— Хоть он и не понял, что она сказала, но, видя, как она скалит зубы, даже животом можно было догадаться, что ничего хорошего.
— У меня для тебя всего четыре слова, — хитро сказала она.
— Какие четыре слова? — Эта хитрая девчонка всегда умела привлечь его внимание.
— Обмен, — лукаво улыбнулась она.
— Идет.
— Ты первый.
— Ты мухлюешь! Девчонка, — он покачал головой с горькой усмешкой.
— Я не мухлюю, я просто люблю…
— Просто любишь лгать, — вынес он вердикт.
— Ха! Ладно, раз ты так хорошо меня знаешь, скажу тебе. У меня для тебя только… четыре великих слова: «воспевать твои заслуги».
— Воспевать заслуги? Боже, девчонка, ты ошиблась. Это мне международная ассоциация кино и театра их присудила, а не ты. Ты только укорачиваешь мне жизнь, — на его старом лице снова появилось выражение «и смех, и грех».
— Учитывая, что я могу умереть в любой момент, будь добр, скажи быстрее, — шутить о жизни и смерти было для нее и дяди обычным делом.
— Еэр… — Пиа вдруг охватила грусть.
— Я еще не умерла, не плачь, — улыбнулась она, разгоняя удушливую атмосферу.
Он тут же отбросил тяжелые мысли и шутливо сказал:
— Я просто сказал ему… что ты моя сожительница.
— Что?! — раздался пронзительный визг.
— Чего так кричишь? Он все равно не твой однокурсник, — сказал он с полной уверенностью в своей правоте.
— О, Боже! — Она закатила глаза. Вот уж несчастье в семье!
Он не только не помог ей «удержать» того мужчину, но еще и выставил его за дверь!
— Но у меня есть номер его мобильного, — поддразнил он ее.
— Где он? — Потухший было огонек снова разгорелся.
— Потерял, — сказал он как ни в чем не бывало.
— Потерял?! — снова раздался визг.
— Разве ты не любишь избавляться от посторонних? — нарочно переспросил он.
— Он мой спаситель, — она понуро опустила плечи, как проигравший петух.
— Ты в него влюбилась? — испытующе спросил он.
— Дядя, будь добр, не слишком развивай свое театральное воображение, хорошо? — поспешно возразила она.
— Правда? — Он хитро улыбнулся.
Когда машина въезжала на парковку больницы, он таинственно сказал: — После осмотра я сделаю тебе небольшой подарок в честь того, что ты чудом выжила.
— Какой подарок? — Этот странный дядя ни с того ни с сего проявляет любезность… что-то тут нечисто.
Но он не стал уточнять, лишь легонько похлопал по карману брюк, где лежал листок с именем и контактным телефоном, который Му Фая просил передать Еэр.
Странно было то, что этот парень написал свое имя и телефон, смешав китайские и английские символы.
Единственным английским словом была его фамилия, остальное — на китайском.
Неужели этот человек не боялся, что Еэр не поймет по-китайски?
Китайские дети, родившиеся здесь, в лучшем случае знали несколько фраз на китайском, да и те произносили со странным акцентом. Если бы отец Еэр не настоял на обучении ее китайскому, она, вероятно, как и другие дети-«ABC» (American-born Chinese), ничего бы не знала о родном языке, не говоря уже о письме.
— Дядя… — Хотя она знала, что он напускает туману, ей все равно хотелось узнать.
— Как любил говорить твой покойный отец: «Будда сказал: нельзя говорить». Не потому, что не скажу, а потому, что время еще не пришло.
— Да ладно тебе! Не «не скажу», а «не донесешь»! — Она действительно ничего не могла с ним поделать.
Два часа спустя они вышли из больницы. Доктор Ян, тоже китаец, снова и снова наставлял:
— Мисс, я повторю свои старые слова: больше отдыхайте.
— Есть, слушаюсь, доктор Ян! — Она отсалютовала ему, рассмешив обоих мужчин, но в глубине души им было больно за нее.
Вернувшись в машину, Шекспир достал из кармана карточку: — Это твой подарок.
— Это… — Увидев китайские иероглифы, она вдруг почувствовала благодарность за настойчивость отца.
Отец был традиционным мужчиной, иначе он не стремился бы прославить свою театральную труппу «Наследники Дракона» и китайскую культуру.
Забавно, что он женился на американке, чьи культурные убеждения полностью противоречили его, они узнали друг друга, полюбили… и до самой его смерти он просил ее мать выйти за него замуж и в следующей жизни…
Она надеялась, что однажды сможет вернуться на родину отца — Тайвань.
Она всмотрелась в две строки на карточке:
«Желаю танцующему листу снова взлететь в танце».
Подписью служил номер телефона из десяти китайских иероглифов.
Очевидно, он хотел «поделиться» этим номером только с ней!
Она мгновенно потеряла дар речи…
Что это значит?
— Хочешь позвонить — звони, — Пиа, казалось, разгадал ее колебания.
— Кто сказал, что это номер телефона? — резко возразила она.
— Моя сестра вышла замуж за китайца. Уж распознать иероглифы по картинкам я немного умею.
— Ах… позвонить! — воскликнула она, словно что-то вспомнив.
— О, Боже! Мне же завтра нужно встретиться с издателем, с которым сотрудничала мама перед смертью, но я сейчас в таком виде…
— Отложи встречу, — посоветовал он.
— Угу, — вяло ответила она.
— Давай я позвоню, дай мне номер.
Но она рассеянно протянула Пиа листок, который дал ей Му Фая.
— Фэн Еэр, ты уверена, что это тот издатель? — он с улыбкой посмотрел на листок.
— Эй! — Она смущенно улыбнулась и тут же выхватила листок обратно.
Шекспир покачал головой, заводя машину. — Лучше сначала поедем домой! Как это зима еще не кончилась, а весна уже пришла? — Он намекал на ее зарождающиеся чувства, которые она не хотела признавать.
— Дядя! — запротестовала она.
— Ха! — Он снисходительно рассмеялся.
(Нет комментариев)
|
|
|
|