Глава 1. Пролог. То лето после экзаменов

Летом после окончания средней школы дождей было мало. Небо раскалилось добела, тихо, без пламени, сжигая всё вокруг.

Этим летом Цзян Ду попала в полицейский участок.

Тогда ей оставался месяц до пятнадцатилетия.

Все началось просто: она поехала домой на велосипеде короткой дорогой и в переулке увидела драку — точнее, как группа парней окружила одного, высокого.

Цзян Ду тут же вспомнила, как в детстве, в деревне у дедушки, видела, как стая дворовых собак набрасывается на одну.

Высокий парень взмахнул ногой — очень сильно. Кто-то сзади попытался напасть исподтишка, но он отбросил его резким ударом локтя, и тот упал, застонав от боли.

Однако толпа постепенно брала верх. Цзян Ду, бледнея, увидела, как один из нападавших поднял половину кирпича и замахнулся на голову парня. Тот успел увернуться, но кирпич все же задел висок. Хлынула алая кровь. Неизвестно откуда у Цзян Ду взялась смелость, и она громко крикнула:

— Дядя-полицейский идёт!

Если у истории должно быть начало, то это не распустившееся в небе облако, не гудящий где-то вентилятор и не мчащиеся по своим делам машины на улице. Началом всего стал этот крик: «Дядя-полицейский идёт!».

Плохо было то, что эта ложь лишь на мгновение ошеломила дерущихся. Цзян Ду не поняла, как они догадались, что она соврала, но из-за этой ерунды она сама оказалась втянута в потасовку. С неё сбили заколку, корзинка велосипеда помялась, и от страха даже плач её стал не похож на обычный.

Потом действительно приехала полиция, и всех забрали.

В полицейском участке парни давали показания. Время от времени доносились строгие окрики полицейских. У избитого парня кровь на лице еще не высохла. Он поднял голову, его голос, казалось, плыл в летнем зное, не выдавая никаких эмоций.

— Девочка, помогать другим тоже нужно с умом, понимаешь? — Полицейский посмотрел на тихую и миловидную Цзян Ду, и его тон стал сочувствующим.

Ей стало неловко плакать дальше. Она лишь поджала губы, сдерживая слезы, и краем глаза поймала взгляд парня — совершенно неблагодарный.

Нападавшие оказались студентами ПТУ, их подозревали в вымогательстве.

Затем потребовалось вызвать родителей.

Когда её спросили о родителях, Цзян Ду робко попросила полицейского не звонить бабушке и дедушке, уверяя, что сможет вернуться домой сама.

За окном какой-то добрый дядя уже чинил её сломанный велосипед.

Во дворе у раковины парень промывал рану на виске холодной водой из-под крана. Он наклонился, его спина изогнулась тонкой дугой.

Цзян Ду смотрела на него через стекло, словно на другой, ясный мир. Когда парень поднял голову, он тоже увидел её. Они не обменялись ни словом. Цзян Ду тут же отвела взгляд. Ладонь горела — на самом деле, ссадина на ней тоже сильно болела.

Она достала из кармана юбки пачку бумажных салфеток.

Салфетки слегка отсырели в её руке. Когда Цзян Ду подошла, парень как раз выпрямился. Он был очень высоким, с мокрых волос капала вода, открывая лицо с четкими чертами.

Их взгляды неожиданно встретились. Летний зной обжег сердце.

— Возьми, — она протянула ему салфетки. Её голос был тихим, как молодая весенняя трава.

Парень не взял. Он поднял край футболки и кое-как вытер лицо, его взгляд скользнул мимо неё к фигуре, приближающейся от входа.

Капли воды блестели на его шее в солнечном свете. Выражение лица парня было сдержанным, он стоял неподвижно, на темных бровях все еще висели не стертые капли.

Цзян Ду плотно сжала губы, чувствуя, как горят уши. Она снова убрала салфетки в карман и отошла в сторону.

Только когда высокий мужчина, пришедший за парнем, вошел вместе с ним в кабинет, она медленно подняла голову и несколько раз посмотрела им вслед.

То, что произошло дальше, стало для Цзян Ду полной неожиданностью.

Выйдя за ворота полицейского участка, она присела на корточки, медленно прокручивая педали — ей казалось, что цепь велосипеда как-то заедает.

Именно из-за этой короткой задержки она увидела, как мужчина, забравший парня, резко изменился в лице, едва они отошли. Вся его вежливость, которую он демонстрировал полицейским, исчезла. Он с силой ударил парня по лицу, так что тот пошатнулся. Цзян Ду застыла.

