Три Великие Семьи мира заклинателей — это не какой-то нерушимый союз, а скорее три враждующие стороны.
С того дня, как родился сильнейший Шестиглазый, две другие семьи уже планировали восстание.
Представителем, которого они возвели на пьедестал, стала моя мать — некогда сильнейший заклинатель семьи Годжо.
Помимо проклятий и проклятых духов, за покушениями на Шестиглазого с самого его рождения стояли и «предатели» из семьи Годжо, которые неоднократно испытывали его.
Например, нападение в день первого снега.
В день, когда в поместье Годжо собралось множество заклинателей, покушение могли совершить только члены семьи, присутствовавшие там.
Именно тогда глава семьи Годжо узнал о готовящемся восстании.
Подавление восстания дорого обошлось семье.
Половина людей погибла, многие покинули семью Годжо, и некогда могущественный клан начал приходить в упадок.
И я стала единственной виновной в упадке семьи Годжо.
—
Обо всем этом я узнала позже от других.
Потому что после той ночи я тяжело заболела.
Почти полгода я страдала от высокой температуры и постоянно теряла сознание. В главный дом приглашали многих врачей, но никто не мог меня вылечить.
Редкие моменты, когда я приходила в себя, вызывали переполох. Даже глава семьи приходил ко мне.
В комнате всегда был полумрак, на стенах висели амулеты. Никто не упоминал о событиях той ночи, никто не говорил о моих родителях. Более того, несмотря на то, что в комнате постоянно кто-то был, стояла почти полная тишина.
Я думала, что неплохо было бы прожить всю жизнь в этом забытьи.
Бегство постыдно, но полезно.
Однако в жизни не все идет так, как хочется. В конце концов меня вылечил один старик из Киото.
Самое обидное во всей этой истории то, что этот старик приехал в Токио на конференцию и просто между делом вылечил меня.
Старика звали Ёсинобу Гакуганджи, он был директором Киотского колледжа магии. Он забрал меня в Киото.
Он сказал, что ему поручили позаботиться обо мне.
Семья Годжо не возражала против моего отъезда, а у меня не было права отказаться.
Мне снова предстояло отправиться в незнакомое место, но на этот раз я собирала вещи сама.
Уезжая, я увидела Шестиглазого в окружении людей. Мы шли навстречу друг другу, все ближе и ближе, а затем разошлись.
Когда я обернулась, он просто удалялся.
Мы были словно две пересекающиеся линии, встретившиеся в одной точке, а затем разошедшиеся в противоположных направлениях, все дальше и дальше друг от друга.
—
Жизнь в Киото была нелегкой.
Я жила в доме директора Гакуганджи и училась у частных преподавателей.
Но эти учителя были для меня словно расходный материал — их меняли каждые два-три дня.
Этим людям не везло: кто-то попадал в автомобильную аварию и на полгода выбывал из строя, на кого-то падал цветочный горшок, а один, как говорили, умер, подавившись водой во время романтического ужина со своей девушкой.
Потом я встречалась со многими заклинателями, в том числе из семьи Камо, но чаще из семьи Зенин. Не знаю, пытался ли Гакуганджи с их помощью пробудить во мне проклятую энергию.
Люди из семьи Камо были вежливы, но держались очень официально — при каждой встрече нас разделяло расстояние в несколько татами.
А вот представители семьи Зенин постоянно ругали меня, бранили моего отца за то, что он покинул клан, и манипулировали мной, напоминая о моей родословной и долге перед семьей.
Однажды, когда меня отчитали так, что голова шла кругом, я чуть не наткнулась на молодого человека лет двадцати с небольшим.
Высокий, крепкий, в черной обтягивающей футболке, которая подчеркивала его рельефный пресс, он стоял, прислонившись к стене, и играл небольшим кинжалом. Вид у него был довольно угрожающий.
Сначала на его лице было безразличное выражение, но, увидев меня, он слегка опешил. Затем кинжал в его руке неожиданно сломался пополам, а сам он издал странный звук, похожий то ли на усмешку, то ли на издевку.
На следующий день снова явилась группа людей из семьи Зенин и начала ругаться. На этот раз содержание их тирад немного изменилось: как оказалось, еще один член семьи Зенин сбежал.
Я не запомнила имени этого человека — что-то вроде Тоджи или Шинджи, — но помню, как разъярены были посланники семьи Зенин.
После этого ко мне больше никто не приходил. У меня даже не стало учителя. Директор Гакуганджи организовал для меня онлайн-обучение с неким таинственным человеком, которого я могла только слышать, но не видеть.
Гакуганджи руководил Киотским колледжем магии, и я не видела других членов его семьи — да и вообще почти никого не видела.
Еду мне оставляли у двери три раза в день, бесшумно и незаметно, так что я даже не видела людей.
Хотя я была еще ребенком, я уже понимала, что происходит, и не придавала этому значения.
И все же, когда зимой я ела довольно обильную, но уже остывшую еду, меня посещала грусть от осознания своего положения.
Я немного скучала по жизни в семье Годжо, но понимала, что уже не смогу туда вернуться.
Мне было грустно, потому что, кажется, я немного влюбилась в Шестиглазого.
С самой первой нашей встречи.
(Нет комментариев)
|
|
|
|