Красавица

Красавица

Провозившись всю ночь, Су Цзыюнь почувствовал упадок сил.

Он опустил взгляд на потерявшую сознание Гу Сянсы, которую нёс на руках, холодно фыркнул и подумал: «Знал бы, не стал бы лезть в это мутное дело. Вот тебе и пожалуйста, прицепилась проблемная малявка, никак не отделаться».

Видя, что уже поздно, Су Цзыюнь отказался от мысли продолжать путь. Он нашёл поблизости постоялый двор и вошёл туда, неся Гу Сянсы на руках.

— О, господин, прошу внутрь! Желаете перекусить или остановиться на ночь? — У слуги на постоялом дворе, казалось, были глаза на затылке.

Едва Су Цзыюнь переступил порог левой ногой, как слуга, стоявший к нему спиной и протиравший стол, тут же обернулся и с широкой улыбкой поспешил навстречу.

Лицо слуги сияло радушием, все морщинки от улыбки собрались вместе, отчего оно на первый взгляд напоминало пухлую белую булочку-баоцзы со складками сверху.

Су Цзыюнь придержал Гу Сянсы одной рукой, а другой достал из-за пазухи лян серебра и бросил слуге, коротко сказав: — Комнату. И ещё одно одеяло.

— Будет сделано! — Слуга проворно перекинул полотенце с руки на плечо и сделал приглашающий жест.

— Господин, прошу сюда, — сказал он, поднимаясь по лестнице наверх.

Войдя в комнату, слуга сначала зажёг свечу. Когда замерцал тусклый огонёк, он с улыбкой сказал: — Господин, подождите немного, я сейчас спущусь и принесу вам одеяло, — после чего вышел.

Дождавшись, пока шаги слуги стихнут вдали, Су Цзыюнь бросил Гу Сянсы на кровать, быстро подошёл к окну и закрыл его. Затем он отломил маленький кусочек воска от свечи, поднёс к носу и тщательно понюхал. Убедившись, что яда нет, он так же внимательно принюхался к чёрному дыму от горящей свечи.

Только удостоверившись в безопасности, он медленно выдохнул, и его напряжённое тело расслабилось.

Слуга быстро принёс одеяло. Уходя, он сказал Су Цзыюню: — Господин, отдыхайте. Если что понадобится, зовите в любое время.

Терпение Су Цзыюня лопнуло. Его и без того суровое лицо помрачнело ещё больше. Он распахнул дверь, вытолкал слугу наружу и тут же заперся.

Затем он расстелил принесённое слугой одеяло на полу и повернулся к кровати.

Су Цзыюнь скрестил руки на груди и, опустив голову, бесстрастно разглядывал лежавшую без сознания Гу Сянсы.

После его слов Гу Сянсы выглядела растерянной и напуганной, словно зверёк, попавший в ловушку охотника и не знающий, куда бежать.

Теперь, при свете свечи, Су Цзыюнь мог лучше разглядеть её черты.

В свете пламени её тонкие, как ивовые листья, брови были слегка нахмурены, а бледное лицо сияло в темноте, словно белый нефрит…

Глядя на бесчувственную Гу Сянсы, Су Цзыюнь вдруг почувствовал, как у него зачесались руки.

Он тут же протянул руку и с силой ущипнул её за нежную щёку.

Лишь увидев, что на щеке остался яркий красный след, он удовлетворённо отдёрнул руку.

Даже Су Цзыюнь, повидавший немало красавиц, вынужден был признать: хоть эта дурочка и очень слаба, но личико у неё довольно милое.

Внезапно нахлынула сонливость, и Су Цзыюнь почувствовал, что голова стала тяжёлой.

Не до разглядывания красавицы при свете лампы, он наклонился, поднял Гу Сянсы и небрежно бросил её на расстеленное на полу одеяло.

Не заботясь о том, ушиблась ли Гу Сянсы, он откинулся назад и упал на кровать.

Почувствовав мягкость одеяла, он невольно тихо вздохнул.

Его тело само собой расслабилось, а сознание, словно дымок от свечи, уплыло неведомо куда.

Гу Сянсы, брошенная на пол, кажется, почувствовала боль — её брови нахмурились ещё сильнее.

В тот же миг Линь Чжии, глядя на луну, всё так же играл на флейте. Звуки флейты были жалобными и протяжными, словно плач или тихая жалоба.

Под тем же лунным светом кто-то радовался, а кто-то печалился.

Что принесёт завтрашний день — неизвестно.