то невероятно важным.

В мае послеполуденное солнце уже теряло свою силу. Холодный морской ветер дул не переставая, заставляя колокольчики на двери тихонько звенеть.

Лючия следовала за Игнатиусом, избегая суетящихся слуг, прошла через заброшенный сад за домом и нашла небольшую калитку, скрытую в густых зарослях. Они покинули огромное и пустое поместье.

Это напомнило ей о прошлом.

— Моя подруга после замужества тоже жила в таком поместье. Она всё время хотела куда-нибудь выбраться. Когда меня приняли в Университет Квамес, я поехала к ней в гости и тайком вытащила её погулять по магазинам.

— Тебя потом, наверное, отругали, — сказал Игнатиус.

— Да, — с грустью ответила Лючия. — После этого мне запретили приходить к ней. Её муж сказал, что она больше не может вести себя как ребёнок и играть со мной. Странно, люди словно взрослеют в одночасье.

Они вошли в лес за поместьем. Густые кроны деревьев скрывали солнце, пропуская лишь редкие золотые лучи. Земля была усыпана опавшими листьями, которые шуршали под ногами, словно смятая фольга.

Лючии стало весело. Она приподняла юбку и стала разбрасывать листья ногами, продвигаясь вперёд.

Даже под слоем сухих листьев пробивалась жизнь. Жёлтые полевые цветы, словно звёзды, мерцали на ветру.

Она радостно обернулась к Игнатиусу, который шёл следом:

— Наверное, нужно много времени, чтобы обойти весь остров.

— Да, — ответил Игнатиус.

Лючии показалось, что с тех пор, как они вышли из поместья, он был рассеян и не смотрел на неё во время разговора.

Они немного поговорили, но, к удивлению Лючии, их разговор был даже короче, чем в темноте библиотеки. Игнатиус вёл себя очень странно, нарочито холодно, словно намеренно противопоставляя себя её энтузиазму. Она даже боялась спросить, почему он не хотел выходить из дома.

Но вскоре её мысли переключились на другое.

Окружённая туманной зеленью, она чувствовала, как её поглощает пламя жизни, заставляя её полностью погрузиться в созерцание природы. Она шептала чьи-то стихи.

Игнатиус молча слушал её бормотание, которое временами заглушали шаги, и не возражал против того, что она забыла о нём.

Вдруг она замолчала, её взгляд перестал блуждать по листьям, она прищурилась, глядя на золотые лучи, пробивающиеся сквозь листву, и, словно кошка, потянулась. Через некоторое время она произнесла:

— Вот это жизнь!

— Через какое-то время ты так думать не будешь, — безрадостно ответил Игнатиус.