Парадная зала в замке.
Трубы. Входяткороль,королева,Гамлет,Полоний,Лаэрт,Вольтиманд,Корнелий,вельможиислуги.
Смерть нашего возлюбленного братаЕще свежа, и подобает намНесть боль в сердцах и всей державе нашейНахмуриться одним челом печали,Однако разум поборол природу,И, с мудрой скорбью помня об умершем,Мы помышляем также о себе.Поэтому сестру и королеву,Наследницу воинственной страны,Мы, как бы с омраченным торжеством —Одним смеясь, другим кручинясь оком,Грустя на свадьбе, веселясь над гробом,Уравновесив радость и унынье, —В супруги взяли, в этом опираясьНа вашу мудрость, бывшую нам вольнойПособницей. За все — благодарим.Теперь другое: юный Фортинбрас,Ценя нас невысоко или мысля,Что с той поры, как опочил наш брат,Пришло в упадок наше королевство,Вступил в союз с мечтой самолюбивойИ неустанно требует от насВозврата тех земель, что в обладаньеЗаконно принял от его отцаНаш достославный брат. То про него.Теперь про нас и про собранье наше.Здесь дело таково: мы просим этимПисьмом Норвежца, дядю Фортинбраса,Который, немощный, едва ль что слышалО замыслах племянника, пресечьЕго шаги, затем что и наборыИ все снабженье войск обременяютЕго же подданных; и мы хотим,Чтоб ты, мой Вольтиманд, и ты, Корнелий,Свезли посланье старому Норвежцу,Причем мы вам даем не больше властиВ переговорах с королем, чем здесьДозволено статьями. Добрый путь.Поспешностью отметьте ваше рвенье.
Здесь, как во всем, мы явим наше рвенье.
Мы в том не сомневались; добрый путь. —ВольтимандиКорнелийуходят.А ты, Лаэрт, что нам расскажешь ты?О чем ты нас хотел просить, Лаэрт?Пред Датчанином голос твой напрасноНе прозвучит. Что мог бы ты желать,Чего бы сам тебе не предложил я?Не так родима сердцу голова,Не так рука услужлива устам,Как датский скипетр твоему отцу.Что б ты хотел, Лаэрт?
ВольтимандиКорнелийуходят.
Мой государь,Дозвольте мне во Францию вернуться;Хотя оттуда я и прибыл самИсполнить долг при вашей коронации,Но, сознаюсь, теперь мои надеждыИ помыслы опять назад стремятсяИ ждут, склонясь, от вас соизволенья.
А как отец? Что говорит Полоний?
Он долго докучал мне, государь,Настойчивыми просьбами, покаЯ не скрепил их нехотя согласьем.Я вас прошу, дозвольте ехать сыну.
Что ж, в добрый час, Лаэрт; твоим будь время,И трать его по мере лучших сил! —А ты, мой Гамлет, мой племянник милый...
Племянник — пусть; но уж никак не милый.
Ты все еще окутан прежней тучей?
О нет, мне даже слишком много солнца.
Мой милый Гамлет, сбрось свой черный цвет,Взгляни как друг на датского владыку.Нельзя же день за днем, потупя взор,Почившего отца искать во прахе.То участь всех: все жившее умретИ сквозь природу в вечность перейдет.
Да, участь всех.
Так что ж в его судьбеСтоль необычным кажется тебе?
Мне кажется? Нет, есть. Я не хочуТого, что кажется. Ни плащ мой темный,Ни эти мрачные одежды, мать,Ни бурный стон стесненного дыханья,Нет, ни очей поток многообильный,Ни горем удрученные чертыИ все обличья, виды, знаки скорбиНе выразят меня; в них только то,Что кажется и может быть игрою;То, что во мне, правдивей, чем игра;А это все — наряд и мишура.
Весьма отрадно и похвально, Гамлет,Что ты отцу печальный платишь долг;Но и отец твой потерял отца;Тот — своего; и переживший призванСыновней верностью на некий срокК надгробной скорби; но являть упорствоВ строптивом горе будет нечестивымУпрямством; так не сетует мужчина;То признак воли, непокорной небу,Души нестойкой, буйного ума,Худого и немудрого рассудка.Ведь если что-нибудь неотвратимоИ потому случается со всеми,То можно ль этим в хмуром возмущеньиТревожить сердце? Это грех пред небом,Грех пред усопшим, грех пред естеством,Противный разуму, чье наставленьеЕсть смерть отцов, чей вековечный кличОт первого покойника доныне:«Так должно быть». Тебя мы просим, бросьБесплодную печаль, о нас помыслиКак об отце; пусть не забудет мир,Что ты всех ближе к нашему престолуИ я не меньшей щедростью любви,Чем сына самый нежный из отцов,Тебя дарю. Что до твоей заботыВернуться для ученья в Виттенберг,Она с желаньем нашим в расхожденьи.И я прошу тебя, склонись остатьсяЗдесь, в ласке и в утехе наших взоров,Наш первый друг, наш родич и наш сын.
Пусть мать тебя не тщетно просит, Гамлет;Останься здесь, не езди в Виттенберг.
Сударыня, я вам во всем послушен.
Вот любящий и милый нам ответ;Будь здесь, как мы. — Сударыня, идемте;В согласья принца, вольном и радушном, —Улыбка сердцу; в знак чего сегодняНа всякий ковш, что Датчанин осушит,Большая пушка грянет в облака,И гул небес над королевской чашейЗемным громам откликнется. — Идем.
