Глава 11

Комната королевы.

ВходяткоролеваиПолоний.

Сейчас придет он. Будьте с ним построже;Скажите, что он слишком дерзко шутит,Что вы его спасли, став между нимИ грозным гневом. Я укроюсь тут.Прошу вас, будьте круты.

Мать, мать, мать!

Я вам ручаюсь; за меня не бойтесь.Вы отойдите; он идет, я слышу.Полонийпрячется за ковром.ВходитГамлет.

Полонийпрячется за ковром.

ВходитГамлет.

В чем дело, мать, скажите?

Сын, твой отец тобой обижен тяжко.

Мать, мой отец обижен вами тяжко.

Не отвечайте праздным языком.

Не вопрошайте грешным языком.

Что это значит, Гамлет?

Что вам надо?

Вы позабыли, кто я?

Нет, клянусь.Вы королева, дядина жена;И — о, зачем так вышло! — вы мне мать.

Так пусть же с вами говорят другие.

Нет, сядьте; вы отсюда не уйдете,Пока я в зеркале не покажу вамВсе сокровеннейшее, что в вас есть.

Что хочешь ты? Меня убить ты хочешь?О, помогите!

Эй, люди! Помогите, помогите!

Что? Крыса?(Пронзает ковер.)Ставлю золотой, — мертва!

Меня убили!(Падает и умирает.)

Боже, что ты сделал?

Я сам не знаю; это был король?

Что за кровавый и шальной поступок!

Немногим хуже, чем, в грехе проклятом,Убив царя, венчаться с царским братом.

Убив царя?

Да, мать, я так сказал.(Откидывает ковер и обнаруживает Полония.)Ты, жалкий, суетливый шут, прощай!Я метил в высшего; прими свой жребий;Вот как опасно быть не в меру шустрым. —Рук не ломайте. Тише! Я хочуЛомать вам сердце; я его сломаю,Когда оно доступно проницанью,Когда оно проклятою привычкойНасквозь не закалилось против чувств.

Но что я сделала, что твой языкСтоль шумен предо мной?

Такое дело,Которое пятнает лик стыда,Зовет невинность лгуньей, на челеСвятой любви сменяет розу язвой;Преображает брачные обетыВ посулы игрока; такое дело,Которое из плоти договоровИзъемлет душу, веру превращаетВ смешенье слов; лицо небес горит;И эта крепь и плотная громадаС унылым взором, как перед Судом,Скорбит о нем.

Какое ж это дело,Чье предваренье так гремит и стонет?

Взгляните, вот портрет, и вот другой,Искусные подобия двух братьев.Как несравненна прелесть этих черт;Чело Зевеса; кудри Аполлона;Взор, как у Марса, — властная гроза;Осанкою — то сам гонец МеркурийНа небом лобызаемой скале;Поистине такое сочетанье,Где каждый бог вдавил свою печать,Чтоб дать вселенной образ человека.То был ваш муж. Теперь смотрите дальше.Вот ваш супруг, как ржавый колос, насмертьСразивший брата. Есть у вас глаза?С такой горы пойти в таком болотеИскать свой корм! О, есть у вас глаза?То не любовь, затем что в ваши годыРазгул в крови утих, — он присмирелИ связан разумом; а что за разумСравнит то с этим? Чувства есть у вас,Раз есть движенья; только эти чувстваРазрушены; безумный различил бы,И, как бы чувства ни служили бреду,У них бы все ж явился некий выборПеред таким несходством. Что за бесЗапутал вас, играя с вами в жмурки?Глаза без ощупи, слепая ощупь,Слух без очей и рук, нюх без всего,Любого чувства хилая частицаТак не сглупят.О стыд! Где твой румянец? Ад мятежный,Раз ты бесчинствуешь в костях матроны,Пусть пламенная юность чистоту,Как воск, растопит; не зови стыдом,Когда могучий пыл идет на приступ,Раз сам мороз пылает и рассудокСлучает волю.

О, довольно, Гамлет:Ты мне глаза направил прямо в душу,И в ней я вижу столько черных пятен,Что их ничем не вывести.

Нет, житьВ гнилом поту засаленной постели,Варясь в разврате, нежась и любясьНа куче грязи...

О, молчи, довольно!Ты уши мне кинжалами пронзаешь.О, пощади!

Убийца и холоп;Смерд, мельче в двадцать раз одной десятойТого, кто был вам мужем; шут на троне;Вор, своровавший власть и государство,Стянувший драгоценную коронуИ сунувший ее в карман!

Довольно!

Король из пестрых тряпок...ВходитПризракСпаси меня и осени крылами,О воинство небес! — Чего ты хочешь,Блаженный образ?

