Глава 18

Другая комната в замке.

ВходяткорольиЛаэрт.

Теперь, мое скрепляя оправданье,Ты должен в сердце взять меня как друга,Затем что сам разумным ухом слышал,Как тот, кем умерщвлен был твой отец,Грозил и мне.

Нет спора; но скажите,Зачем вы не преследовали этихСтоль беззаконных и преступных действий,Как требуют того благоразумьеИ безопасность?

О, по двум причинам,По-твоему, быть может, очень слабым,Но мощным для меня. Мать, королева,Живет его лишь взором; я же сам —Заслуга ль то, иль бедствие, не знаю —Так связан с нею жизнью и душой,Что, как звезда в своем лишь ходит круге,Я с ней во всем. Другое основаньеНе прибегать к открытому разбору —Любовь к нему простой толпы; она,Его вину топя в своем пристрастье,Как тот родник, где ветви каменеют,Его оковы обратит в узор;И, слишком легкие в столь шумном ветре,Вернутся к луку пущенные стрелы,Не долетев туда, куда я метил.

Итак, погиб отец мой благородный;В мрак безнадежный ввержена сестра,Чьи совершенства — если может вспятьИдти хвала — бросали вызов векуС высот своих. Но месть моя придет.

Спи без тревог; мы не настолько тупы,Чтобы, когда опасность нас хватаетЗа бороду, считать, что это вздор.Ждать новостей недолго; твой отецБыл дорог мне; себе же всякий дорог;И, я надеюсь, ты рассудишь сам...Входитгонецс письмами.В чем дело?

Входитгонецс письмами.

Письма, государь, от принца;Одно для вас, другое — королеве.

От принца? Кто принес их?

МорякиКак будто, государь; я сам не видел;Мне дал их Клавдио; он получил ихОт тех, кто их принес.

Лаэрт, ты слушай. —(Гонцу.)Оставь нас.Гонецуходит.

Гонецуходит.

Что это значит? Или все вернулись?Иль здесь обман, и это все не так?

Вы узнаете руку?

То почерк принца Гамлета. «Нагим»!А здесь, в приписке, сказано: «один»!Ты можешь объяснить?

Я сам теряюсь. Но пускай придет;Мне согревает горестную душу,Что я могу сказать ему в лицо:«То сделал ты».

Раз это так, Лаэрт(Хоть как же так? А впрочем, что ж другого?),Дай мне вести тебя.

Да, государь;Но только если ваша цель — не мир.

Мир для тебя. Раз он теперь вернулся,Прервав свой путь, и продолжать егоНе хочет больше, я его толкнуНа подвиг, в мыслях у меня созревший,В котором он наверное падет;И смерть его не шелохнет упрека;Здесь даже мать не умысел увидит,А просто случай.

Государь, я с вами;Особенно когда бы вы избралиМеня своим орудьем.

Так и будет.Тебя заочно здесь превозносилиПри Гамлете за качество, которымТы будто блещешь; все твои дарыВ нем зависти такой не пробудили,Как этот дар, по-моему, не первыйПо важности.

Какой же это дар?

На шляпе юности он только лента,Хоть нужная; ведь юности к лицуБеспечная и легкая одежда,Как зрелым летам — сукна и меха,С их строгой величавостью. Здесь был,Тому два месяца, один нормандец;Я видел сам и воевал французов;Им конь — ничто; но этот молодецБыл прямо чародей; к седлу припаян,Он чудеса с конем творил такие,Как будто сам наполовину сроссяС прекрасным зверем. Все, что мог я в мысляхВообразить по части ловкой прыти,Он превзошел.

И это был нормандец?

Нормандец.

Ручаюсь головой, Ламонд.

Он самый.

Я с ним знаком; то в самом деле перлИ украшение всего народа.