О, если б этот плотный сгусток мясаРастаял, сгинул, изошел росой!Иль если бы предвечный не уставилЗапрет самоубийству! Боже! Боже!Каким докучным, тусклым и ненужнымМне кажется все, что ни есть на свете!О, мерзость! Это буйный сад, плодящийОдно лишь семя; дикое и злоеВ нем властвует. До этого дойти!Два месяца, как умер! Меньше даже.Такой достойнейший король! Сравнить их —Феб и сатир. Он мать мою так нежил,Что ветрам неба не дал бы коснутьсяЕе лица. О небо и земля!Мне ль вспоминать? Она к нему тянулась,Как если б голод только возрасталОт насыщения. А через месяц —Не думать бы об этом! Бренность, тыЗовешься: женщина! — и башмаковНе износив, в которых шла за гробом,Как Ниобея, вся в слезах, она —О боже, зверь, лишенный разуменья,Скучал бы дольше! — замужем за дядей,Который на отца похож не боле,Чем я на Геркулеса. Через месяц!Еще и соль ее бесчестных слезНа покрасневших веках не исчезла,Как вышла замуж. Гнусная поспешность —Так броситься на одр кровосмешенья!Нет и не может в этом быть добра. —Но смолкни, сердце, скован мой язык!
Привет вам, принц!
Я очень рад вас видеть. —Горацио? Или я сам не я.
Он самый, принц, и бедный ваш слуга.
Мой добрый друг; пусть то взаимно будет.Но почему же вы не в Виттенберге? —Марцелл?
Мой добрый принц...
Я очень рад вас видеть.(К Бернардо.)Добрый вечер. —Так почему же вы не в Виттенберге?
По склонности к безделью, добрый принц.
Мне этого и враг ваш не сказал бы,И слух мой не насилуйте и вы,Чтоб он поверил вашему изветуНа самого себя; вы не бездельник.Но что у вас за дело в Эльсиноре?Пока вы здесь, мы вас научим пить.
Я плыл на похороны короля.
Прошу тебя, без шуток, друг-студент;Скорей уже — на свадьбу королевы.
Да, принц, она последовала быстро.
Расчет, расчет, приятель! От поминокХолодное пошло на брачный стол.О, лучше бы мне встретился в раюМой злейший враг, чем этот день,Горацио! Отец!.. Мне кажется, его я вижу.
Где, принц?
В очах моей души, Горацио.
Его я помню; истый был король.
Он человек был, человек во всем;Ему подобных мне уже не встретить.
Мой принц, он мне явился нынче ночью.
Явился? Кто?
Король, отец ваш.
Мой отец, король?
На миг умерьте ваше изумленьеИ слушайте, что я вам расскажу,В свидетели взяв этих офицеров,Об этом диве.
Ради бога, да.
Две ночи кряду эти офицеры,Бернардо и Марцелл, неся дозор,В безжизненной пустыне полуночиВидали вот что. Некто, как отец ваш,Вооруженный с ног до головы,Является и величавым шагомПроходит мимо. Трижды он прошелПред их замершим от испуга взором,На расстоянии жезла; они же,Почти что в студень обратясь от страха,Стоят, храня безмолвье. Это мнеОни поведали под страшной тайной.На третью ночь я с ними был на страже;И, как они сказали, в тот же часИ в том же виде, подтвердив все точно,Явилась тень. Я помню короля:Так схожи две руки.
Где ж это было?
Принц, на площадке, где мы сторожим.
Вы с ним не говорили?
Говорил,Но он не отвечал; хотя однаждыОн поднял голову, и мне казалось,Как будто он хотел заговорить;Но в этот самый миг запел петух;При этом звуке он метнулся быстроИ стал невидим.
Это очень странно.
Как то, что я живу, принц, это правда,И мы считали предписаньем долгаСказать вам это.
Да-да, конечно, только я смущен.Сегодня кто на страже? Вы?
Да, принц.
Вооружен, сказали вы?
Да, принц.
От головы до ног?
От пят до темя.
Так вы не видели его лица?
Нет, как же, принц; он шел, подняв забрало.
Что, он смотрел угрюмо?
В лице была скорей печаль, чем гнев.
И бледен, иль багров?
Нет, очень бледен.
И смотрел на вас?
Да, пристально.
Жаль, что я не был там.
Он ужаснул бы вас.
Весьма возможно. И он долго пробыл?
Вы счесть могли бы до ста не спеша.
Нет, дольше, дольше.
При мне не дольше.
Борода седая?
Такая, как я видел у живого, —Чернь с серебром.
Сегодня буду с вами;Быть может, вновь придет он.
Я ручаюсь.
И если вновь он примет вид отца,Я с ним заговорю, хоть ад разверзнись,Веля, чтоб я умолк. Прошу вас всех —Как до сих пор об этом вы молчали,Так вы и впредь храните это в тайнеИ, что бы ни было сегодня ночью,Всему давайте смысл, но не язык;Я за любовь вам отплачу. Прощайте;Так я приду в двенадцатом часуК вам на площадку.
Принц, наш долг примите.
Приму любовь, а вы — мою; прощайте.Все, кроме Гамлета, уходят.Дух Гамлета в оружье! Дело плохо;Здесь что-то кроется. Скорей бы ночь!Терпи, душа; изобличится зло,Хотя б от глаз в подземный мрак ушло.(Уходит.)
Все, кроме Гамлета, уходят.
(Нет комментариев)
|
|
|
|