Шесть лет спустя.
Прекрасная мелодия, доносившаяся из белого пианино, разливалась по небольшому белоснежному особняку в западноевропейском стиле.
Каждый звук, извлекаемый из черно-белых клавиш, складывался в чарующие ноты. Звук открывающейся двери не помешал музыке. Женщина, вошедшая в комнату, заговорила только после того, как стихли последние аккорды.
— Алиса, ты играешь «Вальс си минор» Шопена все лучше и лучше! Какой прогресс!
— Правда? Приятно слышать вашу похвалу, госпожа Грин, — сказала я, вставая и поворачиваясь к женщине, которая, несмотря на свой возраст, выглядела элегантно и красиво.
Госпожа Грин посмотрела на меня с некоторой нерешительностью, а затем, стиснув зубы, произнесла: — Твоя мать звонила и сказала, что хочет, чтобы ты вернулась в Китай в следующем месяце.
Услышав эти слова, я попыталась сохранить спокойствие и подойти к госпоже Грин, но ноги подкосились, и я начала падать. Инстинктивно я схватилась за пианино, и клавиши издали глухой звук.
— Можно мне не возвращаться?
— Она уже выбрала для тебя университет в Китае.
— Вы же знаете, я могу сама поступить в Лондонский университет.
— Но ты также знаешь, что она хочет, чтобы ты вернулась в Китай. Она хочет сделать из тебя звезду, известную музыкантшу.
— Но мне все это не нужно.
— Ей нужно. Она отправила тебя ко мне, чтобы я хорошо тебя воспитала.
Я беспомощно улыбнулась и снова села за пианино, не глядя на госпожу Грин. — Хорошо, — тихо сказала я. — Я вернусь в следующем месяце.
Даже в Англии я не могла избежать ее контроля.
Мои руки вернулись к клавишам. Не думая ни о чем, я начала быстро играть, все сильнее и сильнее ударяя по клавишам.
Госпожа Грин, услышав отчаяние в моей музыке, бросилась ко мне и остановила меня. — Нет, так нельзя! Пианино — не средство для выплескивания эмоций! Ты испортила прекрасную «К Элизе»! Так играть — значит не уважать музыку. В доме Грин это недопустимо.
Госпожа Грин без ума от музыки, и я не стала ей перечить. Моя печаль — это мое личное дело, и я не имею права вымещать ее на других.
Я перестала терзать «К Элизе» Бетховена и под взглядом госпожи Грин начала играть «Слезы».
Печальная мелодия наполнила комнату. На этот раз это было не выплескивание эмоций, а рассказ.
Как только я закончила играть, у двери раздались аплодисменты. Я обернулась и увидела Энтони.
С легкой улыбкой на лице он подошел ко мне. — Что случилось, Алиса? Почему ты так грустишь? — спросил он, а затем, повернувшись к госпоже Грин, тихо произнес: — Тетя.
Госпожа Грин кивнула ему. — Алиса возвращается в Китай в следующем месяце.
Энтони надул губы. — Похоже, мне тоже придется сыграть «Слезы».
— Почему? — спросила я, не понимая.
— Алиса уезжает, конечно, я буду плакать, — сказал он с печальным выражением лица, изображая слезы в глазах.
Его наигранная печаль рассмешила меня. Увидев мою улыбку, он перестал притворяться и улыбнулся в ответ.
Он сел рядом со мной и положил руки на клавиши. Зазвучала легкая и красивая мелодия.
Он играл не печальные «Слезы», а «К Элизе», которую я только что так безжалостно терзала.
Энтони начал учиться играть на пианино с пяти-шести лет, поэтому он, естественно, играет лучше меня. В каком-то смысле он был моим учителем.
Закончив играть, Энтони повернулся ко мне и с улыбкой сказал: — «К Элизе» для моей прекрасной Алисы. Наилучшие пожелания.
«К Элизе» была первой пьесой, которую я выучила на пианино. Госпожа Грин, зная мою историю, выбрала эту светлую и радостную мелодию, чтобы поприветствовать меня. Она дала мне английское имя Алиса, сказав, что оно означает «счастливая девушка».
Она сказала, что хочет, чтобы я была счастлива.
Затем Энтони пригласил меня на танец, а госпожа Грин села за пианино.
Я не очень люблю танцевать, но госпожа Грин сказала, что каждая леди должна уметь танцевать вальс, поэтому, по ее настоянию, вальс — единственный танец, который я знаю.
Я помню, как в начале обучения я часто спотыкалась на каблуках и наступала партнеру на ноги. Теперь вальс для меня не проблема.
Учил меня вальсу не госпожа Грин, а Энтони.
Помню, когда я только приехала в Англию, тетя У отвезла меня к госпоже Грин. Муж госпожи Грин погиб в авиакатастрофе, а ее сын жил за границей и редко приезжал домой. Чтобы как-то заполнить свое время, она открыла небольшой семейный отель.
Госпожа Грин — преподаватель музыки на пенсии. Она добрая и элегантная женщина с хорошими манерами, поэтому она была очень строга со мной.
Она расписывала мой день по минутам: когда вставать, когда есть, после ужина я должна была два часа играть на пианино, девушкам нельзя выходить одним вечером, в каникулы я должна была проводить полдня за книгами в библиотеке или читальном зале.
Кроме того, я должна была следить за осанкой, ходить грациозно, не разговаривать во время еды и так далее.
Я пыталась сопротивляться ее строгим правилам, но у нее всегда находился способ справиться со мной, как с непослушным учеником.
Но, несмотря на строгость, она была очень добра ко мне. Она переживала, что мне не понравится английская еда, и специально училась готовить китайские блюда. Больше всего меня трогало то, что она сама шила одежду. И мою одежду, и свою она шила своими руками. Этим она очень напоминала мне мою покойную бабушку.
Что касается Энтони, он на год старше меня. Он племянник госпожи Грин, очень талантливый музыкант. Еще в детстве он был довольно известен в Англии, можно сказать, вундеркинд. Сейчас он обладатель множества международных наград и настоящий юный принц пианино.
Мы учились в одной средней школе. Он был старше меня на один класс. Он был моим учителем танцев и, можно сказать, учителем музыки.
— Если будет возможность, я приеду к тебе в Китай. И ты не забывай нас, — тихо сказал Энтони мне на ухо.
Глядя в его синие, как море, глаза, я кивнула. Его золотистые волосы блестели на солнце. — Хорошо, — ответила я. — Я буду помнить.
Я сделала пируэт, и моя юбка взметнулась вверх.
(Нет комментариев)
|
|
|
|