ВходитПризрак

Горе, он безумен!

Иль то упрек медлительному сынуЗа то, что, упуская страсть и время,Он не свершает страшный твой приказ?Скажи!

Не забывай. Я посетил тебя,Чтоб заострить притупленную волю.Но, видишь, страх сошел на мать твою.О, стань меж ней и дум ее бореньем;Воображенье мощно в тех, кто слаб;Заговори с ней, Гамлет.

Что с вами, госпожа?

Ах, что с тобой,Что ты глаза вперяешь в пустотуИ бестелесный воздух вопрошаешь?Из глаз твоих твой дух взирает дико;И, словно полк, разбуженный тревогой,Твои как бы живые волосаПоднялись и стоят. О милый сын,Пыл и огонь волненья окропиСпокойствием холодным. Что ты видишь?

Его, его! Смотрите, как он бледен!Его судьба и вид, воззвав к каменьям,Растрогали бы их. — О, не смотри;Твой скорбный облик отвратит меняОт грозных дел; то, что свершить я должен,Свой цвет утратит: слезы вместо крови!

С кем ты беседуешь?

Вы ничегоНе видите?

Нет, то, что есть, я вижу.

И ничего не слышали?

Нас только.

Да посмотрите же! Вот он, уходит!Отец, в таком же виде, как при жизни!Смотрите, вот, он перешел порог!

То лишь созданье твоего же мозга;В бесплотных грезах умоисступленьеВесьма искусно.

«Умоисступленье»?Мой пульс, как ваш, размеренно звучитТакой же здравой музыкой; не бредТо, что сказал я; испытайте тут же,И я вам все дословно повторю, —А бред отпрянул бы. Мать, умоляю,Не умащайте душу льстивой мазью,Что это бред мой, а не ваш позор;Она больное место лишь затянет,Меж тем как порча все внутри разъестНезримо. Исповедайтесь пред небом,Покайтесь в прошлом, стерегитесь впредьИ плевелы не удобряйте туком.Простите мне такую добродетель;Ведь добродетель в этот жирный векДолжна просить прощенья у порока,Молить согбенно, чтоб ему помочь.

О милый Гамлет, ты рассек мне сердце.

Отбросьте же дурную половинуИ с лучшею живите в чистоте.Покойной ночи; но не спите с дядей.Раз нет ее, займите добродетель.Привычка — это чудище, что гложетВсе чувства, этот дьявол — все же ангелТем, что свершенье благородных делОн точно так же наряжает в платьеВполне к лицу. Сегодня воздержитесь,И это вам невольно облегчитДальнейшую воздержность; дальше — легче;Обычай может смыть чекан природыИ дьявола смирить иль прочь извергнутьС чудесной силой. Так, покойной ночи;Когда возжаждете благословенья,Я к вам за ним приду. — Что до него,(указывая на Полония)То я скорблю: но небеса велели,Им покарав меня и мной его,Чтобы я стал бичом их и слугою.О нем я позабочусь и отвечуЗа смерть его. — Итак, покойной ночи.Из жалости я должен быть жесток;Плох первый шаг, но худший недалек.Еще два слова.

Что должна я делать?

Отнюдь не то, что я сейчас сказал:Пусть вас король к себе в постель заманит;Щипнет за щечку; мышкой назовет;А вы за грязный поцелуй, за ласкуПроклятых пальцев, гладящих вам шею,Ему распутайте все это дело, —Что вовсе не безумен я, а простоХитер безумно. Пусть он это знает;Ведь как прекрасной, мудрой королевеСкрыть от кота, нетопыря, от жабыТакую тайну? Кто бы это мог?Нет, вопреки рассудку и доверью,Взберитесь с клеткою на крышу, птицЛететь пустите и, как та мартышка,Для опыта залезьте в клетку сами,Да и сломайте шею.

О, если речь — дыханье, а дыханьеЕсть наша жизнь, — поверь, во мне нет жизни,Чтобы слова такие продышать.

Я еду в Англию; вам говорили?

Я и забыла; это решено.

Готовят письма; два моих собрата,Которым я, как двум гадюкам, верю,Везут приказ; они должны расчиститьДорогу к западне. Ну что ж, пускай;В том и забава, чтобы землекопаВзорвать его же миной; плохо будет,Коль я не вроюсь глубже их аршином.Чтоб их пустить к луне; есть прелесть в том,Когда две хитрости столкнутся лбом!Вот кто теперь ускорит наши сборы;Я оттащу подальше потроха. —Мать, доброй ночи. Да, вельможа этотТеперь спокоен, важен, молчалив,А был болтливый плут, пока был жив. —Ну, сударь мой, чтоб развязаться с вами... —Покойной ночи, мать.