Он о тебе призналсяИ дал такой блистательный отчетВ твоем искусстве мастерской защиты,Особенно рапирой, что воскликнул:То было бы невиданное дело —С тобой сравняться в силе; их бойцыТеряют, мол, глаз, и отпор, и натиск,Когда ты бьешься с ними. Этот отзывТакую зависть в Гамлете разлил,Что он лишь одного просил и жаждал:Чтоб ты вернулся и сразился с ним.Отсюда...

Что отсюда, государь?

Лаэрт, тебе был дорог твой отец?Иль, может, ты, как живопись печали,Лик без души?

К чему такой вопрос?

Не стану спорить: ты любил отца;Но, знаю сам, любовью правит время,И вижу на свидетельстве примеров,Как временем огонь ее притушен.Таится в самом пламени любвиКак бы нагар, которым он глушится;Равно благим ничто не пребывает,И благость, дорастя до полноты,От изобилья гибнет; делать надо,Пока есть воля; потому что воляИзменчива, и ей помех не меньше,Чем случаев, и языков, и рук,И «надо» может стать как трудный вздох,Целящий с болью. Но коснемся язвы:Принц возвратился; чем же ты докажешь,Что ты и впрямь сын твоего отца?

Ему я в церкви перережу горло.

Да, для убийства нет святой защиты,И месть преград не знает. Но, Лаэрт,Чтоб так случилось, оставайся дома.Принц, возвратясь, узнает, что ты здесь;Мы примемся хвалить твое искусствоИ славу, данную тебе французом,Покроем новым лоском; мы сведем васИ выставим заклады; он, беспечный,Великодушный, чуждый всяким козням,Смотреть не станет шпаг, и ты легкоИль с небольшой уловкой можешь выбратьНаточенный клинок и, метко выпав,Ему отплатишь за отца.

Согласен;И я при этом смажу мой клинок.У знахаря купил я как-то мазь,Столь смертную, что если нож смочить в нейИ кровь пустить, то нет такой припаркиИз самых редких трав во всей подлунной,Чтобы спасти того, кто оцарапан.Я этим ядом трону лезвеё,И если я хоть чуть задену принца,То это смерть.

Все это надо взвесить:Когда и как мы действовать должны.Коль так не выйдет и затея нашаПроглянет сквозь неловкую игру,Нельзя и начинать; наш замысел надоСкрепить другим, который устоял бы,Коли взорвется этот. — Дай подумать!..За вас мы будем биться об заклад...Нашел:Когда в движенье вы разгорячитесь —Для этого ты выпадай смелей —И он попросит пить, то будет кубокГотов заранее; чуть он пригубит,Хотя б он избежал отравной раны, —Все будет кончено. Стой, что за шум?Входиткоролева.А, королева!

Входиткоролева.

Идет за горем горе по пятам,Спеша на смену. — Утонула вашаСестра, Лаэрт.

Как! Утонула? Где?

Есть ива над потоком, что склоняетСедые листья к зеркалу волны;Туда она пришла, сплетя в гирляндыКрапиву, лютик, ирис, орхидеи, —У вольных пастухов грубей их кличка,Для скромных дев они — персты умерших;Она старалась по ветвям развеситьСвои венки; коварный сук сломался,И травы и она сама упалиВ рыдающий поток. Ее одежды,Раскинувшись, несли ее, как нимфу;Она меж тем обрывки песен пела,Как если бы не чуяла бедыИли была созданием, рожденнымВ стихии вод; так длиться не могло,И одеянья, тяжело упившись,Несчастную от звуков увлеклиВ трясину смерти.

Значит, утонула!

Да, утонула, утонула.

Офелия, тебе довольно влаги,И слезы я сдержу; однако все жеМы таковы: природа чтит обычайНазло стыду; излив печаль, я стануОпять мужчиной. — Государь, прощайте.Я полон жгучих слов, но плач мой глупыйИх погасил.(Уходит.)

Идем за ним, Гертруда.С каким трудом я укротил в нем ярость!Теперь, боюсь, она возникнет вновь.Идем за ним.