Площадка.
ВходятГамлет,ГорациоиМарцелл.
Как воздух щиплется: большой мороз.
Жестокий и кусающий воздух.
Который час?
Должно быть, скоро полночь.
Уже пробило.
Да? Я не слышал; значит, близко время,Когда виденье примется бродить.Трубные звуки и пушечный выстрел за сценой.Что это значит, принц?
Трубные звуки и пушечный выстрел за сценой.
Король сегодня тешится и кутит,За здравье пьет и кружит в бурном плясе;И чуть он опорожнит кубок с рейнским,Как гром литавр и труб разносит вестьОб этом подвиге.
Таков обычай?
Да, есть такой;По мне, однако, — хоть я здесь родилсяИ свыкся с нравами, — обычай этотПохвальнее нарушить, чем блюсти.Тупой разгул на запад и востокПозорит нас среди других народов;Нас называют пьяницами, кличкиДают нам свинские; да ведь и вправду —Он наши высочайшие делаЛишает самой сердцевины славы.Бывает и с отдельными людьми,Что если есть у них порок врожденный —В чем нет вины, затем что естествоСвоих истоков избирать не может, —Иль перевес какого-нибудь свойства,Сносящий прочь все крепости рассудка,Или привычка слишком быть усерднымВ старанье нравиться, то в этих людях,Отмеченных хотя б одним изъяном,Пятном природы иль клеймом судьбы,Все их достоинства — пусть нет им счетаИ пусть они, как совершенство, чисты, —По мненью прочих, этим недостаткомУже погублены: крупица злаВсе доброе проникнет подозреньемИ обесславит.
Принц, смотрите: вот он!
Да охранят нас ангелы господни! —Блаженный ты или проклятый дух,Овеян небом иль геенной дышишь,Злых или добрых умыслов исполнен, —Твой образ так загадочен, что яК тебе взываю: Гамлет, повелитель,Отец, державный Датчанин, ответь мне!Не дай сгореть в неведенье, скажи,Зачем твои схороненные костиРаздрали саван свой; зачем гробница,В которой был ты мирно упокоен,Разъяв свой тяжкий мраморный оскал,Тебя извергла вновь? Что это значит,Что ты, бездушный труп, во всем железеВступаешь вновь в мерцание луны,Ночь исказив; и нам, шутам природы,Так жутко потрясаешь естествоМечтой, для наших душ недостижимой?Скажи: зачем? К чему? И что нам делать?
Он манит вас последовать за ним,Как если бы хотел сказать вам что-тоНаедине.
Смотрите, как учтивоОн вас зовет поодаль отойти;Но вы с ним не идите.
Ни за что.
Не отвечает; ну, так я иду.
Не надо, принц.
Зачем? Чего бояться?Мне жизнь моя дешевле, чем булавка;А что он сделает моей душе,Когда она бессмертна, как и он?Меня он снова манит; я иду.
Что если вас он завлечет к волнеИль на вершину грозного утеса,Нависшего над морем, чтобы тамПринять какой-нибудь ужасный облик,Который в вас низложит власть рассудкаИ ввергнет вас в безумие? Останьтесь;Там поневоле сами возникаютОтчаянные помыслы в мозгуУ тех, кто с этой кручи смотрит в мореИ слышит, как оно ревет внизу.
Он манит вновь. — Иди; я за тобой.
Нет, принц, вы не пойдете.
Руки прочь!
Нельзя, одумайтесь.
Мой рок взывает,И это тело в каждой малой жилкеПолно отваги, как Немейский лев.Призрак манит.Он все зовет? — Пустите. Я клянусь,Сам станет тенью, кто меня удержит;Прочь, говорю! — Иди; я за тобой.
Призрак манит.
Он одержим своим воображеньем,
Идем за ним; нельзя оставить так.
Идем. — Чем может кончиться все это?
Подгнило что-то в Датском государстве.
Всем правит небо.
Все ж таки идем.
(Нет комментариев)
|
|
|
|