Но на этом избиение не закончилось. Мужчина обрушил на парня свою ярость. В конце концов, парень с кровью во рту, держась за живот, был грубо втолкнут в черную машину.

Это выглядело гораздо серьезнее, чем недавняя драка.

Цзян Ду потеряла дар речи, на её лице отразились невыразимое изумление и страх.

Но перед тем как сесть в машину, парень отчетливо взглянул в её сторону. Всего один взгляд — случайно или нет, сказать было трудно.

В тот момент, когда их взгляды встретились, глаза парня были безразличными и ясными. Он был в ужасном состоянии, но ему, казалось, было все равно, словно побои были чем-то само собой разумеющимся, как дыхание — ни сопротивления, ни боли.

Позже, тем летом, она часто вспоминала этот взгляд.

Её лучшая подруга Ван Цзинцзин иногда ночевала у Цзян Ду, когда её родители уезжали. Лёжа рядом, Ван Цзинцзин дышала ей в ухо горячим воздухом и шептала:

— Мама купила мне бюстгальтер, знаешь? Я больше не ношу маечки, теперь у меня взрослый, как у больших. А у тебя есть?

Лицо Цзян Ду вспыхнуло в темноте. Ван Цзинцзин взяла её руку и осторожно, испытующе, приложила к своей груди. Сердце Цзян Ду забилось.

— Мама сказала, что когда девочки развиваются до определённого момента, пора носить, — продолжала Ван Цзинцзин. — Потрогай, правда? Я же не ты, Принцесса Тайпин Цзян Ду.

Сказав это, она прикрыла рот рукой, хихикая и одновременно поддразнивая. Лицо Цзян Ду покраснело еще сильнее.

— А я твою потрогаю, ладно? — предложила Ван Цзинцзин и, не дожидаясь ответа, быстро коснулась груди Цзян Ду. — Ай! — воскликнула она, прикрывая рот и широко раскрыв глаза. — Ты когда успела?

Цзян Ду натянула на себя шелковое одеяло, сделанное бабушкой в деревне, прикрыв им рот. Её голос прозвучал глухо:

— Я и сама не знаю.

Ван Цзинцзин всё смеялась, но тихо, украдкой, боясь разбудить взрослых в соседней комнате. Её смех напоминал квохтанье запыхавшейся курочки.

Ван Цзинцзин была очень боевой, просто ужас какой бойкой. Она каждый день так строила парней в классе, что те и пикнуть боялись. Особенно доставалось её соседу по парте, Тань Каю. Она хватала его за ухо и требовала дать списать домашнее задание по математике — совершенно бесцеремонно. И вот так, проказничая три года, Ван Цзинцзин умудрилась на удивление хорошо сдать экзамены чжункао и поступить вместе с Цзян Ду в лучшую школу — Мэй Чжун.

Даже Тань Кай сдал хуже неё. Странно, правда? Она каждый день списывала у него домашку, а экзамены сдала лучше? В мире бывают такие несправедливые вещи.

Например, у Ван Цзинцзин месячные начались еще в седьмом классе. А Цзян Ду, которая была старше её на несколько дней, вот-вот должна была пойти в старшую школу, но до сих пор не знала, что такое гигиенические прокладки.

Но, слава богу, после нескольких ночей, проведенных в шепоте с Ван Цзинцзин, однажды утром, прямо перед началом учебы, Цзян Ду обнаружила на простыне красное пятно.

Ван Цзинцзин тут же провела ликбез: повела её выбирать прокладки, научила ими пользоваться и дала кучу наставлений — не простужаться, не есть мороженое... Ворчала, как старая нянька.

В ванной комнате витал слабый запах первых месячных и смутная девичья печаль. Было немного неловко, словно в ладони перекатывали гладкий нефритовый камень с тонким узором.

В это время в городе начались дожди, и они всё шли и шли. Бабушка, увидев мусорную корзину, спросила Цзян Ду, не начались ли у неё месячные. Цзян Ду почему-то стало стыдно. За окном капли дождя падали на листья. Дни тянулись, словно покрытое зеленой патиной медное зеркало, влажность окутывала всё вокруг, создавая резкий контраст с палящим солнцем первой половины лета.

Цзян Ду старательно отстирывала случайные пятна крови с нижнего белья. Она легко смущалась, и бледные пятнышки на белом хлопковом белье, которые никак не отстирывались, были сейчас формой её смущения.

В конце этого лета для юной Цзян Ду по-настоящему начался долгий и запутанный подростковый период.